Евгений Белозерцев - Образование. Историко-культурный феномен Страница 36

Из вышесказанного совершенно очевидно одно (и это звучит как приговор): по отношению к образованию можно судить, насколько гражданин патриотичен. Слава Богу, в истории нашего государства есть примеры, когда прогрессивные деятели образования, известные педагоги возвышались до государственно мыслящих граждан России!

В связи с этим чрезвычайно интересна малоизвестная тема о министрах просвещения (образования). А. Цирульников назвал их министрами, которые никому не нужны. Резко? Парадоксально? Справедливо или нет? Советую прочитать его книгу «Из тайных архивов русской школы» (Издательство «Педагогика-Пресс», 1992) с тем, чтобы понять автора и найти ответы на вопросы.

Но и здесь имеется оптимистическая тенденция – некоторые министры отваживались демонстрировать истинную любовь к Отечеству, показывали искреннюю заинтересованность в делах народного образования. Так, граф А. К. Разумовский, будучи министром народного просвещения (исключительный факт), пишет царю письмо, в котором предсказывает большую беду российскому обществу, ибо семейным воспитанием и обучением занимались иноземные учителя.

В своей книге А. Цирульников приводит факт, когда гражданин России отказывается от предложения занять пост министра, зная, что не справится. Трудно поверить? Но и такое в истории бывало.

«Март 1881 г. Взрывом бомбы у Михайловского дворца закончена светлая эпоха Александра II. Начинается новая. Какой она будет? Идет смена правительства. На место министра просвещения многие пророчат барона Александра Павловича Николаи. Умерен, ровен в общении со всеми, исключительно воспитан („старый лицеист начала сороковых“), честен, когда-то был товарищем министра, прекрасно знает дело. Лучшей кандидатуры не найти. Обер-прокурор Светлейшего Синода Константин Петрович Победоносцев рекомендует государю. Готовятся к представлению. И в это время получают записку.

„Причины, по которым и по совести, и в полном сознании громадного долга своего, – пишет барон Николаи, – не считаю себя способным исполнить обязанности министра просвещения с должным успехом, следующие.

Позволю себе думать, что всякое новое царствование, особенно в такое время быстрого движения умов, которое мы переживаем, должно, при новых назначениях на высшие государственные должности, избирать деятелей в среде людей достаточно еще молодых, чтобы они могли бы быть представителями настоящего и будущего, но не давно прошедшего. Принадлежа по времени своего воспитания и начала своей общественной деятельности к первой половине царствования императора Николая I, я по своему образу мыслей, по своим взглядам и убеждениям, принадлежу к эпохе, давно прошедшей, к школе совершенно иной…. Переделать себя на седьмом десятке жизни я не могу, и поэтому в таком щекотливом деле, как народное образование, должен, по необходимости, быть в разладе с современными потребностями. Люди моего времени могут быть еще советниками… они представляют собой консервативный элемент традиций, но деятелями новыми они быть не способны“»[105].

Примечательное послание просвещенного патриота России к нам, сегодня живущим.

Урок пессимистический. Славу Отечеству приносили образованнейшие граждане России, которые оставались непонятыми, невостребованными и иногда в своем Отечестве становились изгоями. Примеров множество. Царствование Александра I нельзя отнести к числу счастливых для русского народа, но оно имело серьезные последствия для нашего Отечества. Дело в том, что в эти годы у целой плеяды русских интеллигентов происходит духовная эволюция. Наиболее яркие представители русской мысли смогли собственные национально-патриотические умонастроения оформить как государственное сознание. Это, прежде всего, Н. М. Карамзин, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский и др.

Особое место в этом ряду занимает А. С. Пушкин.

История личного духовного развития Пушкина раскрывается перед нами как постановка и как разрешение основных проблем всероссийского духовного бытия и русской судьбы. «От разочарованного безверия – к вере и молитве; от революционного бунтарства – к свободной лояльности и мудрой государственности, от мечтательного поклонения свободе – к органическому консерватизму; от юношеского многолюбия – к культу семейного очага»[106]. Такой путь прошел Пушкин, став по своему внутреннему состоянию самым нравственным писателем и поэтом России.

Н. В. Гоголь в сознании большинства своих современников представлял собой классическую фигуру писателя-обличителя человеческих и социальных пороков, блестящего юмориста, писателя-комика, ублажающего публику. Другого Гоголя, писателя-аскета, продолжателя святоотеческой традиции в русской литературе, религиозного мыслителя и публициста, современники так и не узнали.

Оказывается, понять Гоголя и оценить его жизнь и творчество в целом невозможно вне духовных категорий. Он автор духовной прозы: «Выбранные места из переписки с друзьями», «Авторская исповедь», «Размышления о Божественной литургии», «Правила жития в мире». Все эти произведения необычайной религиозно-философской и духовно-просветительской силы. Для нас, сегодня живущих, они составляют философию воспитания русского человека, их можно представить в качестве истинных основ православного миропонимания.

Для самого Гоголя «Выбранные места…» были весьма значимы. Эту книгу он назвал «исповедью человека, который провел несколько лет внутри себя». Сказанное писателем можно отнести ко всей духовной прозе. Все вопросы жизни (бытовые, общественные, государственные, литературные) имели для Гоголя глубинный духовно-нравственный смысл.

Главная идея философско-педагогического издания – необходимость внутреннего переустройства каждого гражданина, которое в конечном итоге должно послужить залогом преображения всей страны. Гоголь намечает пути преобразования (а не просто образования) русского человека на основе святоотеческих ценностей, православных традиций. Речь идет о необходимости целостного духовного развития, образования всех сторон формирующейся личности. Религия как раз и создает, по убеждению Гоголя, условия для целостного образования человека, развития всех его способностей, внутренних самобытных сил. В главе о просвещении он, сравнивая западную и восточную христианские церкви, отмечает, что католическая церковь, погрузившись в суету светских забот, утратила то вечное, что является основой воспитания цельной личности, потеряла свою воспитательную силу. Церковь в России, в отличие от западной, сохранила традицию восточных отцов церкви, практику духовного формирования христианства, «полнейшего образования человека» и его просвещения: «Мы повторяем теперь еще бессмысленно слово „просвещение“, даже и не задумываясь над тем, откуда пришло это слово и что оно значит. Слова этого нет ни на каком языке, оно только у нас. Просветить, не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь. Слово это взято из нашей Церкви, которая уже почти тысячу лет его произносит, несмотря на все мраки и невежественные тьмы, отовсюду его окружавшие, и знает, зачем произносит»[107].

Педагогические взгляды Н. В. Гоголя, его оригинальные решения были резко раскритикованы западниками, не увидевшими смысла в возрождении, в новых условиях святоотеческого типа образования. В. Г. Белинский нападал на позицию Гоголя наиболее резко и непримиримо, распуская слух, что книга эта создавалась с целью навязать себя, Гоголя, в воспитатели сына наследника престола. Белинского возмущало, что в книге развита идея особой религиозности русского народа как национальной черты.

К началу XX в. отношение к Гоголю было в какой-то степени восстановлено. Но здесь возникла другая крайность: религиозно-мистическая, «неохристианская» критика рубежа веков и более всего известная книга Д. С. Мережковского «Гоголь. Творчество, жизнь и религия» выстраивали духовный путь Гоголя по своей мерке, изображая его едва ли не болезненным фанатиком, мистиком со средневековым сознанием, одиноким борцом с нечистой силой, а главное, полностью оторванным от Православной Церкви и даже противопоставленным ей, отчего образ писателя представал в ярком, но совершенно искаженном виде.

Наш современник, как совершенно справедливо замечает В. А. Воропаев, в своих представлениях о Гоголе отброшен на полтора века назад: ему вновь известен только Гоголь-сатирик, автор «Ревизора», «Мертвых душ» и «тенденциозной» книги «Выбранные места из переписки с друзьями». Духовной прозы Гоголя для наших современников практически не существует. Отчасти они находятся в еще более печальном положении, чем современники писателя: те могли судить о нем самостоятельно, а нынешнее общественное мнение о Гоголе является навязанным многочисленными статьями, научными монографиями и преподаваниями в школах и университетах. Гений Гоголя в полной мере до сих пор остается неизвестным широкому кругу работников образования, учителям, педагогам.