Разговор с родителями - Винникотт Дональд Вудс Страница 6

— Нельзя так сразу выдавать эти объяснения, нужно готовить к этому.

— Можно сделать из объяснений игру: «Давай сделаем вот что…» — и потихоньку отойти от того, что они делают такое разрушительное… и найти какое-нибудь другое занятие. (Говорят одновременно).

— Ну, я постараюсь… объяснить понятнее. Я имею в виду, нужно сделать игру из того, чем ребенок сейчас занят, а потом перевести его на другую игру.

— Отвлечь?

— Ну да, отвлечь.

— Я думаю, все дело в том, что не должно быть слишком много таких вещей, о которых вы говорите: «Нет, нельзя». Я хочу сказать, когда наш первый ребенок был очень мал, было две вещи, про которые говорилось «нельзя». Во-первых, растения, которые стояли у нас в гостиной… Мы не хотели, чтобы их таскали туда-сюда. А во-вторых, электрические провода, которые висели у нас повсюду. Об этом мы говорили «нельзя»; а остальное — ну, если было что-то такое, что она могла повредить, мы убирали от нее подальше.

— Это самое мудрое. (Говорят одновременно).

— Это всегда было «нельзя». А остальное — не было. Поэтому, когда говорилось новое «нельзя» про что-нибудь, хотя вы и знали, что это за пределами ее понимания, она не протестовала.

— Я начала делать то же и с моей, и тоже успешно…

— Существуют ситуации, в которых вы не можете избежать слова «нельзя». Когда ребенку двадцать один месяц, вы можете поставить вещь вне досягаемости — он, скорее всего, не сумеет добраться. Но, скажем, электрические вилки убрать невозможно…

— Нужно просто найти подходящие вилки. Существуют же такие специальные вилки для электроприборов…

— А я думаю, лучше сказать «нельзя» и строго следить за этим. И гораздо лучше, если ребенок получит шлепок от вас, чем электрический шок, да и вообще любой шок.

— Нельзя же, в конце концов, все время менять все вилки. (Говорят одновременно).

— Мне кажется, не так-то просто иметь немного «нет» и строго придерживаться их. Я думаю, если существует «нет», которое кажется особенно важным и интересным, оно будет притягательным для ребенка, только потому, что оно единственное. Возьмите спички — у детей возникает идея, что это самая интересная вещь в доме, потому что вы были так категоричны относительно них. Я думаю — я думаю, нужно позволять им играть со спичками.

— А кто-нибудь пытался учить детей зажигать спички, пряча их?..

— …Но это притягивает их еще больше.

— Не знаю, мне это к тому же кажется ужасно хорошим способом показать детям, что случается, когда они продолжают с ними играть.

— Даже когда они буквально сжигают себе пальцы?

— Не знаю… Допустим, это уже слишком, но пусть они зайдут достаточно далеко и поймут, что это горячо и может стать больно… И потом, они могут знать из другого опыта, что такое «горячо».

— Да, мне повезло; мой ребенок как-то дотронулся до сушилки в ванной, она была горячая, и он обжегся, а я сказала «горячо».

— Мой второй ребенок, если делает что-то и ему становится больно, он понимает, по крайней мере, я думаю, что понимает, почему больно… Но на следующий день он идет и делает в точности то же самое…

— Я уверена, здесь все дело в темпераменте. Моя первая дочка набрала полный рот горячего бекона, когда ей было примерно восемнадцать месяцев, я сказала «горячо»… И не думаю, что с тех пор она хоть раз обожглась. Потому что она знает, что такое «горячо». У нее масса воображения, и к тому же она не на шутку испугалась… Но вторая девочка совсем другая. Ей пришлось снова и снова набивать полный рот горячего бекона…

— Существуют также вещи, которые нельзя делать не из-за того, что дети могут причинить себе вред. Например, автоматическая газовая плита. Все, что требуется сделать ребенку — это повернуть ручку… Ну, зажигается газ, с ребенком ничего особенного не случилось, но это может причинить большой ущерб всему, что находится на плите. Он знает, что этого делать нельзя, и качает головой, когда это делает… (Смех).

— Ну, разве тут не самый подходящий момент для хорошего шлепка?

— Но уж, конечно, вам придется провести долгое время на страже, чтобы, когда он подберется к плите, вышвырнуть его вон? (Говорят одновременно).

— На матери лежит ответственность за то, что ребенка просто не должно быть на кухне, только так. Я имею в виду, что ответственность целиком на нас.

— Но ведь вы моете посуду или готовите? (Говорят одновременно).

— Ребенок же не может оставаться в своем манеже до бесконечности…

— Нет, конечно, но я имела в виду, что существует способ справиться со многими проблемами. С помощью отвлечений. Если он подходит к плите, вы даете ему что-нибудь столь же привлекательное, но безопасное. То же самое, как с ребенком постарше, нужно только напоминать им, что они должны ставить кастрюлю всегда ручкой от себя, чтобы кто-нибудь из младших не пришел и не свалил что-нибудь.

— Нам повезло. Наша столовая сообщается с кухней, и дети используют столовую для игр, а я пытаюсь удержать их там. Но я не закрываю дверь. И если они знают, что я рядом, и могут меня увидеть, если захотят, они почти все время остаются в столовой…

— А сколько им?

— О, так было с самого раннего возраста, с года или около того, как только они вышли из манежа. Они приходили повидать меня, заглядывали в дверь, а затем снова уходили к себе, к своим игрушкам и делам.

— Вы не считаете, что эта постоянная бдительность, необходимость находить отвлечения, постоянные напоминания и так далее — самая утомительная вещь на свете?

— Да. (Говорят одновременно).

— Кроме того, это проблема со временем. Вы пытаетесь делать слишком много дел сразу. Вы готовите, может быть, кипятите пеленки, кто-то стучится в дверь… Неожиданно вы поворачиваетесь и видите, что ваш ребенок играет с ручками плиты, а может быть, пытается включить электрокамин, который вы забыли убрать прошлой ночью… Такие вещи часто случаются — вы просто не в состоянии подумать обо всем наперед.

Дональд Вудс Винникотт:

Я думаю, эти мамы продолжили свое обсуждение и обмен мнениями за чашкой чая. Мы их теперь покинем.

В этот раз, как я уже сказал, я сделаю только краткий обобщающий комментарий, а на следующей неделе и через одну я предполагаю развить некоторые из затронутых тем. Мне всегда нравится слушать подобные беседы, когда люди говорят о том, что является их специальностью. Это то же самое, как если бы фермеры говорили о пшенице, ржи и картофеле или какой-нибудь мастер — о своем ремесле. Например, эти женщины говорят о разнице между детьми в двадцать четыре мясяца и в три года или каком-нибудь другом возрасте. Они знают, что от месяца к месяцу происходят колоссальные изменения. В двенадцать месяцев только несколько слов имеют для ребенка смысл как слова, тогда как в двадцать четыре вербальные объяснения становятся подходящим способом коммуникации и действенным методом добиться взаимопонимания, когда вы действительно имеете в виду «нет».

Из дискуссии мы увидели, что тут существует несколько стадий. Я могу выделить три. На первой вы несете абсолютную ответственность, все время. На второй вы начинаете передавать «нет» вашему ребенку, потому что ясно можете видеть признаки пробуждающегося разума и способности ребенка отделять то, что вы запрещаете, от того, что позволяется. Вы не пытаетесь апеллировать к моральным «хорошо» и «плохо», а просто даете ребенку знать об опасностях, от которых вы защищаете его или ее. Я думаю, ваши «нельзя» основаны на понимании реальных опасностей. Помните, что двое из матерей говорили о горячем? В подходящий момент достаточно было одного слова «горячо», чтобы соединить эту опасность с болью. Но многие опасности не соединяются с болью так просто, поэтому должно быть достаточно одного «нельзя», пока не будет достигнута следующая стадия. На третьей стадии вы приходите к взаимопониманию с ребенком, предлагая объяснение. Это предполагает использование языка. «Нельзя», потому что горячо. «Нет», потому что я сказала «нет». «Нельзя», потому что мне нравится этот цветок, подразумевая, что если цветок выдернуть из горшка, то вы будете в течение нескольких минут меньше любить своего крошку.