Исповедь советского хулигана - Владимир Антонович Тюменцев Страница 6

Кот и звонок исчезли, а тетю Пашу чуть не хватил удар. На второй день в школе установили электрический звонок-сирену. А на третий день на подстилке опять появился наш кот. Я хотел его погладить и извиниться, но он на меня угрожающе зашипел — видимо обиделся. Значит, с ним не стоит больше общаться, чтобы не раскрылась наша тайна, как это удалось тете Паше так быстро бегать по коридору и подавать звонок.

Повешенный

В нашей школе мужской туалет для школьников находился в подвале. Спустившись вниз по широкой лестнице, надо было повернуть налево, пройти некоторое расстояние по длинному коридору, в конце которого была дверь в туалет. В этом коридоре всегда было темно, так как лампочки там мы всегда уничтожали. Для этого было достаточно включенную лампочку сбрызнуть холодной водой, а если холодный душ ей не помогал, тогда в ход шли металлические скобки, выпущенные из рогаток нашими очумелыми ручками. Желающим облегчиться надо было спуститься по темной лестнице в подвал, потом повернуть в темный коридор и при этом не загреметь костями. Понятно, что ни учителя, ни завуч, ни директор старались не спускаться туда, и это было хорошее убежище для тех, кого выгоняли с уроков. Освещался коридор днем только за счет открытой двери туалета, за которой вдали находилось окно на улицу, а вечером — лампочкой, которая горела там, и ее все оберегали. В первой комнате туалета находились умывальники, а во второй — все необходимые предметы для отправления большой и малой нужды. На окнах туалета были решетки, но пролезть через них могли только очень мелкие хулиганы. Только они имели возможность покинуть школу в учебное время, оказаться на свободе и заняться более важными делами, чем просиживанием штанов на уроках. Все крупные хулиганы надежно удерживались в школе этими решетками и тетей Пашей, которая охраняла выход из школы. Справа от лестницы находилась свалка поломанной мебели, куда стаскивали негодные стулья, тумбочки и столы. Если хулиганы хотели сделать туалет неприступным, они закрывали дверь в первой комнате, чем добивались абсолютной темноты в коридоре, потом в нем на пути страждущего путника ставили поломанные стулья и ждали их грохота и мата. Других развлечений хулиганы в туалете не знали. Правда, эти развлечения плохо заканчивались, если таким путником вдруг оказывался агрессивный старшеклассник.

За дверью туалета вверху проходила труба. Некоторые любители прыгали, цеплялись за нее и подтягивались. Наверное, им было важно знать, как хорошо они опорожнились. В этом случае из темного коридора на фоне светлого проема двери было видно тело болтающегося человека. Такую картину я видел несколько раз, и этого было достаточно, чтобы всякий раз, когда я спускался в туалет, мне казалось, что сейчас увижу в светлом проеме труп повешенного человека.

Как-то раз в 6 классе меня и Ивана выгнали с урока. Мы, разумеется, отправились в туалет. Там оказался еще один прогульщик. До конца урока было еще много времени, и надо было придумать, чем заняться. Иван был мелким парнем и мог через решетку уйти на свободу. Ну чем там ему заниматься одному, а здесь была хотя бы компания. Тут у меня разыгралась фантазия с повешенным в дверном проеме. Я изучил весь имеющийся инвентарь и рассказал о сценарии розыгрыша. Все с воодушевлением поддержали меня, и мы приступили к репетиции. Притащили поломанную тумбочку, поставили на нее Ивана и прикинули расстояние до трубы. Иван снял свой ремень, я сделал из него петлю и пропустил в нее руку Ивана до подмышки. Потом пропустил ремень вокруг трубы, через вторую подмышку и конец ремня дал в зубы Ивану. Он поджал ноги и повис на ремне. Мы забрали тумбочку и посмотрели на эту картину из коридора. На светлом фоне дверного проема были видны спина, руки, ноги человека, вероятнее всего повешенное за шею тело. Я попросил Ивана разжать зубы. Ремень освободился, и он спрыгнул на пол. Мы обрадовались, что все так отлично получилось. Иван был мелким, легким парнем, и висеть в таком положении мог долго.

Мы опять подвесили Ивана. Мой ассистент побежал в наш класс, приоткрыл дверь и крикнул: «Иван в туалете повесился!», — и убежал. Из класса вылетела учительница, а за ней тихонько выползла небольшая толпа особо любопытных. Я присоединился к толпе, и мы все последовали за учительницей в подвал. Она так летела, что на ступеньках чуть не упала. Оказавшись в темном коридоре, мы все увидели жуткую картину: в проеме двери болталось повешенное тело небольшого мальчика. Учительница вскрикнула, оперлась рукой на стенку и присела. Иван отпустил ремень, спрыгнул и убежал внутрь туалета. Дальше он должен был пролезть через решетку и скрыться на улице от возможных побоев. Вся толпа засмеялась. И я был доволен, что все получилось так, как задумали. Только учительница продолжала сидеть на корточках. Девочки помогли ей подняться и проводили в класс. Мы все тихонько последовали за ними. Видя ее состояние, никто не хотел шутить и делиться увиденным. Так же молча все досидели до конца сорванного урока. Я никак не ожидал, что у учительницы такое слабое чувство юмора и что будет такая реакция на нашу шутку.

СС

В восьмом классе математику преподавал нам Семен Степанович. Это был человек, напоминающий мне сельского интеллигента, который носил хорошо наглаженный костюм и галстук, но они шли ему, как корове седло. Свою пышную шевелюру он зачесывал назад расческой, которую носил в кармане пиджака. Перед расчесыванием шевелюры он доставал расческу, продувал ее — возможно, от крошек, которые могли быть в кармане, или от перхоти. Он напоминал мне правильных мужчин, которых рисовали тогда на поздравительных открытках или плакатах «Стоп пьянству!». Внешне он полностью соответствовал образу советского гражданина, стойкого борца за социалистическую нравственность. Он, наверное, очень гордился своим новым образом: что, наконец, он вышел из народа и вышел из него навсегда. Теперь он стал городским жителем. Возможно, от этого в нем было такое высокомерие, пренебрежительное отношение к ученикам, особенно к отстающим. Математик мог отпускать в их адрес реплики и шутки, унижающие их достоинство. Мне в такие моменты было стыдно за