Лариса Ухова - Языковая личность в системе массмедиа Страница 7

Термином интенция в лингвистике обозначается направленность сознания на какой-либо предмет [ФЭС, 1989].

В наши дни наблюдается оживление интереса к феномену интенции. В своем исследовании мы рассматриваем феномен интенции специально в контексте функционирования речевых процессов и механизмов, не распространяя его на все ментальные состояния. По нашему мнению, есть основания считать, что «направленность на», интенциональность, представляет собой исключительно специфичное и существенное свойство речи.

Разрабатываемый нами подход в ряде аспектов оказывается близким концепции теории речевых актов (ТРА), возникшей в рамках Оксфордской школы лингвистической философии. Основоположники теории – Дж. Остин, Дж. Серль, П. Стросон, Г. Грайс и др. – обычно квалифицируются как логики и философы. В курсе лекций, прочитанных Остином в Гарвардском университете и опубликованных в 1962 году, теория речевых актов впервые получила развернутое изложение. Материалы лекций переведены на русский язык «Слово как действие» [Остин, 1986], что является не буквальным, но весьма адекватным переводом английского названия: «How to do things with words».

Центральная идея разработок Остина – выделение особого явления в речеязыковой реальности, так называемых речевых актов, или речевых действий. Данная позиция противопоставляется ранее существовавшей точке зрения философов, которые долго считали, что единственное назначение высказывания – «описывать» некоторое положение дел или «утверждать» некий факт [Остин, 1986, с. 23-24]. В то же время, отмечает Остин, существуют высказывания, которые ничего не описывают и ничего не сообщают. Таковыми, например, являются высказывания: «Нарекаю судно Королева Елизавета», «Я завещаю свои часы брату», «Держу пари, что завтра будет дождь» и многие другие. Произнесение такого рода высказываний представляет собой по сути осуществление действий. Они выполняются говорящим для того, чтобы оказывать желаемое воздействие на слушающих. Остин предложил называть высказывания указанного типа перформативными (анг. рerform – исполнять, выполнять, совершать).

В своих лекциях Остин рассматривает значение перформативов в системе языка и их употребление, вводит понятия иллокутивного акта и иллокутивной силы, выявляет способы употребления перформативов, формы их выражения (которые могут быть явными, «эксплицитными», и неявными, «имплицитными»), обсуждает конвенциональность их форм, дает предварительную таксономию перформативных глаголов, намечает их лингвистические критерии, дает некую «перформативную формулу». Он приходит к заключению, что «единственно реальное явление», которым он занимается, – это целостный речевой акт (речевое действие) в целостной речевой ситуации.

Все эти и другие вопросы, несомненно, имеют большое значение для исследователей языка. Предложенные Остином идеи оказали исключительно сильное влияние на лингвистов, философов языка. Нам же важно обратиться к тем идеям теории речевых актов, которые непосредственно характеризуют интенциональное функционирование речевых действий. ТРА весьма богата такого рода идеями, к ним в первую очередь относятся разработки внутренней организации речевых актов.

Интересен тот факт, что Остин, а позднее и другие авторы фактически вплотную подходят к психологической стороне многих вопросов о функционировании речи, обсуждая вопросы, что такое значение для говорящего и слушающего, как воспринимаются и понимаются те или другие высказывания, что рефлексирует говорящий и др. Именно эта ориентация и психологический характер определений ясно ощущаются в выделении Остином одного из важнейших понятий его теории – так называемой иллокуции, иллокутивного акта. Это понятие вводится им в связке с понятиями локуции и перлокуции. Акт локуции – это «говорение» в полном, обычном смысле этого слова, в котором объединены фонетический, фатический и ретический аспекты [Остин, 1986, с. 84]. Перлокуция – осуществление акта воздействия на аудиторию [Остин, 1986, с. 88]. Понятие иллокуции хотя и является одним из наиболее значимых у Остина, не получает, однако, исчерпывающего определения. По приводимым в тексте примерам и сопоставлениям можно квалифицировать данное понятие как чисто психологическое: иллокуция – это то, что говорящий хотел сказать, то есть его намерение, выраженное в словесной форме. Используем пример Остина:

Локутивный акт: «Он сказал, что…»;

Иллокутивный акт: «Он доказывал, что…»;

Перлокутивный акт: «Он убедил меня, что…».

Сам Остин для описания иллокуции лишь в исключительных случаях пользуется понятием намерения. Однако более поздние авторы делают это систематически. П.Стросон в близкой по времени публикации (1968) прямо включает этот термин в название своей статьи: «Намерение и конвенция в речевых актах» [Стросон, 1986]. У этого автора мы находим использование терминов «намерение», «цель» для объяснения ситуаций, когда некоторое лицо осуществляет процесс общения с другим лицом с помощью слов. Интересными представляются его рассуждения относительно сложности содержания понятия «намерения» и его структуры в речевом процессе. Так, если некто надеется вызвать понимание и реагирование на свои высказывания, то он стремится добиться опознания своих намерений со стороны слушающих. Именно распознание намерений говорящего является необходимым условием адекватного реагирования на его слова. «Говорящий, таким образом, не только несет ответственность за содержание своего намерения, которую несет любой производящий действие человек; у него имеется также причина, неотделимая от природы выполняемого акта, сделать это намерение явным» [Стросон, 1986, с. 141]. Структура намерений говорящего и слушающего в описании Стросона оказывается весьма сложной: имея намерение убедить другого в чем-то, говорящий наблюдает за вербальными действиями другого и имеет другое намерение, чтобы слушающий узнал и это его намерение и т.п. [Стросон, 1986, с. 137–139].

Анализируя структуру намерений в акте общения, Стросон довольно тонко отмечает, что намерение говорящего не всегда обладает непроизвольностью, преднамеренностью. По приводимому им примеру у игрока может случайно вырваться слово «удваиваю», хотя он реально не собирался удваивать ставку. Жизненные примеры такого рода оговорок известны, хотя, как показывают исследования, не только они говорят о справедливости соображения Стросона, и существует немало свидетельств непроизвольности, неосознаваемости вербальных намерений.

Другим важным элементом иллокутивного акта Стросон считает наличие цели; она, по его мнению, является если не постоянным, то, по крайней мере, стандартным составным элементом речевого акта [Стросон, 1986, с. 139]. Довольно значимо заключительное суждение автора, состоящее в том, что намерение, будучи общим элементом всех иллокутивных актов, имеет множество вариантов: «…мы можем охотно допустить, что типы намерения, направленного на слушающего, могут быть очень разнообразными и что различные типы могут быть представлены одним и тем же высказыванием» [Стросон, 1986, с. 150].

Хотя следует заметить, что в рассматриваемой работе, посвященной непосредственно теме намерений, автор не дает определения или развернутого пояснения того, что он понимает под этим термином.

Тема намерений, или, в другой формулировке – интенций, становится одной из основных в работах Дж. Серля, авторитетного американского философа. Особенно обстоятельно она рассмотрена в книге «Интенциональность», глава из которой переведена на русский язык [Серль, 1987].

Текст рассматриваемой главы начинается с определения понятия интенционального состояния: «Для начала мы могли бы констатировать, что интенциональность есть то свойство многих ментальных состояний и событий, посредством которых они направлены на объекты и положение дел внешнего мира» [Серль, 1987, с. 96].

Развивая это определение, Серль приходит к весьма сильному тезису, что интенциональные состояния являются инструментом соотнесения субъекта с внешним миром и представляют собой фундаментальное и целостное свойство сознания, которое нельзя разложить на более простые элементы [Серль, 1987, с. 123]. Серль отводит им основополагающее место в структуре психики и решающую роль в функционировании языка. Способность к интенциональности присуща, по Серлю, не только человеку, но и животным, не имеющим языка. У человека язык развивается на основе примитивных форм интенциональности. Способность выражать свои интенциональные состояния, а также заботиться о том, чтобы другие узнавали эти ментальные состояния, образует форму речевого акта. Таким образом, язык оказывается вторичным по отношению к интенциональности. Способность к интенциональным состояниям более фундаментальна, чем язык.