Марк Цицерон - Антология гуманной педагогики Страница 8

Воспитание оратора

Вопросы воспитания оратора – одни из ключевых в сочинениях Цицерона. Он начинает интересоваться ими в юношеском сочинении «О нахождении материала», где предпринимает попытку образно представить историю красноречия как историю обретения человечеством мудрого наставника, который показал, что разум и слово сильнее физической силы. Цицерон постулирует: изучение мудрости – это обязанность, которой оратор ни в коем случае не должен пренебрегать. Обучение ораторов для Цицерона является делом, требующим пристального государственного внимания, поскольку дальнейшая деятельность этих хороших или плохих учеников в красноречии будет определять стабильность общества.

За юношеским пафосом многочисленных тезисов, из которых Цицерон пытается сложить свою теорию риторики, стоят глубокие мысли, потом снова и снова появляющиеся в его сочинениях. В самом начале «Об ораторе» он критически оценивает свое сочинение «О нахождении материала» и утверждает, что с высоты лет ему хотелось бы многое добавить. Он строит «Об ораторе» таким образом, чтобы снова показать читателю историю красноречия и выделить в ней переломные этапы, отдав дань греческому влиянию. Каждую книгу этого сочинения Цицерон начинает с обращения к брату Квинту и напоминания ему о событиях прошлого, в которых он был участником или о которых слышал и интересовался. В одном из писем к Аттику Цицерон дает такую оценку этому сочинению: «Есть также мои три книги "Об ораторе", о которых я очень высокого мнения. И в них действующие лица таковы, что мне следовало молчать; ведь говорят Красс, Антоний, старик Катул, брат Катула Гай Юлий, Котта, Сульпиций. Эта беседа ведется в мои детские годы, так что я не мог бы принять участие» (Cic. Att., XIII. 19)[54].

В первой книге Цицерон отталкивается от тезиса Сократа о том, что всякий, кто о чем-то знает, достаточно красноречив в этом. Цицерон старается очертить для будущих ораторов необходимые для изучения сферы, а также указать на качества, без которых им на этом поприще будет сложно или даже практически невозможно достичь чего-либо. Он предостерегает учителей риторики от соблазна дать ученикам как можно больше знаний, пренебрегая развитием их способностей и формированием характера. Вторая книга «Об ораторе» представляет собой пошаговую инструкцию построения ораторской речи, которая представлена в виде диалога между Луцием Крассом и Марком Антонием, имеющими разные взгляды на процесс и результат обучения оратора. Третья книга также выстроена в виде диалога, где продолжается обсуждение вопросов о наилучших путях и способах подготовки оратора. Большое внимание уделено описанию ораторских приемов, подкрепленных примерами из прошлого и настоящего. В этой книге Цицерон заключает некий «пакт о ненападении» с Сократом, который был известен своим скептическим отношением к риторике. Цицерон называет Сократа человеком, известным своим даром красноречия, и подчеркивает, что вся Греция была свидетелем того, как он переосмыслил философию, преподавая те предметы, которыми сейчас занимаются соотечественники Цицерона. Главной заслугой Сократа он видит то, что тому удалось разделить науку «мудрой мысли» и науку «украшенной речи» (Cic. De Or. III. 16).

О нахождении материала (фрагменты)[55]

I. Часто подолгу размышлял я наедине с собой о том, добра ли более или зла принесло людям и государствам красноречие и глубокое изучение искусства слова. И в самом деле: когда задумаюсь о бедах, что терпит наша республика, и вспомню о несчастьях, что постигли самые цветущие города, везде вижу, что большею частию в бедах этих виновны люди речистые. Но когда, поверяя историей, восстанавливаю пред мысленным взором времена давно минувшие, вижу, как мудрость, а еще более – красноречие основывают города, гасят войны, заключают длительные союзы и завязывают священную дружбу между народами. Так что по зрелом размышлении сам здравый смысл приводит меня к заключению, что мудрость без красноречия мало приносит пользы государству, но красноречие без мудрости зачастую бывает лишь пагубно и никогда не приносит пользы.

II. Если же захотим отыскать источник, из которого проистекает то, что зовется красноречием, – будем ли считать его плодом обучения[56], искусства, длительных упражнений или прирожденным даром, – увидим, что причины его возникновения – самые благородные и честные дела и помыслы.

В самом деле, было время, когда люди бродили по полям, словно звери, поддерживая свое существование лишь дикой и грубой пищей. Разум мало имел власти, все решала сила. <…> Явился, однако, и в те времена муж великий и, должно быть, весьма мудрый, ибо понял, что разум человеческий способен на самые великие дела, если кто возьмется его просветить и развить учением[57]. <…> Но мудрость его, думаю, не была лишена дара слова или скудна речью, ибо не смогла бы тогда произвести столь быстрый переворот, вырвать людей из-под власти привычек и приучить к образу жизни, отличному от прежнего. Ибо разве смогли бы люди после того, как уже возникли городские общины, научиться доверять друг другу, уважать законы, по своей воле подчиняться другим и не только выносить тяжкие труды, но и жертвовать самой жизнью ради общего блага, если бы не внушил он все эти разумные начала с помощью красноречия? <…> Вот так-то и родилось красноречие, так развивалось оно на первых порах, чтобы потом принести немало пользы и в мирные времена, и в военные и весьма славно послужить людям. Но на смену ему пришло пышное красноречие, основанное на одном лишь умении, которое хитро и ловко вытеснило доблесть; такое красноречие забыло о гражданском долге, и с тех пор ораторский талант, став на службу злокозненным вожделениям, сеет смуту в государстве и приносит несчастья гражданам.

III. <…> И вскоре стало так: оратор, что пренебрег изучением мудрости, дабы предаться целиком одному красноречию, оказывался соперником тех великих мужей, иногда даже и побеждал их, и зачарованная толпа все чаще судила о нем так же, как он сам, – считала достойным править республикой. <…> Вот отчего, я думаю, так славны стали ученые занятия[58], которым лучшие люди все чаще посвящали свой досуг и отторгли от себя красноречие в такие времена, когда особенно важно было его сохранять и со рвением ему предаваться. Ибо чем более подло оскверняла наглость и дерзость глупцов и обманщиков это благородное и праведное искусство к величайшему ущербу для родины, с тем большим упорством и страстью следовало противостоять им во имя спасения республики.

IV…верю я, что отнюдь не следует пренебрегать изучением красноречия, а из-за преступных деяний, что свершаются с его помощью в жизни общественной и частной, надлежит предаваться ему с величайшим усердием, дабы противостоять опасному превосходству дурных граждан, которые присвоили себе его к великому горю добропорядочных людей и к погибели всего и всех; тем более должно изучать красноречие, что оно есть главное орудие в общественных и частных делах, ибо одно лишь делает жизнь нашу безопасной, честной и славной, в нем обретаем мы радость и утеху. Разве не благодаря красноречию под водительством мудрости, к смиряющему страсти голосу которой всегда должны мы прислушиваться, процветает государство? Разве не приносят красноречие и мудрость тем, кто им предан, славу, почести, достоинство? Наконец, не ораторы ли, следующие мудрости, дарят своим друзьям покровительство самое надежное и самое могущественное? Вот мне и представляется, что человек, столь слабый и жалкий по сравнению с зверем, тем превосходит все живое, что ему даровано слово. Каким же великим должны мы признать того, кто возвышается над всеми другими людьми столько же, сколько человек возвышен над животными! Но коль скоро успехи в красноречии достигаются не только природным талантом или упражнениями, но и с помощью особого искусства[59], то, может быть, не бесполезно узнать, что говорят о нем те, кто оставил нам наставления в этом деле.

<…> Но прежде чем толковать о наставлениях в ораторском искусстве, надлежит сказать о его родах, назначении, цели, предмете и разделениях. Ибо после того, как все это станет ясным, легче и быстрее сможет каждый уловить суть искусства и понять, как оно развивалось.

V. <…> Суть красноречия, думаю, как раз в том, что оно есть часть науки о государственном управлении. Назначение его – убеждать, цель – построить речь, способную убедить. Разница между назначением и целью в следующем: назначение указывает, что должно быть достигнуто, цель же наша – найти такие приемы, с помощью которых достигнем желаемого, подобно тому, как мы говорим, что назначение врачевания – излечение больного, а цель – подобрать средства и действия, с помощью которых сможем его излечить. Вот почему я и говорю: давайте называть назначением оратора то, чего следует ему добиваться, а целью – самые убедительные для дела, за которое он взялся, приемы; их-то и надлежит отыскать.