Ирина Семина - Эльфика. Сказки великого перехода. О Судьбе, Душе и Выборе Страница 11

– Ну так расскажи, что в нем такого. Может, я исправлю.

– Исправишь ты, как же… Ломать – не строить, – безнадежно махнул рукой тот. – Ладно, слушай.

– Я весь внимание, – уверил Герой, и мужчина стал рассказывать.

Услышанное привело Героя в шок. Вот что он услышал:

– Этот забор для многих – как спасение. Потому что иногда с этой образцово-показательностью так допечет, что деваться некуда. Теща там, жена, начальник или еще кто, они ж не всегда правы бывают. Но мы же люди цивилизованные, культурные, обязаны терпимыми быть и толерантность соблюдать. А иной раз так с тобой обойдутся, что терпение на исходе и в морду дать хочется – аж руки зудят. Но нельзя же! Ни обругать, ни стукнуть, ни даже просто честно сказать, что ты об этом думаешь. Вот тогда забор – наше спасение. Почешешься об него – и сразу легче станет. А когда все твои мысли недопустимые и мечты кровожадные на него перейдут, и вовсе хорошо становится, можно дальше жить. Вот чем для нас забор был! Может, и не все, конечно, им пользовались, но многие. А ты, супостат, нас забора лишил… Чем тебе-то лично он мешал?

– Слушай, я ж не знал, – почесал в затылке Герой. – Но все равно не пойму: при чем тут забор? Нормальные люди, чтобы стресс сбросить, другие способы находят. В футбол можно поиграть… в боулинг сходить… или в тренажерный зал, например…

– Да если бы только стресс! – вскинулся мужчина. – А если наоборот – не происходит в жизни ничего? У нас ведь что дома, что на футболе – «извините-подвиньтесь», «простите-соблаговолите», чинно-благородно, все тихо, серо, безвкусно, как вата из старого матраса… Себя собой не ощущаешь, чес-слово! Вот тогда идешь к забору и получаешь об него остроту ощущений. Занозы впиваются, тело саднит, зато сразу понятно – живой!

– То есть это что же получается? – прищурился Герой. – «Дайте мне забор, чтобы об него почесаться»?

– Ну да, так и получается, – уныло кивнул мужчина.

– Выходит, когда без проблем, то и жизнь пресная?

– А думаешь, легко это – идеально-образцовым быть двадцать четыре часа в сутки? Думаешь, почему его за столько лет не снесли? Да потому что забор нашим спасением был – и беда, и выручка. Им и власти не брезговали! А теперь… и-эх!

– Значит, все дело в заборе… – задумчиво проговорил Герой. – Анахронизм, конечно, но в то же время и жизненная необходимость. Ну что же, надо город спасать! К утру все будет в порядке.

– А это, позвольте поинтересоваться, возможно?

– Или я не Герой? Как стемнеет, иду на Подвиг! Ты со мной, друг?

Наутро забор стоял на месте. Точно такой же, как был – словно и не сносили его. Как это удалось сделать так быстро и так похоже – неведомо, но Герои умеют свершать невероятное. И даже надписи на заборе были. Только не прежние, другие. «Живи осознанно», «Не напрягайся», «Жизнь прекрасна», «Все будет хорошо». А еще к забору табличка была прикручена: «Памятник старины. Охраняется государством». И когда только успел? Ну, на то он и Герой!

А городок опять быстро стал идеально-образцовым. По крайней мере, внешне. Ну и что, что благодаря забору? Наверное, в переходный период от мрачного прошлого к прекрасному будущему такие заборы все-таки нужны.

А придет время – научимся обходиться и без них. А заборы сломаем. Ведь все мы, в сущности, немножечко Герои…

Во мне живет большая боль. Я не понимаю, почему вся моя жизнь состоит из потерь? С мамой мы всегда были очень далеки (и это ее желание), муж умер, сын вырос, живет далеко и в свою жизнь не очень-то пускает. Я его очень люблю, хочу хоть как-то участвовать в его жизни, а в результате – одиночество. Поневоле задумаешься, есть ли в моей жизни смысл…

Такая работа

Их диалог всегда был как крик, хотя и происходил вполне интеллигентно, почти шепотом.

– Послушай, сынок…

– Мама! Пожалуйста, не начинай.

– Я люблю тебя…

– Я знаю.

– Но я хочу, я должна донести до тебя…

– Не должна.

– Мне нужно объяснить…

– Не нужно.

– Я беспокоюсь за тебя!

– Не беспокойся.

– Я хочу достучаться…

– Не надо, мне больно.

– Помнишь, у Сент-Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили»…

– Мама, давай только без пафоса, хорошо?

– Почему, ну почему ты все время закрываешься от меня?

– Пока, мам.

Так вот они разговаривали – иногда вслух, иногда безмолвно, внутри себя. Она старалась найти нужные слова, цитаты из классиков, примеры из жизни, но все ее усилия разбивались о глухую стену непонимания. Иногда ей казалось, что они общаются через маленькое окошечко, как в тюрьме на краткосрочном свидании. «Мама, пока», – и все, окошечко захлопывалось, и можно биться, плющиться об эту стену – он не услышит. Не хочет слышать.

Это было больно, но она ни разу не позволила себе проявить истинные чувства. Ведь это могло его ранить, а она всегда заботилась о том, чтобы всем вокруг было хорошо. И еще она боялась, что он может обидеться, и тогда даже окошечко перестанет открываться, а это значит «совсем все» и «больше никогда» – этого она боялась больше всего в жизни. Ее боль – это только ее боль, нужно просто перетерпеть. Она была очень терпелива.

Но всякому терпению рано или поздно приходит конец, и однажды она вдруг с полной ясностью поняла: так дальше невозможно. Нужно или разобраться с болью, или уже сдаться и честно сказать: «Я больше не могу. Отпусти меня, Господи. Мне больно, слишком больно. Мне даже не с кем поговорить…»

И тогда к ней явился Ангел. Он присел на край ее кровати и положил прохладную узкую ладонь ей на лоб.

– Поговорим?

– Поговорим, – обрадовалась она. – Ты Ангел, да? Ты пришел забрать меня с собой?

– Я Ангел, да. Ангел-Спасатель. Прихожу на помощь туда, где чересчур много боли. Но забирать тебя не буду: тебе предстоит еще довольно длинный земной путь.

– Так больно, – пожаловалась она.

– Тебе больно – и мне больно. Я хочу это поправить, забрать твою боль.

– Извини, это была минута слабости, – покаянно сказала она. – Ты вовсе не обязан испытывать боль за меня.

– Обязан, – возразил он. – Я же Ангел-Спасатель, это моя работа. Расскажи мне, отчего тебе больно.

– Не беспокойся, я уже взяла себя в руки, – сказала она.

– …и по привычке загнала боль внутрь, – подхватил Ангел. – Если бы ты знала, как это фонит! Прямо как ядерный реактор – сплошная радиация.

– Радиация? – удивилась она.

– Так это ощущается на тонком плане, – объяснил Ангел. – Люди привыкли обманывать друг друга словами – бла-бла-бла… бла-бла-бла… «Все хорошо», «я в порядке», «я уже взяла себя в руки»… Внешне – да, можно и поверить. А внутри все равно фонит. Пожалуйста, не обманывай меня. Я же все равно чувствую.

– Мне правда больно, – созналась она. – Я всегда среди людей, мой день заполнен полезными, важными и нужными делами, я несу людям свет. Но при этом я очень одинока. Вот отношения с сыном… Он вырос, отдалился от меня и не пускает меня в свою жизнь. Он держит дистанцию и не хочет даже поговорить со мной по душам. А ведь когда-то мы были очень близки! Но теперь все изменилось, и от этого мне больно.

– По-моему, в тебе гораздо больше боли, – заметил Ангел. – Может быть, ты еще о чем-то можешь рассказать? О родителях, например?

– Нет-нет. Мама, папа – это святое, – поспешила заявить она.

– Святое тоже может приносить боль, – улыбнулся Ангел. – Какая боль связана с мамой и папой?

– Они разошлись, когда я была маленькая, – нехотя начала вспоминать она. – У мамы был ужасный характер, и папа не выдержал. А может, это мама не выдержала и выгнала его. Я не помню, у меня в голове все как-то перепуталось. Но тогда мир для меня раскололся надвое. Это было очень больно – раскалываться надвое.

– И мамин «ужасный характер» направился на тебя?

– Да. Но я ее не виню. У нее была тяжелая, просто кошмарная жизнь. Я ее любила и люблю. Я тогда поклялась, что когда выйду замуж, никогда не буду такой, как мама.

– И как же сложилась твоя жизнь?

– Я стала читать книги. Много книг… Я по крупице выискивала в них то, что было мне по сердцу, и строила образ своей будущей семьи. Мама не могла мне передать такой опыт, но книги научили. Я решила, что стану музой для своего избранника и буду вдохновлять его на подвиги.

– И что же из этого вышло?

– А вышла большая любовь. Я действительно стала для него музой. Мою супружескую жизнь не назовешь безоблачной, но я никогда не позволяла себе взрываться, скандалить или зацикливаться на плохом. Всегда приветлива, всегда с улыбкой, всегда с верой в светлое будущее. Он был болен, и я всегда старалась облегчить его боль, забрать ее себе.

– Смотри-ка, совсем как я. А ты эту боль, свою и его, как-то выпускала?