Наталья Харламенкова - Самоутверждение подростка Страница 14

2.2. Гештальттеория личности: уровень притязаний и его измерение

В ходе последующего развития психологии анализ самоутверждения личности становится научным, строгим, освобождаясь от всякого рода обыденных представлений и умозрительных высказываний. Принципы целостности и целевой направленности личности были использованы не только А. Адлером, но и другими видными учеными, одним из которых был Курт Левин. С его именем связан качественно новый в гносеологическом отношении этап в развитии искомой проблемы. Новизна состояла в том, что феномен самоутверждения личности был подвергнут измерению, точнее сказать, измерена была одна из его существенных составляющих.

Этот факт, однако, не означает, что анализ был переведен из теоретической плоскости в эмпирическую. Напротив, новый уровень исследования стал возможен только благодаря существенному прогрессу в области теории, благодаря тому что Левин, приняв за образец такие авангардные науки, как математика и физика, разработал теоретическую систему, во-первых, более объемлющую (и к тому же более детализированную), чем адлеровская, во-вторых, математизированную. Основой фундаментальных теоретических инноваций послужили определенные методологические установки, которых придерживался Левин. «Он настаивал на том, что развитие психологии должно идти не по пути собирания эмпирических фактов… Решающей в науке является теория, но всякая теория должна быть подтверждена экспериментом. Не от эксперимента к теории, а от теории к эксперименту – вот генеральный путь научного анализа» (Зейгарник, 1981, с. 16). Суждения, высказанные Б. В. Зейгарник, были подтверждены другими исследователями, которые подчеркивали талант Левина как теоретика и экспериментатора, а также «каталитическое влияние» на многих психологов, никогда с ним лично не сотрудничавших. «Невозможно даже примерно оценить количество исследований, несущих отпечаток влияния Левина. Имя им – легион. Какова бы ни была судьба теории Левина в грядущие годы, данная им основа для экспериментальной работы – непреходящий вклад в наше знание о личности» (Холл, Линдсей, 1997, с. 383).

Свои принципы методологии науки, в частности психологии, Левин изложил в специальной статье «От аристотелевского к галилеевскому способу мышления в современной психологии». Здесь, прежде всего, обращает на себя внимание почти дословное воспроизведение адлеровского запрета на жесткие границы и антитезы в научной теории. Это «примитивное ориентирование в мире, соответствующее антитезе Аристотеля, а также пифагорейским антагонистическим таблицам… возникает из чувства неуверенности и представляет собой попросту трюк логики… В этом нельзя, как это ни заманчиво, усмотреть сущность истинного положения вещей, но можно распознать примитивный метод работы, такую форму мировоззрения, которая любой предмет, силу, событие соизмеряет с их аранжированными антитезами» (Адлер, 1997а, с. 60). Это – Адлер. Левин, точно так же оценив антитетизм Аристотеля, говорит, что в дальнейшем наука пошла по пути гомогенизации. «С этим тесно связана утрата логическими дихотомиями и концептуальными антитезами их значимости. Их место занимают все более и более текучие и постепенные переходы, которые лишают дихотомии их антитетического характера и представляют собой логическую форму переходного этапа от понятия о классе к понятию о последовательности» (Lewin, 1935, с. 100).

В связи с этим теории Адлера и Левина и вообще теории, построенные в соответствии с «галилеевским способом мышления», называют полевыми (field theories) в противоположность классическим теориям (class theories) (к их числу относят теорию З. Фрейда), построенным по «аристотелевским принципам». Для Адлера внутренний психический мир – нечто единое, принципиально недифференцируемое. Так, в ранний период своей исследовательской деятельности он отрицал существование отдельных психических болезней как таковых и всегда подчеркивал целостный характер психического дефекта. «Мы… полагаем, что правы те, кто исходит из связного единства личности, а не естественно-научной закваски философы, привыкшие вырывать отдельные симптомы из общей картины… многим это может показаться странным, но судить о чем-либо можно не иначе, как только поняв сначала целое и проследив единую связь, проникающую во все части. И все симптомы должны быть звеньями этой единой линии действий, линии движений, единой личности…» (Адлер, 1995, с. 205–208).

У Левина и его учеников полевая идея оказывается не только постоянно подразумеваемой методологической предпосылкой, но и вполне эксплицитным теоретическим понятием и даже совокупностью понятий. Так, Левин назвал «полем» ту внешнюю (и внутреннюю) психологическую среду, в которой существует личность. Вместе с тем отсюда не следует, что последняя имеет какую-то принципиально иную природу. Напротив, для Левина, как для любого гештальтпсихолога, идея, согласно которой личность, внутренний психический мир человека является полевым (едиными и непрерывным) по своему характеру, была аксиомой, а вот объявление и доказательство того, что точно такой же характер и у внешней психологической среды, явилось научной инновацией.

Одним из основных средств реализации и конкретизации «полевой идеи» явилось понятие «проницаемости границ». Графическое изображение различных психических феноменов с непременным обозначением, проведением четких границ между ними очень характерно для Левина и его школы. Так, принято разграничивать личность и ее психологическую среду, а эту последнюю четко отделять от непсихологических аспектов мира (от физического мира). Однако при этом непременно подчеркивается, что между разграниченными областями существует постоянное взаимодействие, что границы проницаемы. Эта проницаемость варьируется по степени. Иногда она бывает лишь односторонней. Но при этом всегда, так или иначе, существует.

«Полевая идея» в высшей степени существенна для понимания левиновской теории самоутверждения. Строго говоря, исследование – особенно метризация – этого феномена осуществлялась не только и даже не столько самим Левином, сколько его учениками, поэтому дальнейший анализ будет относиться к школе Курта Левина.

Взаимоотношение между личностью и психологический средой, благодаря которому образуется жизненное пространство, далеко не всегда остается в состоянии равновесия. Выход за его пределы, причиной чего чаще всего становится сама личность, создает напряжение, в чем-то подобное адлеровскому чувству неполноценности. Но несмотря на то, что Левина и Адлера объединяло стремление к эксплицированию динамических сил личности, способствующих ее развитию, сил, актуализируемых самим субъектом, у адлеровского человека (даже у здорового, руководимого социальным интересом) чувство неполноценности, желание преодолеть его и сам процесс этого преодоления как бы замыкается на отдельной, к тому же довольно беспомощной личности. Левин же, во-первых, наделял личность бóльшей самостоятельностью, во-вторых, вполне допускал возможность помощи ей со стороны психологической среды. Одно из первых своих теоретических и эмпирических исследований Левин посвятил обоснованию положения, согласно которому главными побудителями человеческого поведения являются потребности (и, соответственно, мотивы и цели), а не ассоциации идей, как это считалось в ассоциативной психологии. Позднее феномен потребности в теории Левина обрел столь высокий статус, что превратился в основной элемент (факт) того поля, коим является личность. Подобно тому, как под непосредственно внешним для субъекта полем Левин понимал не физическую, а психологическую среду, так и здесь он имел в виду не биологические потребности, а психологические – напряжение, возникающее в субъекте, и стремление редуцировать его.

Поведение человека определяется его потребностями и целями. Уровень трудности выбираемой цели Левин назвал уровнем притязаний. Обнаружив, что этот уровень часто меняется, Левин и его ученики достаточно много внимания уделили анализу этого процесса – его основных характеристик (реальной и идеальной целей, уровней ожидаемых достижений и т. д.) и факторов, определяющих его (ситуационных, культурных, индивидуальных). Иными словами, уровень притязаний человека исследовался как некая существеннейшая из его характеристик, влияющих на эффективность его поведения.

Имея в виду анализ уровня притязаний, Левин как-то заметил, что гештальтпсихология «экспериментально подтвердила правильность адлеровских взглядов». «Переживание успеха и неудачи, как правильно подчеркивает Адлер, оказывают весьма заметное воздействие на то, будет ли ребенок воодушевлен или обескуражен, а отсюда и на его дальнейшие достижения… Хоппе показал, что успех и неудача зависят от моментального “уровня притязаний” и что этот уровень притязаний в свою очередь связан со способностью индивида… несомненно уровень притязаний определяется исключительно способностью индивида. Однако вследствие требований со стороны взрослых или под влиянием успехов товарищей у ребенка может возникнуть такой уровень притязаний, который явно выше (или ниже) его реальных способностей. В результате может развиться чувство неполноценности (или превосходства)…» (Lewin, 1935, с. 100).