Марина Москвина - Учись видеть. Уроки творческих взлетов Страница 32

Твой мир – это мир польских батонов, пенсне и кочерги, которой без труда можно порвать ноздрю Алексею Алексеевичу.

Когда кончится осень и ты поймешь, что люди вокруг тебя всего лишь фантомы с утюгами, тебе придется убыстрить шаг, чтобы постараться убежать от них.

– Постой! Куда помчался? Лучше сядь, и я тебе покажу кое-что, – скажет тебе кто-то и положит холодную руку на твое плечо. Это ангел смерти с маленькой и злобной душой Ракукина под мышкой хочет кое-куда тебя проводить.

Не бойся, в этом нет ничего страшного. Ведь скоро ты все узнаешь о том, что там, над реальностью.

Теперь твое место там – куда вываливаются старухи. От чрезмерного любопытства.

…Как это странно и здорово, что вы поняли.

Ты увидишь меня в окне.Ты увидишь меня в дверях.

На стенке в коробочке под стеклом Маша Константинова хранит усы кота Иосифа, которые она собирала на протяжении всей его долгой жизни.

Глава 25

Кроме основной работы он еще и пропагандист

Как-то одному человеку вдруг сообщили, что он разговаривает прозой. Он страшно удивился. Как так? Вот и вы тоже, наверное, удивитесь, что по ходу дела я нарисовала множество портретов. Ну, может быть, не в полный рост на холсте маслом, а тонкой линией китайской тушью на рисовой бумаге. Неважно, только наверняка теперь эти люди вам кажутся собственными хорошими знакомыми: писатели Юрий Коваль, Яков Аким, Дина Рубина, Юрий Сотник, Борис Житков, Уильям Сароян, воздухоплаватель Иван Шагин, а также ваш брат студент – Светочка Собянина, Роман Пьяных, Юля Говорова, американский писатель Майн Рид, художник Лёня Тишков или сказочник Седов.

Это такой радостный момент в нашем деле. Мы можем знакомить людей с другими людьми, рассказывать им друг про друга, делиться своей любовью к ним, причем независимо от времени, от пространства, кто на том свете, кто на этом… все с нами, когда мы вспоминаем о них и знаем, как создать образ.

Сразу вам скажу, дело это непростое. Живописуя чей-нибудь портрет, перво-наперво хочется вот по какому призрачному отправиться пути: это был высокий (невысокий) человек, блондин (брюнет), с орлиным (не орлиным) носом, голубыми (карими) глазами, белыми зубами (с одной «фиксой»), гладко выбритый (суточная щетина), надушенный, напомаженный (за версту разит пивом), в зубах капитанская трубка (к губе прилипла папироса)… И так далее и тому подобное.

С ним была ослепительная блондинка (брюнетка), с орлиным (не орлиным) носом, высокой (очень высокой, очень-очень высокой) грудью, стройными бедрами (или, наоборот, пышными)…

Так. С чем там еще? Зубами, когтями, губами, глазами, ноздрями, ушами, бровями, щеками, руками, ногами… Часто боковым зрением я вижу подобные описания в бульварных романах, которые пассажиры самым серьезным образом тоннами читают в метро.

Особые перлы я даже беру себе на заметку.

И в литературе, и в журналистике портрет – дело порою неподъемное и требует особой стратегии. Всякое непонимание, как это делается – а тут секрет на секрете! – чревато диким комическим эффектом, полностью неожиданным для автора.

Давно когда-то я жила в городке Нижние Серги на Урале и, зачарованная, делала вырезки из газеты «Ленинское знамя». Особенно меня поражали портретные зарисовки.

«Сегодня Анна Никифоровна Пенкина – искусная мастерица общепита. Она может испечь разнообразную сдобу, накрыть стол на любой случай жизни. Недаром на конкурсе “Золотые руки” она блеснула своими бисквитами “Кремль” и “Самовар”. Она и сейчас невысока, но раздалась в плечах, стала, как говорят, солидней. Но главное не в этом. Главное, что теперь у нее высокий разряд, высокое мастерство. Из города на Неве привезла она умение готовить заварное тесто, безе, бисквиты… Из Одессы – украинские борщи…

Годы прошумели, как наши уральские горные речушки, быстро и бурно. Даже не верится, что через два месяца можно причалить к тихой пристани заслуженного отдыха. А как же ей без коллектива, без тех, с кем сроднилась, с кем делит горе и радость? На кого ни глянь – ее помощники и верные друзья. С приготовлением гарниров и супов надежно справляется Лидия Горшкова, в мясном цехе добросовестно трудится Евгений Калашников…»

(Ну до того все неуклюже сработано – хоть смейся, хоть плачь! Хотя уж лучше это, на мой вкус, чем «орлиные профили» и «крутые бедра» из бульварных романов: здесь есть живой человек, подробности его человеческой жизни…)

Две фотографии 50-х годов из семейного альбома жителя маленького уральского городка. Многих из этих людей уже нет на свете, но как живы их лица, как внимательно они смотрят на нас, живущих здесь и сейчас. Как будто не мы рассматриваем фотографию, а они вглядываются в нас, в то будущее, которое недоступно им, оставшимся навсегда в этом странном остановленном мгновении.

Какой большой фикус в кадке, какие-то газеты на подоконнике, ни одной бутылки на столе, только чайные кружки, чашки, стаканы. Хотя на обороте фотографий написано: «Проводы Вадика в Армию». Вечные проводы того, что мы называем Время.

«А вот и Любовь Анатольевна Еловских. О таких говорят: наша уральская красавица. Теплый взгляд ее голубых глаз располагал к откровенности. Пробивающийся на щеках румянец говорил о довольстве и здоровье. Голос мягкий, бархатистый.

– Рассказчица я плохая. Уж вы лучше спрашивайте. Мудреных вопросов не задавайте, не отвечу.

Так началась наша беседа».

(…Неплохо для начала!!!)

«Г. С. Лесников (какие фамилии-то исключительно уральские! Еловских, Лесников, Пенкина! – М.М.), инженер по образованию, работает уже 15 лет на Нижнесергинском металлургическом заводе начальником технического отдела. Человек весьма занятой. Кроме основной работы он еще и пропагандист. А в часы досуга отдается любимому делу. Из дерева, сучка мастерит удивительные вещички. И занимается этим, как сказал он сам, уже 10 лет».

(Вроде все как учили – душевная теплота, множество деталей… А как-то «не в дугу». Все пули – мимо! К тому ж так нельзя сказать: «кроме основной работы он еще и пропагандист»! А это смешение стилей – важное «весьма» и тут же залихватское «вещички». Хотя, пожалуйста, смешивай на здоровье, но, как говорится, умеючи…)

«Жизнь Злоказова не баловала. Был он в то время зрелым мужчиной. А грамотешка не ахти какая. Несловоохотлив. Себя нигде не выпячивает».

(Вот так портрет!)

«Прежде всего он с нескрываемым удовольствием показывает бытовые помещения. На лице Булата Ахуновича можно прочесть: “Каково, а?!” Раздевалки. Красный уголок. Вот комната отдыха, вызывающая просто восхищение».

Иной раз чувства переполняют корреспондента, и публицист переходит на стихи:

Он шел по грязи липкой,Обижен и сконфужен,Макая ноги в цыпкахВ безжалостные лужи…

Или:

Я рифмою упругойПорадовать горазд.Живут три славных другаВ городе у нас.Живут не вполовину,Не кое-какСимонов, ПавлиновИ Сардак.В квартире, на природе лиНе праздный спор —О родном заводеЗаходит разговор.Взвешены до точностиВсе «против» и «за».Тут тебе и почести,И правда в глаза.Им бы только каждый деньВ горниле забот,Им бы только слаженнейРаботал завод.Леность и апатияИм не с руки.Нужны тебе, партия,Такие мужики.Нужны тебе, Родина,Такие сыны —В быту благородныеИ в деле сильны.Достичь поможет святоЛюбых вершин.Железная, как клятва,Дружба мужчин.Товарищи мужчины,Дружите, да так,Как Симонов, ПавлиновИ Сардак.

Мы хохочем, когда я вам это читаю. Даже информация «…и, затаив обиду на старшего товарища, он сначала спрятал нож в носок, а затем, выбрав удобный момент, нанес им удар в грудь собутыльника» при всей трагичности сообщения вызывает стилистическую улыбку. «Нож в носке», «грудь собутыльника» – и тут же «старший товарищ»… Винегрет из какого-то ложного древнегреческого пафоса и дворового разговора на лавочке, видно, как корреспондент потерялся в лабиринте Минотавра.

Но ведь и мы с вами на каждом шагу можем угодить в подобную ловушку.

Как ее избежать? За какую бы тему мы ни взялись, в каком бы жанре ни работали, мы будем рисовать портрет человека.

Посмотрим, как это делается.

Глава 26

«Лягушка посадишь – лягушка выйдет!»

Во-первых, приближаясь к своему герою, мысленно или буквально, мы должны иметь в виду, что наблюдаем уникальную личность, божественное творение, летучий дух, прибывший на эту планету для выполнения какой-то особой, исключительной миссии. Гляди на него во все глаза, слушай со всей внимательностью, на какую ты способен, «обнюхивай», исследуй, какой бы он ни был, что бы ни натворил, пытайся его понять, почувствовать и принять. Не вздумай накладывать на этот образ твоих собственных или общественных стереотипов, предубеждений и трафаретов. Смотри, происходит чудо. Перед тобой раскрывается микрокосм. Вбирай его, удивляйся ему, наслаждайся, подмечай каждую особенность, взгляд, пластику, характерные жесты, пристрастия, чудачества, проникнись настолько, что тебе станет казаться (а это чистая и абсолютная реальность!), что ТЫ – это ОН! Недаром философ Сократ говорил: «Другой – это ты!» А потом садись и пиши. По возможности с той интонацией, с которой разговариваешь сам с собой.