Мэрилин Аткинсон - Путь к изменению. Трансформационные метафоры Страница 8

Обратите внимание, что можно выделить три функции открытых вопросов:

1. Открытые вопросы демонстрируют уважительное отношение к опыту человека – именно в том виде, в каком он о нем рассказывает, без чьих-либо посторонних идей.

2. Открытые вопросы выявляют такие аспекты личного восприятия или опыта, которые были у человека не осознанны, но которые… стали очевидны благодаря открытым вопросам.

3. Открытые вопросы направляют людей на путь внутреннего поиска самопознания. Открытые вопросы – это инструмент, которым может воспользоваться каждый из нас, чтобы помогать другим изучать символы и метафоры, составляющие наши ментальные карты и ландшафты разума.

Когда вы задаете людям сильные открытые вопросы, они начинают внутренний поиск, выходящий за рамки обыденного сознательного мышления. Они погружаются в весь свой опыт, чтобы вынырнуть, найдя собственные ответы!

Мари и шокотерапия

Много лет назад у меня была клиентка по имени Мари. Ее случай – это пример того, как «решение меняет образ мыслей».

На нашей первой короткой ознакомительной сессии мы с Мари обсуждали ее мечту жить «нормальной жизнью». Я обнаружила, что она сама себя считает абсолютно пропащим человеком. А я смотрела на хорошенькую кудрявую 20-летнюю девушку, умную, с хорошим чувством юмора, и была глубоко озадачена, когда услышала ее историю: «За последние четыре года я прошла 160 сеансов шоковой терапии», – рассказала она.

Когда ей было лет 16, она начала постоянно препираться с мамой по любым мелочам. (Абсолютно нормальное поведение для подростка, начинающего стремиться к независимости, как я считаю.) Но Мари сама внутренне не одобряла такое свое желание самоутвердиться. Испытывая внутренний конфликт, она попросила маму отправить ее на сеанс к психотерапевту.

Мне пришла в голову мысль: как же эта девушка похожа на меня в 15 лет. Подростком я убегала из дома, а потом ходила к психиатру на несколько сессий по самоисследованию. (Насколько я помню, мы там просто сидели, и я была совершенно разочарована.)

То, что рассказала Мари, просто потрясло меня. Случайный мамин выбор психиатра обернулся настоящей катастрофой. На первой же сессии врач решил, что Мари требуется шоковая терапия. Он немедленно госпитализировал ее и отправил пройти 16 «сеансов лечения» электрошоком.

Она описала, что когда вернулась из больницы, ее перепуганная семья относилась к ней, как к тяжелобольной. Память была частично утрачена после электрошока, и девочка не могла больше ходить в школу. И вот ей пришлось сидеть дома под опекой обеспокоенных родителей.

Мари продолжала рассказ. Она описала появление у себя новой привычки – «привычки к шокотерапии». Ее память постепенно восстанавливалась, между тем девочка продолжала оставаться в центре заботы и внимания в семье. Вновь стало появляться чувство раздражения на родителей за их чрезмерную заботу. Все началось по новому кругу. Раз за разом, год за годом она заказывала такси, возвращалась в больницу, звонила своему психиатру и просила провести еще сеанс шоковой терапии – и врач его назначал.

Прошло четыре года и проведено 160 сеансов шокотерапии – и вот Мари сидит в моем кабинете и изо всех сил желает нормальной жизни. «Похоже, как будто у тебя развилась зависимость от шоковой терапии, – задумчиво сказала я, выслушав ее историю. – Пробовать что-то новое – это нормально для молодых людей, но это было нечто чрезвычайно сложное. Так ведь?» «Это значит, что я никогда не окончу школу. Я никогда не выучусь», – сказала девушка. «Да ведь ты учишься прямо сейчас, – ответила я. – Твоя реакция на ситуацию кажется очень реальной, точной и искренней. Ты говоришь, что хочешь жить нормальной жизнью?» Мари кивнула. «Тогда скажи мне, каково твое видение? Эта цель жить нормальной жизнью достаточно важна для тебя, чтобы ты сделала все, что от тебя потребуется, чтобы достичь ее?»

На этих словах Мари заговорила о своих надеждах и мечтах. Я подбадривала ее, чтобы она продолжала. Она говорила, что ей так хочется сходить на свидание, как остальные девушки. Она говорила о возможности потанцевать и повеселиться и даже о возможности выйти замуж и иметь семью. Она говорила о своих ценностях: о том, что хотела бы учиться дальше, о том, какой студенткой она хотела бы быть. Описала, какой матерью хочет стать. Я ободряла ее. «У тебя такие сильные ценности и надежды, – заметила я. – Как ты можешь начать их сейчас реализовывать? Каким будет твой собственный путь в жизни?»

Расслабившись и настроившись на исследование, Мари заинтересовалась своими старыми страхами. Я спросила, чем они были вызваны. Она задумалась и стала мысленно возвращаться в своей жизни назад, с любопытством оглядываясь по сторонам. Неожиданно она вспомнила одно решение, которое приняла еще в детстве: никогда не быть «причиной» маминого огорчения. Она вспомнила то время, когда была маленькой девочкой, и им с тремя старшими сестрами пришлось целый месяц провести дома во время суровой зимней непогоды. Они тогда жили далеко за городом. Маршрут школьного автобуса проходил в стороне. Мама попыталась заняться домашним образованием четырех дочерей. Но часто эти занятия вызывали у нее только раздражение и отчаяние, потому что девочки смеялись и баловались вместо того, чтобы учиться. Несколько раз она сердито выговаривала им: «Вы совершенно не умеете себя вести. Вы меня так утомили. Я вообще не могу с вами справиться. Я просто с ума схожу, заботясь о вас».

Мари продолжала. Однажды мама вышла из дома, упала, получила перелом и оказалась в больнице. Ее не было целый месяц. Мари была в ужасе. Она чувствовала себя так, будто лично была причиной маминых проблем. Девочка клялась, что, если мама вернется домой, она никогда не станет расстраивать ее снова.

Я внимательно слушала, как Мари рассказывает историю. «Итак, тебе тогда казалось, что действительно ты явилась причиной маминой болезни? – поинтересовалась я скептическим голосом. – Маленькие девочки легко могут ошибаться и не понимать, что один человек не может стать причиной болезни другого. А что, если вместо этого ребенок откроет для себя и научится понимать, что каждый человек сам полностью ответственен за свое внутреннее состояние, чувства и свой внутренний мир, и что у других людей он свой? Что, если она поймет, что никто не может заставить другого человека испытывать те или иные эмоциональные проблемы? Что наши чувства всегда принадлежат только нам самим?»

Она открыто изумилась, когда я упомянула про возможность научиться чему-то. «Подозреваю, что я всегда это знала, – сказал она. – Ну, по крайней мере, теперь-то уж я это знаю наверняка: никто не может “заставить” другого человека устать или рассердиться. Каждый из нас добивается своих собственных результатов, правда? Я была еще маленькой. Я этого просто не понимала».

«Ну да, Мари, – сказала я. – Быть ответственным за самого себя означает очень многое. Я рада слышать твои слова о том, что ты можешь решать сама за себя. Иначе мы все были бы роботами».

«Это правда очень смешно, – она слегка хихикнула. – Это просто умора, когда думаешь об этом! Никогда больше так не буду делать! Какая ошибка!» Она начала посмеиваться чуть громче, а затем расхохоталась во весь голос. «Ну, правда, очень смешно!» – повторяла она. Мари продолжала хохотать все больше, захлебываясь от смеха. Она соскользнула со стула на ковер и какое-то время буквально покатывалась со смеху, подергивая ногами. Так она заходилась хохотом около двух минут, а я с удивлением наблюдала за ней. Затем она поднялась, спокойно отряхнулась и решительно произнесла: «Никогда более не буду снова так делать!»

Она больше и не делала. 20 лет спустя я случайно встретила ее, когда заглянула в специализированный магазин, хозяйкой которого стала Мари. Всего одна сессия понадобилась этой девушке, чтобы утвердиться в решении изменить свою жизнь и жить на своих собственных условиях.

Прислушиваясь к внутреннему знанию

В истории мы и спрашиваем, и слушаем, пока спрашиваем. Наши слушатели будут наблюдать и учиться на самом факте того, что мы слушаем их. Задавая открытые вопросы, мы демонстрируем процесс внимательного слушания своего внутреннего знания. Также мы задаем открытые вопросы и демонстрируем процесс внимательного слушания других людей, даже продолжая рассказывать наши истории.

Мы показываем процесс размышления и изумления и, поступая так, демонстрируем внутреннюю осознанность, которая приходит по размышлении. Как каякер приводит ритм своего дыхания в соответствие с ритмичным плеском весел, так и мы внимательно прислушиваемся к нашему внутреннему осознанию, которое происходит в процессе рассказа истории, и настраиваемся на его волну. Наши слушатели начинают следовать нашему примеру и также ловят ритм.