Стюарт Браун - Игра. Как она влияет на наше воображение, мозг и здоровье Страница 8

Люди больше всего играют в период самого активного развития мозга после рождения (в детстве), а значит, игра продолжает процесс нейроэволюции, продвигая его еще на один шаг. Также она способствует созданию новых связей, которые раньше не существовали, – новых связей между нейронами и разбросанными мозговыми центрами. Те, что я называю «божественно излишними нейронами», и активируют игру, и организуются ею же. Это нейронные связи, у которых нет очевидных функций, но, будучи возбужденными игрой, они становятся крайне важными для последующего непрерывного развития мозга.

Играя, мы способствуем созданию этих новых цепей и проверяем их, посылая сигналы. Поскольку игра – не жизнеопределяющая деятельность, проверка проходит в безопасных условиях, когда жизнь не стоит на кону. Такое ощущение, что игра – это движущая сила, которая помогает оформить будущий рост и развитие мозга.

По крайней мере, области в мозговом стволе, отвечающие за сон, у крыс запускают и игровое поведение. Как и сон, игра, очевидно, динамически стабилизирует физическое и социальное развитие детей, а также поддерживает эти качества во взрослых. Меня очень волнуют параллели между сном и игрой. Рационально предположить, что оба этих явления очень важны, поскольку они организуют развитие мозга и его способность адаптироваться – в долгосрочной перспективе.

Влечение к игре

Игра настолько важна для нашего развития и выживания, что импульс играть стал биологической потребностью. Как и наши желания есть, спать или заниматься сексом, влечение к игре идет изнутри.

Влечения бывают разной силы. Наша главная потребность – дожить до следующего дня.

Самые серьезные влечения – получить пищу и сон. Когда мы в опасности, игры прекращаются. Но исследования показывают, что, находясь в безопасности в сытом и отдохнувшем состоянии, все млекопитающие спонтанно начинают игру.

Как заметил философ Иеремия Бентам, наше поведение во многом определяется удовольствием и болью. Мы бываем вознаграждены за поведение, подчиняющееся диктату биологических потребностей, и наказаны за поведение, идущее против них. Мы ощущаем боль, если не едим, и великое наслаждение, когда наконец удается насытиться (как говорит пословица, «голод – лучший повар»). Отлично выспаться, особенно после череды бессонных ночей, – одно из самых интенсивных бесплатных удовольствий.

В детстве награда за игру высока, потому что мы нуждаемся в ней для быстрого развития мозга. У взрослых мозг развивается не так быстро и влечение к игре может быть не таким сильным, поэтому недолго мы можем прекрасно обойтись без нее. Но если ее нет долго, наше настроение портится. Мы теряем чувство оптимизма и переживаем ангедонию – неспособность получать удовольствие.

Существуют клинические подтверждения существования дефицита игры, симптомы которого весьма похожи на хорошо описанный недостаток сна. И точно так же как недостаток сна создает потребность в лишнем «восстановительном» сне с целью наверстать упущенное, животные, на время лишенные игры, занимаются «восстановительной» игрой, когда им снова ее позволяют. Статистического подтверждения этого явления у людей нет, но собранные мной данные, основанные на практике родителей и учителей, а также взятые из многочисленных «игровых историй» у взрослых, свидетельствуют: если люди долгое время оставались без игры, они сильнее хотят ею заняться.

Другая сторона влечения к игре – это то, что мы получаем, когда ему поддаемся. В тех же игровых историях у меня есть примеры, которые показывают: если играть достаточно, мозг работает лучше. Мы чувствуем себя более оптимистичными и креативными. Мы наслаждаемся новинками – новой модой, новой машиной, новым анекдотом. Принимая новое, мы тянемся к ситуациям, которые тестируют навыки, которые не нужны сейчас, но могут понадобиться в будущем. Вдруг мы говорим: «Мне просто захотелось это сделать, а потом оказалось, это полезно».

В непредсказуемом меняющемся мире то, что мы узнаем из игры, можно перенести в иные новые контексты. В игре мы находим самые разные неожиданные ситуации, благодаря которым можем выживать в мире. Первый паровой двигатель был игрушкой. И ею же были первые самолеты. Дарвин в первый раз заинтересовался эволюцией, когда собирал интересные образцы на берегу и в саду, где играл ребенком. Бросание камней, вероятно, привело к появлению первых снарядов и даже первого копья. В Китае сначала придумали фейерверки, а потом пушки. Размышляя над этим, я сейчас подумал, что математика, вероятно, началась с игр с числами. Заводные игрушки привели к созданию часов.

Когда речь не идет о жизни и смерти, метод проб и ошибок приводит к появлению нового. Мы хотим заниматься новым не потому, что бумажные самолетики непременно приведут к постройке «Боинга-747», а потому, что это приносит удовольствие. Однако много лет спустя рождается «Боинг».

Любит ли игру вселенная?

Я люблю говорить, что если посмотреть повнимательнее, то найдешь игру повсеместно. То есть буквально и на межклеточном уровне, и в дальних отрогах Вселенной.

Игру можно считать ключевым компонентом самой эволюции. Говоря об эволюции, обычно больше всего внимания обращают на естественный отбор, который часто называют «выживанием сильнейших». Но есть и другая часть процесса, которая не менее важна, – создание разнообразия. Во-первых, природа порождает много разных версий одного организма, в основном с помощью генных мутаций и новых комбинаций генов. А затем лучшие «отбираются» для воспроизводства и передают свою наследственность.

Создание этого разнообразия, которое Дарвин называл мутациями, – тоже своего рода игра. Они не являются необходимыми и не соответствуют нормам, однако придают гибкость биологической системе. Биологи показали, что когда такой генетической гибкости много, эволюционные процессы идут быстрее. Если вариаций нет, эволюция прекращается. Ничто и никогда не изменится.

Действительно, подобная гибкость или игра является необходимой частью любой сложной самоорганизующейся системы. Без вариаций там и сям система марширует вперед по прямой.

В масштабах космоса формирование галактик, звезд и солнечных систем было возможно из-за некоторых нарушений в ткани Вселенной, которые образовались вскоре после Большого взрыва. Без этих нарушений Вселенная была бы однородным супом, состоящим из энергии. Игра – это словно свинг в музыкальном ритме, подскакивание мяча, танец, который освобождает нас от строевого шага жизни. Это «бессмысленный» момент, который делает день запоминающимся.

Я думаю, мы живем в игривой Вселенной.

Мои представления идут из космологии и биологии, а индийская традиция закрепляет игру в качестве творческого источника реальности. Лила (на санскрите) – это понятие, означающее «времяпрепровождение», «спорт» или «игра». Лила – это способ описать всю реальность, включая космос, и результат творческой игры божественного абсолюта.

Глава 3. Мы созданы для игры

Асцидия – некрасивое существо. Во взрослом состоянии она имеет форму трубки и напоминает губку или червяка, а в виде личинки выглядит как головастик. Но, так или иначе, асцидия – один из наших древнейших родственников. Примитивная нервная система делает ее более близкой родственницей людей, чем кораллы и губки, на которые она похожа. Ученые говорят, что головастик асцидии выглядит примерно как давний предок человека, первое хордовое, каким оно было около 550 миллионов лет назад. В форме личинки у нее есть примитивный спинной мозг и сгусток нервных узлов, который действует как функциональный мозг. Этот крошечный мозг помогает двигаться к питательным веществам и удаляться от опасностей. Как и большинство морских жителей, юные асцидии растут и исследуют окружающую среду.

Но как только асцидия вырастает, она прикрепляется к камню, днищу корабля или сваям. Ей больше не нужно следить за миром, как она делала на стадии личинки, потому что течение приносит достаточно питательных веществ. Ее жизнь становится абсолютно пассивной.

Взрослая асцидия становится морским домоседом. Но события принимают довольно мрачный оборот: она переваривает собственный мозг. Без необходимости исследовать мир или находить пропитание это существо пожирает собственные ганглии. Похоже на сюжет из книги Стивена Кинга: «Не мешай дело с бездельем – станешь зомби, пожирающим мозг».

Асцидия демонстрирует базовый принцип природы: используй или выброси. Если какая-то способность не находит применения, она становится излишеством, которое отбрасывается или отмирает. Либо мы растим и развиваем эту способность, либо освобождаемся от нее.

Большинство животных не идут на такие крайние меры, как асцидия, но принцип остается тем же. Большинство животных активно отращивают новые нервные связи только в молодости. Асцидия перестает двигаться, а многие высшие животные перестают играть, и мозг больше не растет.