Ирина Млодик - Метаморфозы родительской любви, или Как воспитывать, но не калечить Страница 2

Итак, одна из явных родительских тенденций – желание исправлять, продиктованное неистребимой верой в то, что детей нужно переделывать, ибо они недостаточно хороши, потому что природа задумала их «порочными». Вторая родительская тенденция – не смотреть, не видеть, не признавать собственных ошибок, недостатков и родительских «пороков». Истоки этого, возможно, в том числе в следующем.

Наше общество (уж не будем залезать в глубь веков) весь XX век во многом занималось тем, что прятало от самих себя свои проблемы. Революцию совершили крестьяне, рабочие и солдаты. Будучи всегда подчиненными, угнетенными, задавленными, они таили в глубине души максимально детскую, инфантильную, глубоко обиженную и незрелую психологическую природу. Многие из них в своем психологическом развитии не достигли даже подросткового возраста (за исключением разве что предводителей, подростковому самосознанию которых максимально соответствовала идея свержения и сноса «родительских» ценностей).

Убрав, свергнув, постепенно сместив всех тех, кто создавал и держал на себе прежнее общество, – значительно более «взрослую» часть русского населения – русское дворянство и интеллигенцию, застигнутых революцией на самом пике собственного кризиса, они отвергли все то, возможно, малое, на что можно было опереться, чтобы вершить безусловно назревшие в стране изменения.

В результате грандиозного переворота нашей страной стали править люди с детской, недозревшей психикой, а ей свойственны незрелые защиты, в частности отрицание. «Этого не было. Ничего такого не происходит. Нет необходимости вмешиваться и что-то менять. Все хорошо. Если кто-то что-то сделал плохое, то это не я. Это кто-то другой. Это не моя ответственность. Я ни при чем». Все, что нами не присваивается и не признается, имеет тенденцию уходить в Тень[1].

Итак, многие проблемы тогдашнего молодого общества начинают отрицаться. Детская психика совершенно не переносит противоречий. А они были налицо: хотели дать все и всем, а кругом были лишь тотальная бедность и лишения, хотели дать светлое будущее, а получали голод, гражданскую войну и яростное сопротивление старого режима. Хотели управления по справедливости, а получили власть чиновников от партии, в самом авангарде которой оказались далеко не самые психологически здоровые и достойные, морально чистые и высокодуховные люди. Детский способ борьбы с противоречиями – перестать их замечать, отрезав одну из противоречивых частей, сказав «этого просто нет». Невыносимо видеть и признавать собственную порочность, гораздо проще поместить ее во что-то, что не является мной, – например, в буржуазию и враждебное окружение и начать с ними бороться, или в ребенка и начать его исправлять. Потому что борьба и исправление дают ощущение собственного участия в изменениях. Я уже не пассивный страдалец – я меняю мир тем, что борюсь с «неправильным» и «враждебным». Не замечая собственных проблем и изъянов, я начинаю подозревать и искоренять их в собственных детях.

В моменты сомнений и колебаний общество значительно стабилизировалось и укреплялось на почве идеи борьбы с внутренним или внешним врагом. В моменты наших внутренних конфликтов и сомнений нам очень хочется активно перевоспитывать наших детей. Нам начинают бросаться в глаза их ошибки, нас вдруг серьезно начинает беспокоить их поведение, и мы из самых лучших родительских намерений принимаемся за воспитательную работу. Это кажется нам значительно более важным и воодушевляющим, чем разбираться с собственными проблемами и кризисами.

Итак, не разобравшись в себе, не поняв себя, часто даже не имея элементарных представлений о психологии, законах общения и ничего не зная о периодах, кризисах и феноменах детской психики, такой ретивый родитель берется воспитывать, формировать, исправлять все то, что уже мудро заложила в ребенке природа, и то, что, по сути, вовсе не нуждается в исправлении.

Не задаваясь вопросами, не мучаясь в поиске ответов, такой родитель вынужден либо взять за основу модель воспитания его самого собственными родителями, либо реагировать на ребенка реактивно, то есть, как говорят в народе, «как Бог на душу положит»: в соответствии с собственным настроением, ограничиваясь собственным пониманием, ориентируясь по большей части на реакции и ожидания окружающих, но не на свою родительскую интуицию или на мудрую природу самого ребенка.

2

Любимые родительские воздействия

Таким образом, исходя из воспитательной предпосылки «искоренить и переделать», главным и основным в родительском воздействии на ребенка становились такие незатейливые родительские интервенции, как оценивание, критика, принуждение, устыжение, ограничение, угрозы. Главной детской добродетелью оказывалось послушание, признание собственного несовершенства и виновности, а также стремление максимально соответствовать родительским ожиданиям. Основным инструментом – манипуляции, принуждения, наказания, поощрения. Любимыми средствами – собственное недовольство и вызывание в ребенке чувства вины, стыда, страха.

Ребенок воспринимался взрослым миром как неспособный к позитивному управлению собственной деятельностью. Формообразующая, структурирующая функция была вынесена вовне, помещена во внешнего взрослого. Ребенок воспринимался как хаотичное, начисто лишенное воли, совести, естественных внутренних ограничений, осознанного выбора и нравственных принципов существо. Что говорить, многими взрослыми и в наше время продолжает так восприниматься.

Взрослый, выращенный при прежнем строгом авторитарном режиме, как правило, управлялся извне, формируемый внешними посылами и корректирующей средой, выпадать из которой, выделяться было достаточно опасно. Поскольку такой взрослый все время испытывал давление и ограничения извне, то и детям своим он транслировал то же самое.

Как правительство, уйдя от «отцовской» власти монархии, перейдя к матриархальным принципам большевистского братства, окунувшись в хаос и не справившись с постреволюционным разбродом, вынуждено было вернуть строгую и авторитарную власть, так и современный родитель практически убежден, что если оставить ребенка предоставленным самому себе, то он, безусловно, не справится с собственным внутренним хаосом и непременно разнесет все вокруг. И потому жесткий контроль, критика и понукание каждому ребенку просто необходимы.

Это совершенно не так. Детская, не изнасилованная родительским давлением психика способна к самоорганизации. Ребенок вполне может вести себя конструктивно без вездесущего родительского давления или контроля, постепенно осваивая среду вокруг, овладевая собственным контролем, выращивая собственную ответственность. Но насколько трудно поверить в это взрослому, выросшему в тотальном контроле над ним государства, системы и его собственных родителей!

Давайте все же разберемся, какое послание получает ребенок от взрослого, испытывая на себе те самые традиционные родительские воздействия. И какое на самом деле влияние они на него оказывают. Итог часто оказывается совершенно не тем, который мечтает увидеть воспитывающий родитель. Но искать первопричину в себе, он, к сожалению, часто совсем не склонен.

Итак, даже вполне современные родители нередко делают это.

Принуждение

Традиционный воспитательный метод. Обычная ситуация: ребенок не хочет; родитель принуждает. Первый по каким-то причинам решает чего-то не делать. Второй считает необходимым не искать причины такого решения, а просто заставить.

Послание при этом примерно таково: «Ты сам не можешь, у тебя нет своей воли, своей интенции, контроля, опыта, ума, а у меня есть! И я заменяю твою внутреннюю волю своей!»

Тот, кого часто принуждают, живет во внутреннем конфликте: с одной стороны, он старается выполнять все, что от него хотят, во избежание еще большего давления. С другой – что-то в нем изо всех сил сопротивляется принуждению.

Жить под принуждением, регулярно отдавая весь контроль внешнему Другому, нам на самом деле совсем не хочется, поскольку вместе с контролем мы отдаем и свои желания, и свое ощущение себя, своих чувств, своей воли. Постоянная жизнь под принуждением – верный путь к окончательной потере себя самого. Выхода из такой модели, как правило, два. Либо смириться, отказавшись от всего своего, полностью подчинившись чужой воле, став послушным и ведомым до конца дней своих.

Либо включать противоволю, пытаясь противостоять принуждению. Если все-таки в какой-то момент, когда мы уже хотим перестать быть подчиненными и задавленными, мы начинаем бунтовать, то встречаемся с сильной ответной агрессивной реакцией. Наше окружение, привыкшее к нашей безропотности, скорее всего быстро подавит «бунт на корабле», чем с большой степенью вероятности окончательно убьет нашу волю, лишив смысла сопротивление принуждению.