Наталия Инина - Испытание детством. Что мешает нам быть счастливыми? Страница 23

«Будет все, как ты захочешь!» – помните слова этой популярной песенки, которую поет красавец-мужчина, и посвящена она любимой женщине. Это предложение забыть о своих желаниях и полностью раствориться в другом – чудесный симптом влюбленности. Но когда эта установка сохраняется на годы – дело плохо. Тогда влюбленный молодой человек, готовый на любые уступки ради возлюбленной, превращается в пассивного, ведомого, безучастного мужа. «Пусть жена решит», – отвечает он на любые адресованные ему вопросы. Какой купить диван в гостиную, на какой курорт поехать отдыхать летом, в какую школу отдать ребенка, какой автомобиль лучше, кого приглашать в дом на Рождество и на собственный день рождения – на эти, да, впрочем, и на все остальные вопросы ответы надо искать у жены. Муж же будет соответствовать ситуации и покорно сидеть на неудобном диване, изнывать от жары под палящим южным солнцем, ездить на нелюбимом автомобиле и сидеть за одним столом с малознакомыми, но очень полезными людьми. При этом в глубине души он будет мечтать о том, что бы он сделал, если бы мог: как бы поехал на тихую северную речку со своим старым школьным другом, как закинул бы удочку и как был бы счастлив. Но счастье нам, как известно, только снится. Вот и сидит он год за годом, десятилетие за десятилетием, на этом ненавистном диване, смотрит невидящими глазами в телевизор, ест, не ощущая вкуса, еду, которую так любит готовить его супруга, уже практически не реагирует на обычное недовольное жужжание своей столь же несчастной жены и мечтает о том, что когда-нибудь… Но этого «когда-нибудь», как правило, не наступает, а подступает старость, нашептывающая не мудрые изречения, а печальную мысль о том, что жизнь прошла мимо и зря! Боже мой, как грустно! Неужели ничего нельзя изменить? Неужели нельзя начать жить заново, вот тогда бы все было бы иначе… Но жизнь не черновик, ее не перепишешь набело. Каждый день, каждый час, каждая минута неповторимы, их невозможно вернуть назад! Понимание этого требует от нас бережного отношения к настоящему, глубокого чувства ответственности за каждое мгновение своей жизни, ведь то, что мы можем сделать сегодня, сейчас, возможно, больше не повторится, и шанса что-то изменить не представится вновь.

От одного известного психолога я услышала дивный образ – «промельк». Представьте, что вы едете в поезде, а перед вашим взором мелькает только сплошная стена густого леса и больше ничего. И вдруг вы видите этот «промельк»: голубое небо, легкие белые облака плывут в вышине, поля, покрытые свежей травой, вдали сверкает гладь озера и птицы парят над ним… Мгновение – и все схлопнулось: опять стена леса, темная и бесконечная. Так и жизнь, точнее то, что мы с ней делаем, тянется как беспросветная, бесцветная полоса, и только иногда наш взор выхватывает этот «промельк» настоящей прекрасной и живой жизни, такой, какой она могла бы быть, но мы так привыкли, так срослись с тем, что мы называем жизнью, что даже не пытаемся напрячься и дотянуться до той, подлинной.

Вернемся к нашему инфантильному и пассивному мужчине, отдавшему бразды правления своей судьбой в чужие руки. Что побуждает его делать это? Надо сразу оговориться: дело здесь не только в психологии и не только в детстве. Необходимо еще учитывать влияние социокультурного, культурно-исторического контекста. Давайте вспомним относительно недавнюю историю Советского Союза. Роль мужчины, равно как и роль женщины, были подменены ролью строителя коммунизма. Личность подменила функция. Все то, что было так ценно и важно в мире, сотканном из мужчин и женщин, потеряло всякий смысл. Женщина превратилась в многостаночную машину, которая должна была работать, стоять в очередях, готовить еду, кормить, лечить, учить. Мужчина же как глава семьи был нейтрализован системой, ему подрезали крылья, его лишили возможности быть увлеченным, побеждать, конкурировать, куда-то стремиться, с чем-то бороться, ему осталось только отсиживать часы с восьми до пяти за смешную зарплату (ее еще называли «зряплатой»), а потом играть в домино в собутыльниками в парке. Если в семье такой женщины и такого мужчины рождалась девочка, то она старалась быть похожей на мать, то есть все мочь и все уметь. Если же рождался мальчик, то он видел сильную, волевую мать, которая «пашет» с утра до ночи, и слабого безвольного отца, часто еще и пьющего. Таким образом, в сознании мальчика не был сформирован образ настоящего мужчины, на которого бы ему хотелось быть похожим. Еще раз поясним, что мать становилась такой «сильной» не из-за желания быть наравне с мужчиной, у нее просто не было выхода, срабатывал материнский инстинкт и более гибкая, пластичная женская психофизиология, позволяющая ей не «ломаться» в ситуации испытаний, а «гнуться», выдерживая большой вес. Отец же «ломался», превращался в «нечто» именно потому, что главные мужские мотивации, такие как стремление к развитию, творчество, потребность в собственном деле, в котором он мог бы себя выразить, были полностью истреблены.

Это вовсе не значит, что во времена Советского Союза не было настоящих мужчин, но они часто платили за это большую цену – от потери карьеры и работы до лишения свободы в местах вполне отдаленных. Если учитывать этот социокультурный контекст, то становится более ясным вопрос, который современные русские женщины задают вот уже более двадцати лет: «Куда подевались настоящие мужчины?» Можно поставить этот вопрос шире – почему в нашей стране столько инфантильных эгоцентричных людей, и почему их количество не связано с уровнем образования и уровнем развития социума? Ответ, конечно, должен быть многозначным, но в нем будет обязательно присутствовать и психологический аспект.

Здесь было бы уместно вспомнить о месте человека в государстве, о его ценности, об отношении к такого рода проблемам на Западе. В Швеции, когда премьер-министром этой страны был Улоф Пальме, зафиксировали взлет подростковой преступности и агрессии среди мальчишек. Власти финансировали серьезное дорогостоящее исследование, нацеленное на выявление причин этого феномена. В исследовании принимали участие ведущие психологи и социологи страны. Выяснилось, что на самосознание подростков влияли следующие факторы: в большинстве шведских семей общение сына и отца сводилось к минимуму; усталые отцы, приходя с работы, предпочитали пиво и телевизор, а не общение с подрастающим сыном. Но, как известно, «свято место пусто не бывает», в результате среднестатистический подросток выбирал образцом для подражания героя американских боевиков, который обычно решал проблемы с помощью кулака или пистолета. А где было взять других, более позитивных представителей мужского населения, ведь в детских садах и школах большинство воспитателей и преподавателей были женского пола? Анализ, проведенный учеными, позволил предложить хоть и дорогостоящее, зато вполне эффективное и быстрое решение вопроса, на которое немедленно откликнулись власти. Существенное количество денег было потрачено на то, чтобы привлечь взрослых и образованных мужчин к работе в детских садах и школах. В течение нескольких лет проблема была полностью решена, ведь перед глазами растущих мальчишек, кроме героев американских боевиков и их собственных усталых, безучастных отцов, возникли другие примеры мужского поведения.

Мы долгое время имели страну, постулировавшую определенное отношение к человеку как к винтику, шестеренке системы, который нужен только для того, чтобы обеспечить бесперебойное функционирование всего механизма. Иными словами, никто не говорил ни слова о личности, об индивидуальности, о ценности человека как такового, вне зависимости от его функционального значения для общества. Сам человек со своей уникальностью и неповторимостью был обществу совершенно не нужен. Любое культурное событие, будь то спектакль, фильм или художественная выставка, ориентированные на человека, пытающиеся проникнуть в глубь его личности, понять его смыслы, мотивы, ценности, вызывали у властей неприятие и отторжение. Такие события закрывали, запрещали, «клали на полку», дабы не разбудить человеческое в человеке.

Позволим себе некоторое теоретическое отступление. Обратимся сначала к Юнгу и его идее антиномичности[2], противоречивости человеческой психики.

Квинтэссенция этой идеи заключается в том, что установка, представленная сознанием, будет иметь прямо противоположное значение в бессознательном. К примеру, человеку на сознательном уровне свойственна экстравертность (обращенность вовне), то есть человек легко и свободно контактирует с людьми. Однако присмотритесь к таким людям – им очень трудно быть открытыми в ситуации глубокого, доверительного личностного общения, то есть на бессознательном уровне присутствует интроверсированная установка личности.

И наоборот, человек-интроверт, удовлетворяющий свою потребность в общении через небольшое количество контактов, в близком интимном общении открывается навстречу собеседнику всей своей глубиной, то есть на бессознательном уровне является экстравертом.