Сильвия Энтони - Открытие смерти в детстве и позднее Страница 39

Возможно, но, я думаю, недостаточно дать ответ Бриджмэну с точки зрения эволюционной теории: существуют насекомые, которые делают тщательнейшие приготовления для обеспечения потомства, которое выведется не раньше смерти родителей; млекопитающие часто проявляют готовность защищать свой молодняк ценой собственной жизни; озабоченность человека будущим его семьи или группы за границами его собственной жизни может быть обусловлена сходными врожденными побуждениями, закрепленными на уровне вида по причине их ценности для выживания. Но если, с другой стороны, использование разума считать человеческой характеристикой, имеющей высочайшую выживательную ценность, то всякая наследуемая форма поведения должна проходить проверку на рациональность. На самом деле Бриджмэн вовсе не игнорирует социальную ценность альтруистических установок человека; напротив, он утверждает, что «нелогичные (посмертные) программы человека являются мощнейшей скрепляющей общественной силой, и если бы общество внезапно их лишилось, оно бы, возможно, поначалу прошло через период высокой нестабильности [288] . Тем не менее, он явно считает, что такой социальный цемент ipso facto [289] нежелателен, и временная нестабильность не была бы слишком высокой ценой за его ликвидацию.

Неспециалист мог бы найти возражения Бриджмэну, не прибегая к эволюционной теории: X желает благополучия или несчастья для Y , опираясь на временную шкалу существования Y , а не своего собственного. Когда X думает о прошлом, настоящем или будущем страдании своего друга, он, X, несчастен сейчас ; аналогично, представляя успехи врага в прошедшие годы, или сегодня, или через сорок лет, он, X, испытывает раздражение или гнев, а если у врага неприятности, X может почувствовать злорадное наслаждение. Нет ничего нелогичного в том, что X заботится об Y независимо от перспективы собственной кончины. Более того: Y может быть не индивидом, а группой, потенциальная длительность существования которой несоизмеримо больше, чем у X. X не может сделать ничего для изменения прошлого состояния Y или эффекта этого состояния на себя самого, но он может повлиять на будущее состояние Y , и его попытка осуществить это, чтобы почувствовать себя более счастливым в настоящее время, может считаться вполне рациональной. Ситуация может осложняться предвосхищением того, что будущее состояние самого X повлияет на будущее состояние Y , – но это частный случай внутри более общего. В нем возможны варианты, когда: а) X ожидает, что будет свидетелем того, что будет происходить с Y ; б) X не ожидает этого. Например, X может одновременно принимать меры против ущерба для Y в случае собственной а) инвалидности и б) смерти. В первом случае он был бы свидетелем неблагополучия Y , во втором – нет. Но есть общий существенный фактор: его актуальная тревога по поводу Y снижается благодаря его действиям.

Социальный психолог может предложить еще один ответ на вопрос Бриджмэна. Со временем Я выстраивает личность вокруг ядра, которое Уильям Джеймс называл чистым эго [290] , – посредством бессознательных имитаций, идентификаций и отыгрывания ряда социальных ролей. Все это происходит в контексте аффективных отношений между индивидом и другим человеком (например родителем) или группой (семьей; группой по интересам; компанией; фирмой; политическим, социальным или муниципальным сообществом; нацией). Процесс, о котором идет речь, является двусторонним. Родитель функционирует как таковой только при активном существовании ребенка как такового; группа для своего существования нуждается в активной идентификации ее членов с ее фундаментальным бытием. Нечто из темпоральности [291] группы бессознательно ассимилируется и присваивается индивидуальным Я, а личность индивида вносит вклад в индивидуальность группы – целостности, обычно более долговечной. Традиции и законы, признающие и санкционирующие эти темпоральные отношения индивидуального эго и сообщества, – основа стабильных социумов, а вовсе не «скрепляющий фактор» для каких-то надстроек над ними, без которого можно обойтись. Процесс взаимоотношений индивида и группы инициируется социальным импульсом, или аффектом, в философии и в психоанализе называемым эросом. Разум хорош для того, чтобы быть ему слугой, но никак не судьей; чтобы адекватно направлять и контролировать его действие, но никак не критиковать порождающий это действие процесс за иррациональность.

Чувство бессмертия у индивида, возникающее в контексте его отношений с сообществом, имеет центрально важное значение для нашей темы, и мы к нему еще вернемся. Оно обсуждается в «Пире» Платона. Ему родственно сходное переживание по отношению к земле, на которой живет индивид или сообщество. Современная дрессировка граждан в духе националистических патриотических реакций, возможно, мешает увидеть, с какой легкостью они возникают спонтанно. Поэтому автор берет на себя смелость привести здесь случай из личного опыта, – историю, рассказанную незнакомым человеком в личной беседе. Это была дочь фермера, средних лет, незамужняя, в последние годы ухаживавшая за своим отцом вплоть до его смерти. Она выражала крайнее огорчение тем, что он не верил в будущую жизнь, а лишь беспокоился, «не лишится ли души» земля его фермы под управлением нового владельца.

[ДЗ 49] Ричард (4 г. 9 м.), перечисляя все вещи, «которые мы не могли бы иметь, если бы у нас не было денег», в том числе ланч, добрался до «часов», помедлил мгновение и добавил: «Но нам бы не нужны были часы, если бы у нас не было ланча».

[ДЗ 50] При обсуждении того, являются различные объекты мебелью или инструментами, было решено, что часы – предмет мебели, который указывает время. Ричард (5 л. 6 м.) чуть позже заметил: «Я знаю одну вещь, которая говорит о [sic] времени зимы, – то, что с деревьев опали все листья».

Исследуя чувство времени у детей, Эмс (Ames) обнаружил, что маленькие дети раньше начинают понимать время по отношению к окончаниям вещей, чем по отношению к началам. Считается общим правилом, что люди живут скорее в ожидании будущего, чем глядя назад, в прошлое [293] . Но это верно для ответственных взрослых. Можно заметить, что очень старые люди, неспособные преодолевать жизненные трудности без посторонней помощи, живут все более в прошлом, интерпретируя события даже текущего дня в связи с людьми и местами их юности; детей и других, кто по личностным или социальным причинам свободен от обязательств материального обеспечения, обычно занимают и прошлое, и будущее, – истоки и финалы. Концепция времени, вырисовывающаяся в мифах, религии и науке, по-видимому, в той же степени связана со взглядом, обращенным назад, к личностным и космическим началам, что и со взглядом вперед, устремленным к смерти и будущему. Св. Августин, рассуждая о времени, больше поглощен творением, нежели воскресением; но исследование мышления о времени от Монтеня до Т. С. Элиота (T. S. Eliot), которым мы обязаны Жоржу Пуле [294] , обнаруживает, по меньшей мере, баланс между обращенностью назад и вперед, хотя весы склоняются в сторону скорее припоминания, чем предвосхищения.

Освоение представлений о времени и пространстве, согласующихся с современной западной культурой, требует перехода, который для некоторых детей оказывается трудным: от более ранней идеи времени, определяемой повторяющимися событиями, – зима и лето, день и ночь, ланч и отход ко сну, – к более поздней концепции линейного времени. Воспроизводящиеся последовательности без отчетливого линейного движения, выражающие время для маленького ребенка, подобны мифопоэтическому времени, которое описывают археологи. Об этом времени говорится как о вечном, непреходящем времени без определенной структуры. Бессмертный фараон может одновременно находиться среди звезд и в своей гробнице. Повторяющиеся ритмы обусловлены космически, однако в них присутствует изменчивость; они влияют на человеческую активность и подвержены ее влиянию. Повторяя действия, символически ассоциированные с космическими ритмами дней и сезонов, человек стремится обеспечить их сохранение. Не отражающие этот идеал феномены незначимы, легковесны. Имеют значение лишь повторяющиеся состояния вещей, которые никак не меняются вне своих циклов; уникальное преходящее событие заслуживает лишь мимолетного внимания. В таком мышлении нет восприятия истории.