Сергей Степанов - Живая психология. Уроки классических экспериментов Страница 13

Если бы фундаментальная ошибка атрибуции была ограничена суждениями в подобных игровых ситуациях, ей вряд ли следовало бы уделять внимание. Однако ее последствия простираются чрезвычайно широко. Э. Аронсон в своей известной книге «Общественное животное» приводит пример, типичный для Америки, а с недавних пор хорошо понятный и нам. Наблюдая человека, который, скажем, подбирает на улице пустые бутылки, мы скорее всего брезгливо поморщимся: «Ничтожество! Бездельник! Если б он в само деле захотел найти достойную работу, то давно нашел бы!» Такая оценка в каком-то случае может точно соответствовать действительности, но не исключено и то, что оно представляет собой проявление фундаментальной ошибки атрибуции. Известно ли нам, какие обстоятельства вынудили человека так пасть? Вряд ли! А характеристика ему уже готова.

Один из существенных результатов экспериментального исследования каузальной атрибуции заключается в установлении систематических различий в объяснении человеком своего поведения и поведения других людей. Собственные промахи и даже недостойные поступки мы склонны интерпретировать как вынужденные, продиктованные неблагоприятными обстоятельствами, тогда как успехи и достижения скорее истолкуем как естественное следствие наших высоких достоинств. В отношении других людей чаще действует обратная закономерность – их удачи скорее расцениваются как следствие «везения», благоприятного стечения обстоятельств, чьего-то покровительства и т. п., зато промахи и неловкости скорее расцениваются как следствие негативных личностных особенностей. Самооправдание типа «А что еще мне остается делать – жизнь нынче такая!», завистливое «Везет же некоторым!» (в смысле – явно незаслуженно), брезгливое «А чего еще ждать от такого никчемного человека?!» – все это повседневные примеры данной закономерности. Стоит задуматься, не слишком ли часто и всегда ли оправданно прибегаем мы к этим формулам…

Важная закономерность, обнаруженная во многих экспериментах, состоит в преувеличении человеком собственной роли в той ситуации, в которую он оказался вовлечен – пускай даже в пассивной роли. Сам факт участия в каком-то событии заставляет нас почувствовать (часто безосновательно) свою способность влиять на его ход и результаты. Э. Лэнджер в несложном эксперименте продемонстрировала такую «иллюзию контроля». Исследование состояло в том, что испытуемые покупали лотерейные билеты. Важным моментом было то, что некоторые из них получали право выбрать, какой билет им купить, тогда как другие должны были брать тот билет, который им предлагал экспериментатор. После этого испытуемым была предложена возможность продать свой билет обратно экспериментатору. Лэнджер обнаружила следующую закономерность: те испытуемые, которые сами выбирали билеты, заламывали за них цену, иногда вчетверо превышавшую цену, назначенную испытуемыми, которым билеты достались по разнарядке. Видимо, у испытуемых возникла иллюзия, что их действия по выбору билета могли повлиять на результат, они считали тот билет, который выбрали сами, «более счастливым», хотя совершенно очевидно, что выигрыш определялся случайностью, и ни у одного из билетов не было большей вероятности оказаться выигрышным. Однако иллюзия контроля, порожденная эгоцентрическим мышлением, очень сильна. Поэтому неудивительно, что во многих ситуациях, предопределяемых либо простой случайностью либо чьим-то не зависящим от нас выбором, нам любезно предоставляется иллюзорная возможность самим «вытянуть счастливый билетик».

Очень важно, что знание закономерностей и ошибок каузальной атрибуции помогает сделать ее более эффективным орудием для налаживания взаимодействия. Так, знание о существовании «фундаментальной ошибки атрибуции» может направить наше восприятие по более правильному пути учета различных ситуационных воздействий на человека. Очень важно и осознание собственного стиля атрибуции, который присутствует в любом общении. Очень полезно ответить себе на вопрос: кто я – «ситуационист», пытающийся все всегда выводить из обстоятельств, или субъективист, объясняющий все усилиями и желаниями человека? Опыт психологов, занимающихся «атрибутивной психотерапией», показывает, что многих ситуациях осознание и смена стиля приписывания причин приводят к увеличению успешности общения.

Шанс для плохого человека

Отчего одни люди нам нравятся, а другие – нет? Ответ, казалось бы, напрашивается сам собой: одного человека мы считаем хорошим (умным, добрым, приятным в общении), другого – плохим (ограниченным, злонамеренным, сварливым). Но из чего складываются эти оценки и насколько они справедливы? Как показал опыт, впечатление о человеке складывается у нас довольно быстро на основании немногих слов, поступков и даже деталей внешности, которые мы торопимся оценить по шкале «плюс-минус». И, выставив однажды такую оценку, последовательно ее придерживаемся, отбирая из жизненного опыта свидетельства в ее пользу.

В одном эксперимента для общения с человеком были отобраны из его окружения два партнера – один заведомо ему симпатичный, другой – нет. Оба были проинструктированы таким образом, что в течение дня им предстояло адресовать этому человеку определенное количество высказываний – как приятных (комплимент, поощрение), так и неприятных (грубость, язвительная колкость). Причем в равной пропорции. Потом человека просили оценить своих партнеров. Оказалось, что мнение о них осталось неизменным. Похвалы со стороны симпатичного партнера воспринимались с благодарностью, как естественное проявление его дружеского расположения. На грубости человек смотрел сквозь пальцы: ну, с кем не бывает, может быть, виной тому плохое настроение, какие-то личные проблемы. В другом случае картина была явно противоположной: похвалы воспринимались с недоверием, колкости – с обидой. Хорошему человеку всегда найдется оправдание, а у плохого почти нет шанса на реабилитацию, даже если оба ведут себя одинаково.

Задумаемся: а не поторопились ли мы с однозначной оценкой? Может быть, окружающие достойны более трезвого взгляда? Умеренная критичность только поможет в общении с приятными людьми. А если даже в не очень симпатичном человеке увидеть доброе, не легче ли будет с ним найти общий язык?

Вознаграждение – стимул или тормоз?

С помощью вознаграждения можно принципиально манипулировать человеческим поведением, изменять его в нужном направлении, побуждать или тормозить ту или иную активность. И то, что именно денежное вознаграждение имеет большую побудительную силу, давно не секрет. Интересно – какую?

Роль денег среди прочих факторов, побуждающих человека к деятельности, психологи изучают более ста лет, но по сей день не пришли к однозначным выводам.

Первым специалистом по научной организации труда (и соответственно – по трудовой мотивации) считают американца Ф. Тейлора. Его теория базировалась на главном постулате: дополнительный заработок является стимулом к увеличению трудовых усилий. То есть человек готов делать все, что приносит ему больше денег. Хрестоматийным стал один из первых экспериментов Тейлора, героем которого выступил грузчик по фамилии Шмидт. Он был одним из членов бригады, где на каждого приходилась устрашающая дневная норма – требовалось погрузить в железнодорожные вагоны по двенадцать с половиной тонн чугунных болванок. Рабочие клялись, что выполнить эту норму очень трудно, а перевыполнить – невозможно. Однако Шмидт, следуя подробным инструкциям Тейлора по организации трудового процесса, сумел превысить норму почти в четыре раза. Соответственно увеличился его заработок. Воодушевленный грузчик принял на вооружение рациональные приемы труда и три года подряд с энтузиазмом выполнял четырехкратную норму.

Тут, правда, необходимо отметить, что методы Тейлора касались преимущественно ручного труда с несложным набором операций. Может ли материальный стимул повысить производительность более сложного труда – скажем, умственного? Неожиданный ответ на этот вопрос предложили психологи Р. Йеркс и Дж. Додсон. Открытая ими закономерность состоит в том, что для достижения наилучшего результата вовсе не требуется наивысший уровень мотивации. Наоборот, избыточное стремление к вознаграждению не позволяет его получить. Об этом догадывались еще древние даосские мудрецы. Они говорили: «Мастер игры со ставкой на черепицу станет волноваться при игре на серебряную пряжку и потеряет голову при игре на золото». Психологи подтвердили эту закономерность в ходе нехитрого эксперимента.

Испытуемым предлагалось решать головоломки, причем за успешное решение полагалось денежное вознаграждение. Сумма приза постепенно увеличивалась: если поначалу за каждое решение испытуемому платили мелкую монетку (что не представляло почти никакого материального интереса), то впоследствии вознаграждение достигало внушительной суммы, получить которую было очень заманчиво. И вот что обнаружилось. За чисто символический выигрыш люди работали спустя рукава, и результаты были невысокими. По мере возрастания награды рос и энтузиазм; соответственно улучшались и результаты. Однако в определенный момент, когда выигрыш достиг немалой величины, энтузиазм перерос в ажиотаж, и результаты деятельности стали снижаться. С этого момента, чем выше становилась награда, тем меньше оказывалось шансов ее получить: все помыслы человека сосредоточивались на вожделенной сумме, что мешало интеллектуальной деятельности по решению задач. Таким образом выяснилось, что слабая мотивация недостаточна для успеха, но и избыточная вредна, поскольку порождает ненужное возбуждение и суетливость. То есть для наивысших успехов в любой достаточно сложной деятельности необходима оптимальная, иными словами – средняя, умеренная мотивация, соразмерная сложности поставленных задач.