Сергей Корсаков - Общая психопатология Страница 2

Итак, из сказанного мы можем сделать такой вывод: душевные болезни по своим проявлениям суть болезненные расстройства личности, а по локализации – суть болезни переднего мозга.

Анатомические изменения, которые лежат в основе душевных заболеваний, иной раз бывают, как я сказал, грубы, заметны на простой глаз; иной же раз они незаметны при самом тщательном исследовании, но и тогда нужно предполагать, что в нервных элементах существуют очень тонкие, может быть, молекулярные изменения. Грубые нарушения в строении мозга обыкновенно остаются навсегда, тонкие же изменения очень часто проходят, исчезают бесследно, а соответственно этому проходят и душевные болезни, служащие их проявлением.

Таким образом, мы приходим к важному выводу, что многие из душевных болезней могут проходить, могут излечиваться.

Признание факта, что душевные болезни суть болезни головного мозга, совершилось лишь в очень недавнее время. Хотя и в древние времена были люди, которые, подобно великому Гиппократу, видели в душевных расстройствах такие же телесные болезни, как и другие заболевания, тем не менее громадное большинство очень долгое время смотрело на душевные заболевания неправильно, как на проявления действия мистических сил; иногда в больных видели святых, а чаще – бесноватых и преступников. С особенной силой господствовало это воззрение в средние века и влекло за собою поразительно жестокое обращение с душевнобольными: их не только держали прикованными к стенам мрачных и смрадных тюрем, но мучили всеми пытками инквизиции, сжигали на кострах…

Только в последние столетия стала все более проникать в сознание мысль, что душевнобольные суть такие же больные, как все остальные, и требуют не мучения, а лечения: и едва-едва минуло сто лет с того времени, когда принципы гуманного обращения стали применяться к душевнобольным. Но и теперь еще остатки прежнего воззрения очень распространены; до сих пор еще в массе народа на многих душевнобольных смотрят как на одержимых бесом. Их не помещают в больницы, а держат на цепи; их не лечат, а отчитывают и подвергают заключениям. Постоянно попадаются в печати сообщения о жестоком обращении с больными: там убили душевнобольную как колдунью, там били больного до полусмерти, чтобы выгнать беса, там десятки лет держат его на цепи, там уморили окуриванием. Не очень давно описана была ужасная драма, происшедшая в Жиздринском уезде; душевнобольную женщину, которую считали за одержимую бесом, подвергли страшным пыткам: задохнувшаяся в чаду от окуривания, она найдена со следами множества ожогов, произведенных родной ее матерью и сестрой, думавших таким путем изгнать бесов, владеющих больной… И больная умерла, да и сестра ее, глубоко потрясенная (а может быть, и отравленная угаром), также заболела острым психическим расстройством и в несколько дней скончалась, а мать впала в длительное помешательство… И это произошло не из жестокости, а из сильной привязанности, из страстного желания помочь…

Таковы последствия глубоко укоренившегося неправильного воззрения, поддерживаемого невежеством и суеверием. Медленно проникающее в глубь народных масс просвещение борется с этими остатками мрака, и оно одно только может их окончательно победить. Поэтому-то в значительной степени справедлив афоризм, что по тому, как устраивает своих душевнобольных данное общество, можно судить о степени распространения цивилизации в нем. И это так и должно быть; ведь цивилизация должна заключаться в распространении истинного взаимного понимания душевных особенностей между членами общества и в устройстве жизни сообразно с душевными потребностями.

В развитии этого понимания и лежит, между прочим, культурная задача психиатрии. Занимаясь изучением душевных болезней, научая понимать разнообразные проявления душевной жизни, она указывает, как при помощи гуманных мер можно сделать весьма многое для людей, к которым прежде применяли лишь жестокость, как при помощи разумного обращения и лечения можно восстановить расстроенную и угасающую душевную деятельность.

Последнее столетие с убедительностью показало, что душевные болезни, так же как и болезни других категорий, должны быть лечимы и что они излечиваются. В этом отношении между ними и другими болезнями нет разницы. Как во всех телесных болезнях есть случаи излечимые и неизлечимые, так есть они в числе душевных расстройств. И излечимых, доступных лечению, случаев вовсе не мало.

Я считаю нужным отметить в самом начале курса, чтобы опровергнуть господствующее в обществе убеждение, что сумасшествие почти никогда не излечивается. Это убеждение совершенно не верное. Оно держится как остаток старого времени, когда больницы для душевнобольных были тюрьмами, а не лечебницами. В течение истекшего столетия психиатры представили убедительные доказательства того, что из лечебниц для душевнобольных выходят выздоровевшими так же, как и из других больниц; особенно много выздоравливает, и что важно, из числа тех, которые сразу, в первый месяц заболевания начали правильно лечиться, именно – 80 %, тогда как из числа тех, кто поступил в лечебницу поздно, не ранее чем через полгода от начала заболевания, выздоравливает лишь около 10 %. Отсюда ясно, какое громадное значение имеет правильное лечение душевных болезней.

Уже из этого очевидно, как неправилен тот взгляд, который довольно распространен и между врачами и который удерживает многих от занятия психиатрией, именно – взгляд, что врачу душевных болезней меньше, чем врачу других специальностей, приходится врачевать больных, т. е. прилагать свой труд и знание к делу лечения. Этот взгляд – большое заблуждение. Правда, при лечении душевных болезней мы редко имеем такой быстрый и резкий результат благодетельного действия врача, как, например, в случаях хирургических операций, тяжелых родов, лечения острых инфекционных болезней; душевные болезни текут медленно, и в большинстве случаев нужно методически вести лечение в течение месяцев и даже лет, чтобы достигнуть выздоровления. Правда, нужен известный склад характера, нужно много терпения и твердой уверенности, чтобы в течение долгого времени выжидать едва заметные изменения в направлении болезни; но зато окончательный успех за все вознаграждает. Врачу-психиатру, преданному своему делу и своим больным, знакомы такие высокие минуты удовлетворения, такие признаки глубокого доверия со стороны выздоровевших больных, что он не может не сознавать, что в качестве целителя он делает не меньше врача всякой другой специальности. Не могу, однако, не сказать, что много случаев душевных заболеваний остается неизлеченными. Но ведь и они нуждаются в правильном призрении, а устроить правильное призрение душевнобольных можно, только руководясь указаниями знающего врача. Не нужно забывать, что душевнобольных количество не малое. В одной России, по приблизительному расчету, есть около 250 тысяч душевнобольных, и большинство их находится в чрезвычайно тяжелых условиях, причем страдают не они только, а и их семья. Человеку гуманному, со стремлением к общественной деятельности есть над чем поработать в этой области.

Давая удовлетворение присущей человеку живой потребности приносить людям пользу и облегчить их страдания, психиатрия дает тем, кто посвятил себя ей, еще и другое. Среди медицинских наук психиатрия есть одна из молодых наук. Много в ней еще неисследованного, и можно быть уверенным, что человек с живым пытливым умом, устойчивый в пользовании научными методами исследования, вооруженный современными знаниями, может открыть многое и в высокой степени интересное и важное.

Кроме того, психиатрия изо всех медицинских наук наиболее близко ставит нас к вопросам философским. Познание самого себя, познание высших душевных свойств человека было всегда одним из самых глубоких стремлений мыслящих людей, а психиатрия дает больше других отраслей медицины материала для этого. Изучение душевных проявлений, столь удобное для психиатра, сообщает такое множество сведений первостепенной важности, что многие психологи считают необходимым для себя подробное ознакомление с нашей наукой; множеству фактов она дает новое толкование, проливает свет на неясные стороны душевной жизни. Кроме близости к психологии, психиатрия близка также и к другой важной науке – к науке о человеке, антропологии. Явления вырождения, многие стороны науки о преступлениях не могут быть изучаемы без знакомства с психиатрией.

Это сочетание, с одной стороны, – удовлетворение потребности предупреждать и облегчать страдания людей, а с другой – потребность высшего познания, делает нашу науку одной из таких наук, которым мыслящие люди охотно посвящают всю жизнь, несмотря на тягость труда. Человек, сознательно вступивший на служение этой науке, почти никогда не покидает ее; наоборот, он часто завещает служение ей своим детям и другим членам семьи. В списках психиатров за последнее столетие мы встречаем часто повторение одних и тех же фамилий; так, мы знаем в числе их семью Пинелей, семью Тьюков, отца и сына Фальре, двух Гудденов, двух Вестфалей и много других, наследовавших увлечение этой наукой от своих ближайших родных.