Алексей Шибаев - Психоанализ. Среди Миров, Пространств, Времён… Страница 25

– найти увлечения в жизни, хобби;

– понять, кто такие мужчины, что они за существа;

– понять, чем женщины отличаются от мужчин;

– избавиться от терзаний – почему её оставляют мужчины.

Её отношение к наиболее значимым объектам

Герда (отношение к себе). Она более деловой человек, чем творческий. Хорошо чувствует себя на месте «второго человека», на вторых ролях. Она боится сильно контролирующих руководителей. Если она тонет – то справляется. У неё с детства много друзей, под каждого она может подстроиться, под любого. Любит посмеяться. Увлечений, хобби, нет.

Мать – медсестра, инвалид (астма, гипертония, ИБС), умерла 15 лет т. н., строгая, глава семейства, армянка. Мать не могла выносить, когда Герда, изначально левша, будучи маленькой девочкой, пыталась мыть посуду или держать ложку левой рукой, мать в злобе выбегала из кухни. В детстве мать заставляла Герду доедать суп до конца, эта длительная процедура вызывала у маленькой девочки боли в животе. Боли в животе сопровождают Г всю жизнь, стоит ей только понервничать. В доме царил культ матери. Армянские родственники из Баку, ныне переселившиеся в Москву, всегда восхищались и восхищаются мужественностью матери. Ни раз они, как и отец, намекали или говорили открыто, что мать подорвала своё здоровье, воспитывая детей, в частности, поездками с Гердой на море (мать работала в студенческом летнем лагере медсестрой, а Г находилась при ней). Мать показывала всем пример своим терпением, стойкостью в борьбе с болезнями, она сама лечила себя. Обратиться к врачу, заболеть, вызвать врача на дом в семье было немыслимо. В крайнем случае, если кто-то из членов семьи выказывал «слабость» = заболевал, мать сама проводила лечение. И до сих пор Герда старательно избегает обращений к врачам, и почти никогда не болеет. А если Г видит заболевших вокруг себя, или кого-либо направляющегося к врачу, она испытывает к таким людям презрение, злость и ненависть. Мать была ярой коммунисткой, окружающих и их действия оценивала с ленинской точки зрения. Подруги матери (бывшие коллеги-медсёстры), приходившие в гости, восхищённо называли мать Железным Феликсом (Дзержинским).

Отец – пенсионер, в прошлом инженер, беспокойный, добрый, русский. Несмотря на своё вечное беспокойство и раздражительность, что Герда всё может сделать не так, не правильно, отец всегда был эмоционально отстранённым. С ним ничего нельзя обсудить, всё новое он воспринимает в штыки. Г предпочитает ничего не рассказывать отцу, так спокойнее. До сих пор он не доверяет ей, контролирует, наблюдая за её переодеваниями, и будит на работу по утрам, стоя с будильником в руках, держа будильник над её ухом (пациентка не имела ни личного будильника, ни личных часов). Если она сразу не встаёт, то отец набирает из стакана воду в рот и обрызгивает её. Герда помнит: приблизительно с 6 до 12 лет отец ходил с ней зимой на лыжах. Ей нравилось внимание отца, но часто походы на лыжах превращались в пытку, так как были обязательны в каждые выходные и в любую погоду («вперёд, к победе коммунизма!»).

Брат был старше Г на 6 лет, погиб в 24 года в результате удара электротоком у отца на работе при невыясненных обстоятельствах. Охарактеризовать брата не смогла. Мало что помнила о нём. Всё же, самые ранние воспоминания Герды были связаны с братом. Она помнила: она дралась с братом в возрасте 3–4 лет, «лезла к нему». Ещё: он привёл её лет в 7 в детский сад. Раз он сказал ей: «Перестань чавкать!» И она перестала. Герда была близка с братом до 12 лет, но после возвращения того из Армии (он служил 3 года на флоте), она смущалась его. Сначала обняла, потом не знала, как вести себя с ним. А однажды брат обратил внимание: «Какие у тебя красивые ноги!»… И её от него как отрезало.

Её история

В её детской семье не было принято выражать эмоции. Добродетелью считалась сдержанность. Часто маленькой девочке трудно было понять, ценят её или не ценят, одобряют её поступки или осуждают. Проявляющиеся родителями и братом эмоции почти всегда носили негативный порицающий оттенок. Чаще она чувствовала себя недостойной своих родителей, многочисленных тётушек по материнской линии, чувствовала себя неумехой. Правила семьи принимались ею абсолютными и непререкаемыми. Герда с ужасом и возмущением взирала на взаимоотношения в других семьях, на выражения эмоций школьными подругами. Иногда она чувствовала напряжение в отношениях между родителями, либо в отношениях между родителями и соседями, тогда родители могли о чём-то шептаться на кухне, в другой комнате, но никогда ничто не обсуждалось открыто, никогда маленькая девочка наверняка не знала, что же происходит. Если она чувствовала – родители расходятся в оценках – она всегда была на стороне матери. И всегда она чувствовала себя изолированной, отстраняемой, не допущенной к родительским чувствам, к отношениям в родительской паре и с родительской парой. Недопустимым бездельем считалось сидеть на диване и смотреть телевизор или читать книгу, обязательно нужно было что-либо «делать»… а учить уроки и читать возможно было исключительно за письменным столом. В их небольшой трёхкомнатной квартире стояло 4 больших письменных стола.

Недостаток эмоциональной жизни замещался действиями, «деланьем». Чтобы Герда не бездельничала, мать устраивала её в различные спортивные секции. Одно время Г занималась сразу гимнастикой, фигурным катанием, плаваньем, лёгкой атлетикой. Герда чувствовала, что мать еле-еле сдерживает ярость, когда девочку не приняли ещё и в музыкальную школу. Мать обвинила Г в отсутствии слуха. Герда росла крепкой и здоровой девочкой, «делала» успехи в спорте, но на спортивных соревнованиях никогда не занимала первых мест. Её место было вторым. «Не могла себе позволить быть первой».

До 10 лет она, однако, надеялась: вырастет – станет мальчиком, будет как Ленин.

В школе Г ощущала себя скованной, училась посредственно. Особенно тяжело ей давался русский язык, она зазубривала правила, но диктанты, изложения и сочинения писала на «двойки» и «тройки». Отец-технарь и мать-армянка не видели её ошибок в домашних заданиях, не могли ей помочь. Учительницу русского языка Герда, как и её родители, считала врагом. Глубоко внутри она стеснялась своих армянских корней, но наружу это всплыло лишь в средних классах, когда одна её подружка запретила ей водиться с другой, потому что та, вторая, была еврейкой. Чувства неприятия и отверженности часто переполняли Герду. Она считала, что учителя придираются к ней. Например, учителя неоднократно вызывали её родителей в школу, якобы за то, что она завивает волосы на бигуди, а у неё просто волосы вились от природы. Ещё эпизод. В предподростковом возрасте Герда почувствовала в своём теле прилив свежести, появилась раскованность в движениях. Но однажды отец, шедший с матерью сзади, окликнул её: «Не виляй попой!» С тех пор она стала ходить как солдат. В публичной жизни Г застенчивая, но, одновременно, хохотушка. «Хохотушка» – её маска, игра.

Когда она училась в девятом классе – погиб брат. Никакого траура в семье не наблюдалось, никакие чувства не выражались. Будто ничего не произошло. Будто человек исчез… и всё.

После школы для Герды не стоял вопрос, в какой институт поступать. Единственный для неё путь – путь, указанный отцом. Герду поразило: её брат после Армии ослушался отца, поступил в Институт иностранных языков, не в технический институт, куда брата направлял отец. Это вызывало шок. В институте Г была заворожена формулами. Она была слитна с коллективом, мнение коллектива было её мнением, а когда возникала необходимость проявить самостоятельность – Герда искала руководства со стороны отца. Чтобы появиться на публике Г часы напролёт простаивала перед зеркалом. Вне семьи она всегда «кого-то играла»: кого-то изображала, играла какую-то роль.

Уже на первом курсе института Герда почувствовала – родители отдаляются от неё. Они начали намекать, что пора бы ей выходить замуж, они словно выпихивали её, а она совершенно не была готова к замужеству, не представляла себе других отношений с мужчинами, кроме как товарищеских в коллективе, как с сокурсниками. Вскоре мать подыскала ей мужа армянина через армянскую родню. По прошествии нескольких месяцев состоялась свадьба. Причём, в течении всех тех месяцев мать многократно напоминала Герде, строго глядя на неё: девушка должна беречь честь, «это» (половой акт) не должно случиться до свадьбы, иначе – позор. Но «это» случилось до свадьбы, и Г чувствовала себя виноватой, она не выполнила волю матери.

Молодая чета жила с родителями Герды. Особенности мужа Герда воспринимала через призму родительских уставов. Ей казалось – там, где она с родителями видит белое, он видит чёрное, и наоборот. Родители, ощущала Г, тоже с неодобрением воспринимали многие идеи и действия мужа. Она всегда была на стороне родителей. Её, как и родителей, возмущало до глубины души, что муж мог спать в выходные дни до 9-10 часов утра. Недовольные родители тогда ходили мимо закрытой комнаты, шаркая тапочками. А Герда вставала ещё раньше родителей, часов в 6, и с наслаждением в одиночестве на кухне пила кофе, это было для неё лучшее время за неделю.