Валентин Бадрак - Как преодолеть личную трагедию Страница 27

Стоит отметить, что мать Тереза всю жизнь оставалась слаба телом, но мало думала об этом, излечиваясь все тем же проверенным средством – распространением вокруг себя пространства любви и надежды. Когда ее, маленькую, сгорбленную и больную, спрашивали, откуда берутся силы, она неизменно упоминала имя Иисуса Христа. Мать Тереза молилась каждый день, просила у Бога сил, чтобы и дальше нести знамя Божественной любви. Чтобы «утешать, а не быть утешаемым», чтобы «любить, а не быть любимым». «Ибо, когда отдаем, получаем мы. И, прощая, обретаем себе прощение» – такими словами оканчивалась ее молитва. Не просто молитва – эликсир жизни. Но молиться недостаточно. Даже просто действовать – мало. Жить этим – вот ее девиз, позволивший преодолеть, помимо туберкулеза, множество сердечных приступов и инфарктов – в 73 года, в 79 лет, в 81 год, наконец, в 86 лет, за год до ухода из жизни. Она перенесла множество «попутных» болезней – от пневмонии до малярии, лишь в конце жизни позволив себе лечение в традиционной медицинской клинике. Говорят, когда у умирающей матери Терезы спросили, были ли у нее выходные или праздники, она ответила со свойственной ей обескураживающей святостью: «Да! У меня каждый день праздник».

Манифест любви – вот что оставила после себя эта деятельная, неутомимая натура. Более чем 600 представительств по всему миру продолжают ее дело. Многочисленны ее награды и достижения – они нужны живым для примера. Уходящим же в мир иной важно знать о благополучном завершении жизненного пути, об исполненной миссии, чтобы испытать удовлетворение и спокойствие духа.

Габриель Гарсия Маркес. Спокойная одержимость как основная болезнь, вытесняющая все остальные

Хороший писатель будет писать в любом случае – даже если у него прохудились туфли или его книги не раскупают.

Слова Габриеля Гарсия Маркеса, используемые как эпиграф, на самом деле отражают не только его подход к работе. Это жизненная философия, имеющая самое прямое отношение к витальности, качеству жизни, ощущению счастья и здоровья. Естественно, она может быть использована в любой сфере деятельности. Идея Маркеса содержит знаковые намеки, связанные с психическим состоянием человека и, стало быть, с его физическим здоровьем. Во-первых, в них есть призыв отыскать такой вид деятельности, который позволяет забываться и растворяться в ней, отключаться от всего мира, но при этом находиться не в каком-то сомнабулическом сне, а радостно «проживать» это время, трудиться осознанно и получать удовлетворение. А во-вторых, состояние счастья и здоровья не только не связано с материализованным миром, но часто в стороне даже от таких понятий, как признание и слава. Главное для обретения внутреннего равновесия по Маркесу – непрерывность и последовательность движения, которое должно само по себе являться содержательным. Это, также как и поиск смысла жизни, подходит к любому виду человеческой деятельности и может применяться при преодолении кризиса любой категории.

Действительно, труднее всего в этой жизни сохранять последовательность, быть верным избранной позиции. То есть верить в любовь, верить в себя и в свое дело. Особенно, если появляется ощущение кризиса, возникает запах волнения стихии и приближения неминуемой бури. Но человек, который в настоящее время воспринимается культовым писателем современности, показал блестящий пример для подражания. И даже не совсем творчеством, скорее – четкостью той мерцающей, вечно ускользающей диагонали, которая неизменно возникает между двумя вершинами – истинным восприятием себя в этом мире и достигнутыми результатами деятельности. Эта четкость есть выражение созданного, единственного и неповторимого психоэмоционального уровня жизни, который дает полное представление о личности и совершенно не зависит от достижений, признания или благосостояния. Скажем, ярость и надрыв того же Уолта Диснея при успешном движении к цели позволяли преодолевать ему изнуряющие кризисы, но быстро подорвали здоровье. Светское позерство и зависимость от социальных связей Оскара Уайльда быстро свели его в могилу. Неспособность преодоления тайного душевного разлада и совмещения внутренней жизни с внешней стали причинами отказа от жизни у Фицджеральда Скотта, Софьи Ковалевской, Винсента Ван Гога, Фридриха Ницше. Непосредственная причина физической смерти не важна, будь то помешательство, самоубийство или сердечный приступ на почве алкоголизма, менингит или воспаление легких. Эти имена намеренно приводятся для объяснения проблем со здоровьем, возникших у Маркеса, ведь те же проблемы свойственны очень и очень многим людям (не стоит полагать, будто только творческим личностям), но преодолели их единицы. И, разумеется, эти проблемы совершенно не исключают раскрытия потенциала личности, как не исключают и преодоления душевной нестабильности обычными людьми. В их основе – способность уравновесить внутренние колебания ума с внешним миром реальности, и сделать это без критического нервного надрыва, без смертельного стресса.

Однако вернемся к нашему герою, преодолевшему две атаки смертельного недуга. Маркес прошел две испепеляющие сознание войны и вернулся живым, это презентует его личность не меньше, чем все написанные произведения. Аналитику представляется неслучайным категорический отказ Маркеса что-либо сообщать о своей «тайной» жизни (по его же определению, у каждого есть жизнь «публичная, частная и тайная»). Эта жизнь, вернее неделимая часть общей жизни, представляет собой несогласованную категорию, непримиримое противоречие с определенной частью бытия (те самые, упомянутые выше трения между внешней жизнью и внутренними переживаниями). Эта категория всегда нейтральная, роль играет лишь ее восприятие. К этому еще придется вернуться ниже, оценивая способность писателя уладить, как бы погасить бури собственного внутреннего мира. Но у Маркеса был внимательный, прозорливый биограф, так что многое в его стратегии преодоления неизлечимых болезней можно попытаться объяснить.

История Габриеля Гарсия Маркеса, пережившего два онкологических заболевания, поистине уникальна. Сначала опухоль в легких (согласно статистике, это самое уязвимое место человека, причем редко преодолимое), а затем поражение лимфоузлов (недуг, в борьбе с которым медицина зачастую бессильна). Но эти удары судьбы лишь закалили писателя, сделали его подлинным стоиком и каждый раз стимулировали к еще большим творческим усилиям. Фактически они и создали из литературной деятельности миссию, выходящую за рамки «писательства». Чрезвычайно убедительно и знаково, что болезни возникли в почтенном возрасте. Временная лента статистики выглядит следующим образом: в 62 года у писателя была обнаружена опухоль в легких, однако после операции болезнь через три года остановилась. Характерно, что вторая опухоль была обнаружена уже в ходе одного из осмотров – на этот раз писателю было уже 72 года. Биография указывает, что Маркесу пришлось перенести две сложнейшие операции в США и Мексике, а затем пройти долгий, изнурительный курс лечения. Тем не менее, и в возрасте 86 лет он чувствовал себя достаточно комфортно, что позволяет говорить о преодолении болезни, победе над личной трагедией.

Попробуем для начала рассмотреть предпосылки заболеваний, так как без их понимания феномен исцеления может походить на необъяснимое волшебство. Хотя официальная медицина считает, что рак легких возник у Маркеса, как и у Фрейда, от чрезмерного курения, такое объяснение представляется неубедительным. Конечно, невозможно выкуривать по три пачки крепких сигарет в день и делать вид, что состояния тела это не касается. Но многие согласятся и с тем, что имеется немало людей, которые непомерно курят, употребляют алкоголь, страдают от ожирения вследствие болезненного чревоугодия, и в итоге умирают совсем от других болезней (или связанных с упомянутым разрушением тела лишь частично). В качестве лежащих на поверхности аргументов в отношении Маркеса можно задать и такие вопросы. Почему Фрейд имел проблемы с нёбом, а не с легкими? От чего, в таком случае, от рака легких умер совершенный в физическом смысле человек – Масутацу Ояма, который никогда в жизни не курил, систематически занимался дыхательными упражнениями (пранаямами) и достиг такого состояния тела, что мог разбивать руками каменные глыбы? Подобных вопросов может набраться еще пару десятков, и внятных ответов на них медицина не дает.

Зато более явными симптомами могут быть изменения психического состояния писателя. Напомним, что свой «нобелевский» роман («Сто лет одиночества») Маркес написал в 40 лет, а премией был отмечен в 55 лет. Есть основания полагать, что именно с этого времени начинается внутренняя эпопея «складывания собственного образа». Маркес получил весомое подтверждение, что он не просто хороший писатель, но эпохальный мастер. И он должен писать, работать дальше, потому что разве уже сказано все? Как отменный аналитик и превосходный знаток психологии, Маркес отлично осознавал: инерция деятельности возможна, но губительна, и действовать она будет разрушительно. Тем более он лучше Нобелевского комитета знает о несовершенстве своей «программной» книги. Когда ему было 40 лет, на вопрос друга об этой книге он ответил: «Сам пока не знаю, что получилось: роман или килограмм макулатуры». Конечно, в его словах присутствовала известная доля лукавства – каждый автор знает истинную цену своей работы. А Маркес – упорный и добросовестный труженик. Но все же… Речь, в конце концов, не об оценке романа, а о его восприятии писателем в разные годы своей жизни. Нет сомнения, что за 15 лет он превратился в мастера, но беспокойство его, очевидно, росло совсем по-другому поводу. Маркес не мог не знать (и не мог не чувствовать), что четыре последующих романа оказались слабее «нобелевского», второго по счету в его жизни. Что бы там ни твердили биографы «о бешенном успехе» книги «Любовь во время чумы» (изданной через 20 лет после «нобелевской»), сам Маркес прекрасно осознавал: ему необходимо было что-то менять, но что именно, сам он не понимал. Не мог прийти к пониманию, то есть узреть, где возможна корректировка своего пути. «Люди, знавшие Маркеса большую часть его жизни, отметят, что после Нобелевской премии он стал более осторожен», – указывает в биографической книге о писателе Джеральд Мартин. Но эта осторожность – не что иное, как результат внутренних тектонических сдвигов, непонимания, куда и как двигаться. Слава, этот «постоянно включенный свет», изнуряла его, точила изнутри, но совсем не так, как, скажем, Бориса Пастернака, травимого, испытывавшего горечь от славы и умершего от рака легких, вызванного, в том числе, разрывом социальных связей, утратой чувства физической безопасности и выросшей вследствие этого смертельной тревогой. Душевное самоистязание Маркеса иное, но вызвано похожими мыслями – сомнениями в соответствии созданному образу, чувством вины за невозможность написания произведения уровня «Ста лет одиночества». Может быть, в этот период у него были даже приступы отчаяния и неадекватной усталости. Это сложно утверждать. Однако конфликт с собой не позволял ему, также как и Пастернаку, «дышать полной грудью».