Зинаида Агеева - Федор Достоевский. Болезнь и творчество Страница 4

«Достоевский просто сошел с ума, до бешенства дошел», – заявил Некрасов своим сотрудникам.

Друзьям Достоевский сказал, что в кружках Белинского и Панаева «все завистники, бессердечные и ничтожные люди», и он их скоро всех «втопчет в грязь». Взаимная вражда Достоевского и Тургенева продолжалась много лет. Встретив через несколько лет Тургенева в Москве на одной из конференций, Достоевский не ответил на его поклон и, отвернувшись, громко произнес: «Велика Москва, но и здесь меня нашли. Никуда от вас не скроешься». Примирение произошло только за несколько месяцев до смерти Достоевского.

Несмотря на расхождение с кружком Белинского, Достоевский болезненно отреагировал на его безвременную (в 37 лет) смерть в 1848 году, заявив, что потеря Белинского – это «великое несчастье для России». Покинув кружок Белинского, Достоевский вскоре становится членом кружка Михаила Васильевича Буташевича-Петрашевского (1821–1866) – переводчика в Министерстве иностранных дел. В этом кружке Достоевского приняли благожелательно, оценили по достоинству его литературный талант.

Руководитель кружка Петрашевский имел европейское образование, но отличался экстравагантностью, его считали сумасбродным и эксцентричным. Однажды пришел в церковь в женской одежде. На замечание стража порядка, что он, видимо, переодетый мужчина, заявил: «А вы, по-моему, переодетая женщина». Но на собраниях кружка, которые проводились в его доме один раз в неделю по пятницам с 9 часов вечера до 2 часов ночи, он был серьезен, высказывал собственное мнение об устройстве общества в России, считал, что оно не соответствует нуждам россиян. На заседаниях кружковцы читали запрещенную литературу, говорили о свободе слова, об отмене крепостного права, о необходимости превращения России из политического государства в правовое. Достоевский считал, что преобразования в России нужно начинать с обучения беднейшего населения грамоте: «Распространение образования – вот главная задача нашего времени».

Ахшарумов Дмитрий Дмитриевич (1823–1910), оставивший свои воспоминания о Достоевском, стал посещать «пятницы» только в декабре 1848 года, за 4 месяца до ареста. На одном из вечеров он с жаром говорил о том, что «нужно разрушить старый общественный порядок и возвестить народу о новой жизни, нищенское существование людей превратить в роскошное, полное богатства, всю землю покрыть дворцами и разукрасить цветами. Вот великая цель, выше которой не может быть на земле». Эта речь стала поводом для его ареста.

Одним из активных членов кружка был Николай Александрович Спешнев (1821–1882). Он возглавил радикальную группу кружка, к которой примкнул и Достоевский. Ее целью было свергнуть путем переворота самодержавие и создать демократическое государство. Но какой переворот могли совершить кружковцы, не имевшие в своем распоряжении ни армии, ни оружия, ни материальных средств, ничего, кроме одного старого печатного станка? Стремясь к переустройству общества, они, видимо, не имели четко продуманного плана действий и реальных возможностей осуществления своей идеи. Это была лишь зыбкая мечта. Но, как писал В.Г. Белинский, «мечта – это призрак, форма без содержания. Мечтать в девятнадцатом веке смешно. Действовать! Вот лозунг нашего века».

Не знали петрашевцы, что в их рядах еще в 1847 году появился подосланный полицейской службой провокатор – студент Петербургского университета Петр Дмитриевич Антонелли, сын академика живописи Д.И. Антонелли. Он передавал правоохранительным органам все данные о работе кружка. В списке членов кружка рядом с фамилией Достоевского написал: «Один из важнейших».

На донесении о петрашевцах император Николай I написал 21 апреля 1849 года: «Приступить к арестованию. С Богом». В ночь с 22 на 23 апреля 1849 года в квартире Достоевского был произведен обыск, изъяты некоторые книги и рукописные материалы. Сам он был помещен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, которую декабрист А.М. Муравьев назвал «отвратительным памятником самодержавия». В ту же ночь были арестованы и другие петрашевцы. Их посчитали опасными для общества, так как «несли крамолу и разжигали ненависть к существующему строю».

Глава 5

У края могилы

Уже взглянувший в бездну,Но к свету взметнувшийся дух.

23 апреля 1849 года Достоевского, переодетого в арестантскую одежду – холщовую рубашку и войлочные туфли без задников, поместили в одиночную камеру Алексеевского равелина (крепостное сооружение, возведенное в царствование Анны Иоановны и названное по имени ее деда царя Алексея Михайловича). «Тут мне и конец», – подумал Достоевский, переступив порог каземата. Не думал он, что благородные намерения об улучшении участи народа обернутся заточением в крепость. Но через несколько дней он освоился с обстановкой и убедился, что условия содержания в крепости довольно сносные. Он был изолирован от окружающего мира, но не страдал от этого, так как для занятия творчеством он всегда искал уединения. К тому же ему разрешили пользоваться письменными принадлежностями и книгами, что для него было особенно необходимо.

Достоевский всегда был равнодушен к комфорту, и ему достаточно было наличия кровати с соломенным матрасом, табуретки и столика, прикрепленного к стене. На прогулку его водили, как и других заключенных, один раз в день в сопровождении конвоя. Несмотря на то что заключенные видели друг друга только издали, Петрашевский сумел на куске штукатурки нацарапать свою инструкцию: «Не поддаваться на провокации, не оговаривать товарищей, требовать очных ставок».

Из 23 осужденных петрашевцев в крепость был доставлен только 21. Двое из них избежали заточения в крепость: Р.А. Черносвитов сразу был отправлен в ссылку, В.П. Катенев в связи с душевным расстройством был госпитализирован в психиатрическую больницу. Судебное разбирательство началось лишь 30 сентября 1849 года и продолжалось до 16 ноября того же года. За время пребывания в крепости Достоевский успел написать рассказ «Маленький герой», содержание которого было оптимистичным и, казалось, не соответствовало тюремному положению автора.

В суде Достоевскому было предъявлено обвинение в том, что он в кружке Петрашевского читал письма Белинского и присутствовал при чтении сочинения поручика Н.П. Григорьева «Солдатская беседа», в котором усмотрели «крамольное содержание». Достоевский не думал, что приговор будет слишком суровым. Он считал, что защитой его доброго имени будут чистота его совести перед обществом и благонамеренность помыслов.

Но военный суд посчитал действия Достоевского опасными для общества и приговорил: «Отставного инженера-поручика Ф.М. Достоевского за недонесение о распространении письма Белинского и сочинений поручика Григорьева лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием». 19 декабря 1849 года на постановлении суда Николай I написал резолюцию: «Быть посему». О смертном приговоре Достоевский узнал только 23 декабря 1849 года, уже стоя на эшафоте.

Из Петропавловской крепости петрашевцев привезли на Семеновский плац, где они впервые за 8 месяцев вблизи увидели друг друга. В похудевших, бледных, обросших волосами людях с трудом можно было узнать прежних молодых и крепких кружковцев. Им разрешили пожать друг другу руки, а Достоевский успел прочитать написанный в крепости вышеназванный рассказ стоявшему рядом Николаю Александровичу Момбелл.

Один из военных должностных лиц прочитал постановление суда и указ императора о смертной казни. Приговор оказался неожиданным и потряс петрашевцев. О том, какое ошеломляющее впечатление произвело это сообщение, позже вспоминал Ахшарумов Дмитрий Дмитриевич: «Чувство убийственной тоски и мрачные зловещие предчувствия овладели мною. Несколько минут я был без мысли, как бы ошеломленный ударом в голову, мне показалось, что я стою на пороге конца моей жизни». Эти же чувства в тот момент испытали и все остальные петрашевцы. Дальнейшие действия военных не оставили у них сомнений, что их готовят к смертной казни.

На них надели белые балахоны с капюшонами (саваны) и возвели на эшафот. К каждому подошел священник с крестом и с молитвой о принятии смерти «с христианским смирением». От исповеди и покаяния все отказались, но крест поцеловали.

Первую группу приговоренных – М.В. Петрашевского, Н.А. Момбелли и Н.П. Григорьева – подвели к трем столбам и привязали к ним с заведенными назад руками. Надвинули на глаза капюшоны и лишили их возможности взглянуть в последний раз на землю, эту твердую опору, которая пока еще не исчезла под их ногами. Остальных свели с эшафота и поставили лицом к тем, которые должны были через несколько минут принять смерть. Поэт Александр Иванович Пальм (1822–1895) за недостатком улик был освобожден от наказания. Он подошел к каждому петрашевцу, обнял и попрощался. «Да хранит вас Бог», – произнес он со слезами на глазах. Достоевский, одетый в саван, стоял во второй тройке рядом с Сергеем Федоровичем Дуровым (1816–1869) и поэтом Алексеем Николаевичем Плещеевым (1825–1893).