Владимир Леви - Доктор Мозг. Записки бредпринимателя. Избранные рецепты осмысленной жизни. Страница 9

«…Психологи должны стать социальными инженерами. Их задача – изобретать способы приспособления индивидов к среде».

«…Множество так называемых симптомов так называемых психических болезней – всего лишь условные рефлексы. Неудачные, неуместные, непродуктивные условные рефлексы».

«…Общество должно использовать психологические знания, чтобы переучивать тех, кто не соответствует нормам цивилизованной жизни.

Большинство преступников, тунеядцев и душевнобольных можно сделать полезными членами общества, нужно только помочь им выбрать верный путь и научить, как идти по нему, не сбиваясь. Лишь тех немногих, чья нервная система настолько изуродована, что к норме их вернуть невозможно, остается изолировать или усыплять».

К слову: в Соединенных Штатах и тогда были в ходу, и сейчас применяются два основных способа смертной казни: электрический стул и смертельные инъекции, в состав которых входит снотворное.

И поныне спорят, какой способ гуманнее.

А вот знаменитое программное заявление Уотсона о воспитании.

«…Дайте мне дюжину здоровых, нормальных детей. Позвольте мне создать собственный мир для их воспитания. И я гарантирую вам, что я сделаю из них то, что я захочу. Я воспитаю из них любых специалистов: врачей, адвокатов, артистов, бизнесменов, а если угодно, то и попрошаек, и воров, и так далее. И все это вне зависимости от их расы и национальности, невзирая на склонности, способности, таланты, призвания и тому подобное. Утверждая это, я основываюсь на полученных мною фактах. Мои оппоненты приводят другие факты. Пусть нас рассудит практика…»

– И какой же вердикт вынесла практика на сегодня? Как рассудила?

– Практика удалилась на совещание. По фактам, известным мне, думаю, что Уотсон был прав примерно наполовину. Раса и национальность ребенка сами о себе действительно не определяют, что и кто из него получится. Уотсон, надо отдать ему должное, с расистскими предубеждениями своей ранней юности открыто расстался, если не на уровне эмоций, то на уровне поведения, и не раз заявлял публично, что этническая принадлежность человека в формировании личности не играет никакой роли.

На самом-то деле и здесь все не просто. Да, раса и национальность внеиндивидуальны, безличны, как наличие или отсутствие родинок или веснушек, но совсем отрицать их связь со свойствами психики – значит противоречить множеству фактов. Этническая принадлежность не лепит характер, но окрашивает темперамент; не влияет на силу ума и интеллекта, но придает им колорит; не определяет содержательность личности, наличие или отсутствие совести, одухотворенность или бездуховность – но сказывается в проявлениях того либо другого, как тембр инструмента, на котором можно исполнить любую пьесу, и Баха, и «Чижик-Пыжик»…

– Так же и язык, на котором пишется или на который переводится художественное произведение, влияет и на само это произведение, и на его восприятие. Шекспир в хорошем переводе с английского остается Шекспиром и на русском, и на французском, и на китайском, но все же на каждом языке это другой Шекспир.

– И другой, и тот же, и превосходно, что тот и другой. Нельзя ставить этническую принадлежность в один ряд со «склонностями, способностями, талантами, призванием и тому подобным».

Эти и многие иные врожденные свойства, общее имя коим генетическая индивидуальность – активны, работают явно или скрыто и гнут свое, как подводные течения, преобладающие ветры или магнитные аномалии – у одних до пренебрежимости слабо, у других компромиссно, умеренно, а у третьих до неодолимости сильно. Употребим грубое сравнение, которое собаколюбивому Уотсону было бы, думаю, по душе. В отношении к воспитанию детей можно, без притязаний на научность, условно и грубо разделить на два вида: собакоиды и кошкоиды. Собака хорошо приручаема и дрессируема, на то она и собака. Кошку тоже можно приручить и выдрессировать до некоей степени, но на то она и кошка, чтобы гулять самой по себе.

Из дюжины уотсоновских ребятишек, быть может, полдюжины, эти вот собакоиды, стали бы такими, какими он брался их сделать – при условии, что воспитатель и в самом деле владеет воспитательскими ноухау.

А кошкоиды развивались бы кто куда, каждого тянуло бы к своему. Один ни за что на свете не стал бы вором, а другой стал бы, хоть руки отрубай.

Третий ни за какие коврижки не сделался бы артистом, четвертый только о том и грезил бы или актерствовал, работая парикмахером, таксистом или чиновником.

Чем больше он узнавал людей, тем больше любил собак. Здесь Уотсон уже постаревший, ушедший от дел, с одной из своих любимых.

Пятый бизнесменом, быть может, и стал бы, но только при помощи воровских или актерских способностей; шестой стал бы врачом, да лучше б не становился…

В книге «How to Guide?» – «Как руководить?» Уотсон сокрушался, что родительство, старейшая в мире профессия, постоянно терпит поражение – потому, что за долгие тысячелетия жизни рода человеческого профессией так и не стала. А не стала потому, что руководствуется чувствами, мифами и предрассудками, а не разумом и наукой.

– На это, пожалуй, не возразишь.

– Вопрос только в том, что считать разумом и наукой, а что чувствами, мифами…

– На нашем факультете психологии бихевиоризм не раз поминали недобрым словом как механистический, обездушенный, обесчеловеченный подход к человеку. Бихевиоризм, говорили нам, не то, что подсознания, даже и сознания за человеком не оставляет – только стимулы и реакции с положительным или отрицательным подкреплением.

– Не все так однозначно; у бихевиоризма в дальнейшем образовалось несколько веток, отличающихся друг от друга по степени, в которой признавалось значение врожденных инстинктов, индивидуальных различий, самообучения, спонтанности, творчества. Воспитание лепит человека из его природы как из глины – nurture сильнее nature – воспитание сильнее природы – уверенно заявляли бихевиористы радикальные, жесткие, и первым вслед за Уотсоном Скиннер. Бихевиористы помягче оставляли вопрос приоткрытым.

– У нас одни преподаватели были природниками – верили, что натура человека сильней его воспитания, – а другие средовиками – верили в превосходящую силу среды, воспитания, обучения и условий жизни.

– Обе команды позабивали друг другу много голов, а общий счет, пожалуй, ничейный.

Парадокс воспитания состоит в том, что хорошо поддаются воспитанию как раз те, которые не нуждаются в воспитании.

Конвертация подсознания

психополитическое отступление

Многослойный параллелизм, переливчатые подобия России и Запада напоминают старый парковый аттракцион: два гигантских кривых зеркала, поставленных против друг друга, – комната смеховых ужастиков.

– Не столь смеховых, сколь ужастиков.

– Конечно, серьезно все, слишком серьезно. Здесь Сталин, там Гитлер. Здесь мания вредительства, репрессии – там маккартизм…

Вот и с бихевиоризмом вышло обоюдное кривоотражение. Отцы бихевиоризма Уотсон и Скиннер публично объявляли своими предшественниками великих русских исследователей – Сеченова, Павлова (особенно), Бехтерева. Однако в советской академической психологии, сотворившей из первых двоих в этом списке иконы (Бехтерев канонизируется только сейчас), бихевиоризм пригвождался к позорному столбу как буржуазное извращение в психологии. В доморощенных же теорийках, открещиваясь от извращенцев, на марксистские лады повторяли их зады – ту же суть перекодировали в другие слова, конвертировали в другую валюту, другие (якобы) ценностные устремления.

И сегодня еще у нас в преподавании психологии будущим педагогам, врачам, офицерам, бизнесменам, пиарщикам, дипломатам, деятелям искусства, чиновникам-управленцам и прочая, включая и будущих профессиональных психологов, – альфой и омегой остаются все те же бихевиористские постулаты, простые и плоские, удобные для псипрактики, обманчиво удобные. Те же, только перекодированные, конвертированные.

Вот они:

– большинство людей рождается с равными возможностями;

– мозг каждого – чистая тетрадь, в которую можно вписать что угодно;

– человек – существо формируемое социально: аристотелевское «общественное животное»; все в нем – от работы внутренних органов до мышления – зависит от внешних воздействий, от внушения и обучения; все поведение складывается из немедленных или отсроченных реакций на стимулы, из рефлексов и навыков разной сложности;

– все в человеке можно причинно объяснить, все изучаемо в эксперименте;

– души, тем паче бессмертной, нет, а если и есть, как теперь, после советского перерыва, у нас модно вслух заявлять, то к реальности она не относится; для конкретной жизни важна только совокупность условных рефлексов, навыков и реакций, она же личность, которую можно сделать такой или эдакой.