Коллектив авторов - Психиатрия и актуальные проблемы духовной жизни (сборник) Страница 9

Типичные, «простые», неосложненные аффективные психозы чаще развиваются у лиц мягких, общительных, эмоционально теплых, «синтонных» (т. е. гармоничных по своему складу), а по господствующему настроению относятся к конституционально-депрессивным, склонным к пониженному настроению, чувству собственной малоценности, недооценивающим себя, в духовной области склонным к повышенному чувству греховности, к слезам и печалям о своих ошибках, к сомнениям в возможности прощения и редко посещающему чувству радости прощения при покаянии. Другие, наоборот, обладают повышенным фоном настроения: это «гипертимики», они – оптимисты, самоуверенные, деятельные[3], часто гиперактивные, но поверхностные, легкомысленные люди. Чувства покаяния и плача о грехах им не дано от природы, по их «естеству». Если первых надо призывать к радости прощения, то вторым надо прививать чувство совести, самоконтроля, греха и покаяния. Третьи из предрасположенных к аффективным психозам живут под флагом постоянной смены периодов депрессии, экзальтации и периодов ровного, среднего настроения или даже депрессии (циклотимики).

Рассмотрим круг относящихся к этим заболеваниям проблем на примере болезни Н.В. Гоголя, который умер в 1852 г., когда еще циркулярный психоз не был описан. Его болезнь в то время не была правильно распознана, врачи ее неправильно лечили, духовный его руководитель неправильно оценивал состояние больного, хотя он за 18 лет перенес 9 аффективных приступов болезни, которые усложнялись от приступа к приступу, принимали атипичную форму благодаря включению бредовых и кататонических (ступорозных) симптомов (заторможенности). И больной умер от тяжелого истощения с нарушением обмена веществ, бредом греховности, самоуничижения, а на высоте приступа – с упорным отказом от пищи, полной двигательной и мыслительной заторможенностью и мутизмом (10 дней не говорил ни слова). Сожжение 2-го тома «Мертвых душ» было также совершено во время приступа депрессии с болезненным сознанием своей виновности и греховности своего творчества. По своему характеру Н.В. Гоголь был, конечно, не синтонным человеком: биографы говорят о странной смеси упрямства, дерзкой самонадеянности и самого униженного смирения при склонности к ипохондрическим переживаниям и странным выходкам еще во время учебы в лицее.

Нозологическая трактовка болезни Гоголя (для нашей задачи не имеющая существенного значения) до сих пор остается предметом дискуссии (маниакально-депрессивный психоз или приступообразная шизофрения, на первых стадиях протекающая в форме аффективных приступов).

Первый приступ болезни Гоголь перенес в 1840 г. в Риме. Он сознает, что находится в необычном болезненном состоянии, и пишет в письмах о тяжести в груди, давлении, дотоле не испытанном, об остановившемся пищеварении (что типично для депрессии), о «болезненной тоске, которой нет основания» («как смертный ужас»).

«Солнце, небо – все мне неприятно. Моя бедная душа: ей здесь нет приюта. Я теперь гожусь больше для монастыря, чем для жизни светской».

Противоположные состояния – 5 марта 1841 г. В письме к Аксакову: «Да, мой друг, я глубоко счастлив, я слышу и знаю дивные минуты, создание чудное творится и совершается в душе моей». 18 марта: «Труд мой велик, мой подвиг спасителен».

Данилевскому, 7 августа: «О, верь словам моим. Властью высшей облечено отныне мое слово».

Языкову, 23 октября: «У меня на душе хорошо и свежо».

Аксаков потом писал об этих периодах: «Гоголь в эти периоды впадал в противный тон самоуверенного наставника». В состоянии патологической экзальтации появились мысли о его провиденциальном назначении.

В первых приступах еще сохранялась оценка своего состояния и поведения. Гоголь сам знал эти периоды возбуждения, наступавшие на выходе из депрессии на несколько недель, когда он не вполне владел своими чувствами и волей. В частности, в «Переписке с друзьями» он писал о. Матфею и Иванову, что он написал и выпустил эту книгу «слишком скоро после своего болезненного состояния, когда ни нервы, ни голова не пришли еще в нормальный порядок».

1842 г. Новый приступ депрессии, и он пишет: «Мной овладела моя обыкновенная (уже обыкновенная) периодическая болезнь, во время которой я остаюсь в почти неподвижном состоянии в комнате иногда в продолжение 2–3 недель». «Голова моя одеревенела. Разорваны последние узы, связывающие меня со светом. Нет выше звания монаха» (письмо Прокоповичу).

Снова, 1846 г.: состояние настолько тяжелое, что повеситься или утопиться кажется ему единственным выходом, как бы похожим на лекарство. «Молитесь, друг мой, да не оставит меня Бог в минуты скорби и уныния» (письмо Языкову).

1848 г. Перед поездкой в Палестину письма еще отражают сопротивление и борьбу с наступившим приступом болезни. Он рассылает близким и друзьям составленную им молитву с просьбой вспоминать его и молиться о нем по этой записочке «сверх того, что находится в общих молитвах». «Душу же его исполни благодатных мыслей во все время дороги его. Удали духа суеверия, пустых примет и малодушных предчувствий, ничтожного духа робости и боязни» (письмо Шереметьевой, 22 января из Неаполя).

Приступы учащаются и становятся тяжелее: в 1849 г. – Жуковскому: «Что это со мной? Старость или временное оцепенение сил? Или в самом деле 42 года для меня старость? Отчего, зачем на меня нашло такое оцепенение – этого я не могу понять. Если бы Вы знали, какие со мной странные происходят перевороты, как сильно все растерзано внутри меня! Боже, сколько я пережил (биограф Шернок читает – пережег?), сколько перестрадал!»

Последний приступ болезни (декабрь – февраль 1852), в котором Гоголь погиб, протекал злокачественно, на фоне нарастающего аффекта с бредовыми идеями самообвинения и гибели, с кататоническим ступорным состоянием, прогрессирующим истощением и с полным отказом от пищи. Известно, что двое суток он провел перед иконами на коленях, без пищи и пития. Слуга обращается к друзьям, так как опасается за его жизнь. 11–12 февраля он сжигает все рукописи 2-го тома «Мертвых душ». С этой ночи он 10 дней лежит в напряженной позе в постели и ни с кем не говорит до самой смерти (вследствие бурно нарастающего истощения).

Итак, даже при отсутствии истории болезни и компетентного врачебного описания из этих потрясающих по наблюдательности и художественной точности самоописаний ясно следующее:

1. Гоголь страдал аффективно-бредовым психозом с кататоническими симптомами и приступообразным циркулярным течением.

2. Гоголь знал о своей «обыкновенной» периодической болезни и боролся с ней с помощью друзей и духовника о. Матфея.

3. Описание этой болезни в психиатрической литературе не было известно и появилось через 2 года после смерти Гоголя (в 1854 г.). Поведение врачей и духовника в отношении патологических состояний Гоголя было ошибочным.

4. При таких состояниях обязанность духовника – вовремя распознать аффективные, витальные корни депрессии и маний, вовремя рекомендовать обратиться к врачу за помощью и помочь бороться во время депрессии с унынием, с греховными мыслями о самоубийстве, с безнадежностью, «мирской печалью», с тоской, которая «производит смерть», а во время экзальтации – помочь бороться с горделивыми мыслями, переоценкой своих возможностей, которые непосредственно смыкаются с состоянием прелести.

5. В религиозных переживаниях Гоголя были, особенно в первых приступах и даже до 1848 г., элементы борьбы с болезнью, сопротивления, молитвенного призывания помощи Божией и просьб к близким о помощи в борьбе с мятежными мыслями, суевериями, пустыми приметами и малодушными предчувствиями. В дальнейших приступах, и особенно в последнем, было уже полное господство бреда греховности, самоуничижения, потери веры в возможность прощения, т. е. все то, что западными психологами религии расценивается как «ложная мистика», продиктованная болезнью.

6. Отсутствие истории болезни, описания состояния больного между приступами и, наконец, недоступность для изучения творчества Гоголя в последние 10 лет его жизни не оставляют места для дискуссий о нозологическом диагнозе (циркулярный психоз атипичный или рецидивирующая циркулярная шизофрения). В пользу последнего диагноза говорят бредовые и кататонические проявления во время приступа, изменение личности и творчества, утрата творческой свободы и того легкого жизнерадостного искрящегося веселья и юмора гения, которыми Гоголь владел до начала болезни.

Все это позволяет говорить о том, что у больного в ходе болезни нарастали шизофренические изменения личности, выходящие за рамки только ослабления и одряхления, которые иногда наблюдаются у больных циркулярным психозом в более пожилом возрасте. Психиатр скажет, что в ремиссии у больного хотя и не было полного восстановления, наблюдались остаточные явления болезни, синдром изменения личности.