Джон Глэд - Будущая эволюция человека. Евгеника двадцать первого века Страница 11

Интеллектуалы вроде бы свободны выражать свое мнение (по крайней мере, до тех пор, пока они не угрожают существующим властям), но информированное мнение не имеет отношения к политическому процессу.

Эта ситуация стала возможной благодаря неспособности основной массы населения разбираться в истинной природе политических разногласий. В самом деле, как может разумный наблюдатель поверить, что такое общество способно принимать взвешенные решения, если, например, в опросе Галлопа (2000 г.) 34% респондентов не смогли даже назвать вероятных кандидатов в президенты? Для лиц со средним школьным образованием или меньше и заработком менее 20 тысяч долларов в год этот показатель возрастает даже до 55%[60].

Согласно исследованию, проведенному организацией «Национальная оценка педагогического прогресса», 56% испытуемых не смогли правильно вычесть 55 и 37 из 100, 18% не смогли умножить 43 на 67, а 28% оказались не в состоянии изобразить цифрами «триста пятьдесят шесть тысяч девяносто семь».

Вдобавок к этому, 24% взрослых американцев не знали, что некогда Соединенные Штаты вели войну за независимость с Великобританией, а 21% понятия не имели, что Земля вращается вокруг Солнца[61]. Согласно данным некоммерческой педагогической исследовательской группы Northeast Midwest Institute, 60 миллионов взрослых американцев не могут прочесть даже первую полосу газеты[62].

Трое американцев из десяти в возрасте 18—24-х лет не сумели найти на карте мира Тихий океан[63], а 67% англичан не смогли сказать, в каком году закончилась Вторая мировая война. На вопрос, в какой стране находятся Французские Альпы, не ответили 64%.[64]

Что касается искусства, философии, серьезной музыки, литературы и т.п. — той интеллектуальной мысли и творчества, которые должны придавать большее значение нашей жизни по сравнению с другими животными, которые так же, как мы, любят, ненавидят и видят сны, — все это не представляет никакого интереса для подавляющего большинства людей.

Кооптируя людей со способностями, современная элита лишает широкие массы блестящих артистов и поэтов, которые некогда создавали и берегли национальную культуру[65]. Достаточно бегло взглянуть на журналы, предлагаемые в местном супермаркете или пробежаться по теле- и радиоканалам, — а их в Америке сотни, — чтобы упасть духом.

Социальная помощь и рождаемость

Взгляни, вон там, беспечное дитя танцует перед нами.

Не являются ли цели государства всеобщего благосостояния по самой их сути дисгеническими? В 1936 году знаменитый биолог Джулиан Хаксли в лекции для Евгенического общества высказался на этот счет весьма жестко:

Низший слой общества.., как утверждают, менее одаренный генетически.., не должен иметь слишком легкий доступ к пособиям или бесплатному больничному лечению, чтобы удаление последнего барьера естественного отбора не слишком облегчило для этого слоя деторождение и выживаемость потомства. Длительная незанятость должна быть основанием для возможной стерилизации. Во всяком случае, социальное пособие следует выплачивать лишь при отказе производить на свет новых детей.

Не следует забывать, что это было сказано в самый разгар Великой депрессии и что многие из получавших пособие были просто жертвами текущей экономической конъюнктуры, а отнюдь не собственных якобы неполноценных генов.

Хотя среднестатистическая женщина-мать, живущая на пособие, получает его лишь в течение двух лет, незамужние женщины, родившие до двадцати лет, находятся на обеспечении, в среднем, восемь лет, а то и больше[67]. Это так называемые хронические случаи. В среднем, у матерей, родивших вне брака, IQ на десять пунктов ниже, чем у замужних матерей[68]. Зачастую их младенцы пополняют армию брошенных, отверженных и избиваемых детей[69].

Механизм этого явления может рассматриваться как чисто экономический. Перед молодой женщиной средних способностей или выше открывается много возможностей и ее не соблазняет скромное государственное пособие, в то время как женщина с низким умственным развитием не без основания видит в социальном вспомоществовании пропуск в независимость и свободу от тяжелой и малооплачиваемой работы. Естественно, чем пособие выше, тем больше искушение его получить. Тем не менее связь между экономическими условиями и рождаемостью не доказана. Демограф Дэниэл Вайнинг установил, в частности, что относительно более низкие пособия в южных американских штатах не привели к существенному снижению рождаемости[70].

Мы сталкиваемся здесь с печальной дилеммой. Общество обязано заботиться о своих слабейших согражданах, но оборотная сторона медали такова, что, делая это, мы поощряем многодетность у женщин с низким IQ (которые и замуж выходят преимущественно за мужчин с низким IQ, — так называемое выборочное спаривание). И мы платим им все больше за каждого ребенка. Матери, находящиеся на пособии, в среднем, имеют 2,6 детей; не пользующиеся пособием — 2,1.[71] Это центральный фактор в показателях рождаемости в США.

Как быть? Отказывать бедным женщинам и их детям в финансовой помощи? Стимулировать высшие классы к деторождению? Или в отчаянии сдаться и позволить обществу генетически деградировать? Учитывая реалии политической жизни, как поступить? Следовало бы по крайней мере расширить услуги по планированию семьи для бедных и оплачивать из общественных средств аборты, которые доступны сегодня лишь состоятельным классам.

Не подлежит сомнению, что политика — и внутренняя, и внешняя — влияет на рождаемость, но нынешний политический климат делает невозможным даже обсуждение этой темы. Так как будущие поколения представляют нулевую долю избирателей, сфера общественных интересов, в основном лежит в горизонтальной плоскости, долгосрочные же последствия по большей части считаются личным делом и потому игнорируются, то есть остаются нерегулируемыми.

Евгеника возражает против такого вертикально-горизонтального противостояния. Те, кто еще не родился, по сравнению с ныне живущими потенциально представляют собой более многочисленную популяцию, их права — первоочередные. Политика, по определению, есть борьба между живущими здесь и сейчас; и то, что представляется победой для некоторых современников, вполне может оказаться бедствием для их детей. И наоборот, беды родителей могут привести к удаче детей.

Человечество давно уже отделило секс от размножения. Сейчас женщины могут даже обойтись без мужской спермы[72]. Таким образом, оставляя право на секс в личной сфере, право на размножение, поскольку оно определяет самую природу людей будущего, с точки зрения евгеники может быть проигнорировано обществом только на свой страх и риск.

Преступность и IQ

О, кровь, рожденная отцовской кровью,

Текущая по зараженным венам!

Пролей тебя на земляную скверну, —

Ты смыла бы любое преступленье...

Наследственность соучаствует буквально во всем поведении человека, включая алкоголизм, курение, различные фобии и неврозы, шизофрению и другие психические заболевания, а также бессонницу, потребление кофе (но почему-то не чая[73]), брак и развод, удовлетворение от работы, хобби и многое другое.

Любопытно, что в то время как одно исследование не выявляет никакой генетической роли в способности к пению[74], другое показывает высокую степень наследственности в восприятии высоты звука и оценивает наследуемость тональной глухоты в 0,8 — примерно такого же высокого уровня, какого достигают характеристики, несомненно предопределенные генетически, например рост[75], У тех, кто занимается разведением животных, и даже просто у владельцев домашних животных нет сомнений относительно передачи по наследству внутривидовых и межвидовых различий, и мы все из каждодневного опыта знаем, сколь велики врожденные различия между людьми. Гены безусловно играют роль и в сфере преступности.

В середине девятнадцатого века, когда органы правосудия в разных странах все еще руководствовались представлением о свободе воли, преступление рассматривалось как грех, который должен быть искуплен. В конце 50-х годов XIX века французский врач Б.А. Морель заложил основы криминальной антропологии. Сам Гальтон выступал за применение специальных мер, ограничивающих деторождение не только у психически больных и слабоумных, а также уголовных преступников, но и у нищих[76]. В 1876 году, через пять лет после выхода в свет «Происхождения человека» Дарвина, итальянский криминолог и врач Чезаре Ломброзо опубликовал книгу «Преступник», где попытался продемонстрировать биологическую природу преступности. Ломброзо утверждал, что на вскрытиях он установил определенные физические характеристики-стигматы врожденного преступника, у которого, как он считал, имеется недоразвитый череп. Если согласиться с подобного рода врожденной детерминацией, наказание за преступление становится бессмысленным.