Путеводный нейрон. Как наш мозг решает пространственные задачи - Майкл Бонд Страница 28

познавать мир, подобно летучей мыши, используя эхо от разных звуков, щелчков языком или постукивания трости, для создания звуковой картины того, что находится перед ними: дерево, стена или группа пешеходов. Дэниел Киш, сделавший больше других для популяризации этого метода[204] и заслуживший за свое искусство эхолокации прозвище Бэтмен, проводит аналогию с зажиганием спички в темноте. Он говорит, что эхо точно так же формирует образы в мозге, как свет у зрячих людей[205]. В 2015 году, читая на конференции TED лекцию на тему «Как я использую сонар для перемещения по миру», он отмечал, что эхолокация дает ему «360-градусный обзор. Она одинаково хорошо позволяет понять, что находится впереди или сзади. И за углом. Она проникает под поверхности. Это нечто вроде нечеткой трехмерной геометрии»[206].

Эхолокации может научиться каждый. Попробуйте закрыть глаза, медленно подойти к стене и остановиться прямо перед ней. Большинству людей это не составит труда: меняющаяся акустика дает довольно точное представление о расстоянии. Джудис называет это «лицевым зрением», хотя на самом деле здесь используется слух – если вы попробуете проделать этот эксперимент, заткнув пальцами уши, то, скорее всего, врежетесь в стену.

Чтобы научиться понимать эхо, нужно обращать внимание на его особенности. Исследователи обнаружили большие индивидуальные различия в способности к эхолокации как у слепых, так и у зрячих людей, причем эти различия связаны скорее с навыками концентрации, чем с другими когнитивными способностями, такими как рабочая память и восприятие пространства[207]. Слепые люди не могут просто отбросить свои опасения и отправиться на прогулку – они быстро заблудятся или упадут. Для слепого человека прогулка – не только физическое упражнение, но и когнитивная задача[208]. Вознаграждением за постоянное внимание служит яркое и многослойное восприятие окружающего мира. Невольно возникает вопрос, насколько лучше было бы наше чувство места и насколько лучше мы ориентировались бы в пространстве, используй мы все органы чувств.

Просто удивительно, насколько могут отличаться представления о навигации у разных людей. Однажды вечером, много лет назад, когда я ухаживал за будущей женой, мы договорились встретиться на скамейке в сквере в Илинге, недалеко от ее дома. Я с трудом нашел этот сквер, потому что она сказала, что он «к северу» от станции метро, а на самом деле нужно было идти на запад. На мой вопрос она ответила, что когда выходит на улицу из здания или станции метро, то считает севером то направление, куда смотрит. Оказалось, эту странную идею разделяют многие люди, в том числе мой знакомый, который работает – вы не поверите – в картографическом агентстве. И это не так уж иррационально, как кажется на первый взгляд.

При навигации мы используем информацию, поступающую от собственного тела и от окружающей среды, и для того, чтобы попасть в пункт назначения, нужно объединить их и установить связь с физическим миром. Простейший способ это сделать – соотнести свое положение с каким-либо объектом в окружающем мире, который обеспечит чувство направления и привязку системы направления головы в нашем мозге; это может быть высокое здание или длинная прямая улица. Те, кто знаком с картами, могут использовать для этой цели направления на страны света, особенно на север (при условии, что вы знаете, где он): тесты навигационных способностей показали, что многим людям легче запомнить план местности, если они исследуют ее, двигаясь на север, предположительно из-за того, что на картах север принято помещать вверху[209].

Когда вы смотрите на обычную карту, север располагается прямо впереди, хотя это просто артефакт картографической культуры, никак не влияющий на ориентацию. В средневековой Европе на картах вверху помещали восток, потому что это было важно для христиан, а первые карты исламского мира были ориентированы на Мекку. Самое важное располагалось вверху. Карты, на которых вверху был север, получили распространение в XVI веке, когда европейские мореплаватели в далеких путешествиях ориентировались по Полярной звезде и компасу (указывающему на север). С тех пор север занял особое место в воображении людей: к нему стремились, и он вечно казался недостижимым. Стрелка обычного компаса всегда покажет вам путь на север, если только вы не находитесь на самом Северном полюсе, где стрелка будет вращаться, как мятущаяся душа, которая ищет пристанища[210].

Работая над материалом для этой книги, я носил на руке прибор под названием North Sense. Он вибрирует, когда направлен на север, позволяя чувствовать магнитное поле Земли. Прибор облегчает навигацию, но формирует своего рода зависимость. Когда я его снял, у меня возникло ощущение разорванной связи с планетой, и я удивился, как мне не хватает этой связи[211]. Испытал бы я такие же чувства, если бы прибор указывал направление на юг? Возможно, нет.

Учитывая такой символизм, вполне понятно, что в моменты колебаний мы можем ошибочно принимать за север то направление, в котором смотрим[212]. Это похоже на склонность – и новичков, и опытных навигаторов – искажать мысленные карты, делая их более простыми или симметричными, чем реальные. В нашем мозге есть сложный механизм для картирования и запоминания местности, но, когда дело доходит до общей картины, мы часто принимаем желаемое за действительное. Плавные кривые кажутся нам прямыми линиями, а острые углы – прямыми. Мы выстраиваем города вдоль вертикальной и горизонтальной осей, что объясняет, почему многие британцы, забывая, что их страна наклонена на 20 градусов к западу, ошибочно полагают, что Эдинбург находится к востоку от Бристоля. Мы мысленно поворачиваем заметные объекты, такие как долины и дороги, чтобы они совпадали с направлением на страны света, – ради удобства. Мы, как правило, преуменьшаем расстояния рядом с крупными ориентирами, как бы сжимающими пространство вокруг себя[213].

В 1970-х годах географ Дуглас Покок предлагал туристам и жителям его родного города Дарема нарисовать карту ближайшего окружения. Это средневековый город с кафедральным собором на крутых берегах извилистой реки с несколькими мостами, ориентированными в разных направлениях, и его планировка в той же степени хаотична, в какой она упорядоченна в Нью-Йорке. Тем не менее большинство респондентов Покока рисовали пересекающиеся улицы параллельными, а неправильные формы делали симметричными. В своей голове они приводили в порядок окружающее пространство, становясь жертвой, как выражался Покок, «склонности к красивой форме»[214]. Тем, кто был лучше знаком с городом, было труднее приукрасить его, и им приходилось напрягать воображение.

Четыре десятилетия спустя психолог Дэн Монтелло провел похожий эксперимент в студенческом городке Калифорнийского университета в Санта-Барбаре. Большая часть тихоокеанского побережья Соединенных Штатов тянется вдоль оси «север – юг», но в районе Санта-Барбары поворачивает в