С нами или без нас: Естественная история будущего - Роб Данн Страница 29

умение творчески решать возникающие задачи помогает тем или иным птичьим видам справляться с неустойчивостью климата, вероятно, численность популяций птиц, обладающих большим мозгом и живущих в нестабильных климатических условиях, будет год от года колебаться не столь заметно, как численность популяций птиц с мозгом поменьше. Карлос Ботеро и Тревор Фристоу показали, что дело обстоит именно так. В хорошие годы популяции птиц с небольшим мозгом растут, в неурожайные – убывают. И напротив, популяции птиц с крупным мозгом устойчивы: у них ведь есть буфер{92}. Уместно также предсказать, что птицы с крупным мозгом с большей вероятностью преуспеют после того, как человек переселит их в переменчивый климат. Так оно и есть{93}. Наконец, следует ожидать, что птицы с крупным мозгом будут уютнее чувствовать себя вблизи людей – в городах, где условия непредсказуемы и переменчивы, причем как в пространственном, так и во временно́м отношении. Это доказал эволюционист Ферран Сайоль вместе со своими наставниками Даниэлем Солем и Алексом Пиго{94}. Кстати, в городах хорошо живется и некоторым видам с небольшим мозгом: тем, которые обладают особенной специализацией – быстро размножаются. Такие виды выживают в городах, производя на свет многочисленное потомство и «надеясь», что кто-то из него окажется в нужное время в нужном месте, чтобы преуспеть в жизни.

Если речь заходит о городских птицах с большим мозгом, сразу вспоминаются врановые. Их много. Серые вороны в Копенгагене. Пегие вороны в Аккре. Большеклювые вороны в Сингапуре. Рыбные вороны в Роли, штат Северная Каролина. Как образно выразилась поэтесса Мэри Оливер, «плоть от плоти природы живой / затаившись в больших городах / ковыряется в свежем мусоре / по обочинам автодорог»{95}. В книге «Планета ворон» (Crow Planet) Лианда Хаупт утверждает, что сейчас на Земле живет больше ворон и других врановых, чем когда-либо раньше{96}. Так это или нет, мы не знаем, но некоторые из врановых, бесспорно, процветают у нас под боком.

Впрочем, пользуются преимуществами крупного мозга и процветают в городах не только врановые, а еще и совы и некоторые из попугаев. Распространение вокруг нас умных птиц – своеобразный показатель того, насколько непредсказуемым мы сделали мир, насколько распространены теперь природные условия, для большинства птиц неприемлемые. 12 января 1855 года Генри Торо записал в дневнике: карканье вороны «сплетается с приглушенным бормотанием деревни, голосами играющих детей, будто один ручей мягко вливается в другой, а дикое соединяется с домашним»{97}. Для Торо крик вороны говорит не только о ней, но также и о нем. Однако точнее будет сказать, что присутствие и обилие ворон говорит не о них и не о нем, а о нас.

Какие виды птиц в первую очередь страдают от усугубляющейся переменчивости? Как правило, это те, чьи специализированные приемы ноу-хау не согласуются с новыми условиями существования. Такие птицы пытаются пережить тяжелые времена, продолжая действовать по-старому. Вопреки всему они держатся привычной линии поведения. Так было, например, в случае приморской овсянки.

Я уже упоминал, что приморские овсянки жили на острове Мерритт и вокруг него, на оконечности полуострова Канаверал. В этих местах и вдоль близлежащей реки Сент-Джонс овсянки выбирали относительно сухие марши (сезонно осушаемые болотистые берега): они эволюционировали там на протяжении 200 000 лет. Устоявшиеся условия маршей позволяли птицам обходиться без интеллекта, требуемого для адаптации к переменам.

Но, рассказав об этом, я не упомянул о том, что в какой-то момент Мерритт стал еще и местом, где NASA решило построить Космический центр имени Джона Кеннеди. Остров был выбран в качестве стартовой точки для космических запусков ракет, из которых человечество могло наконец увидеть Землю. Например, именно с мыса Канаверал в составе миссии «Аполлон-11» в космос отправился астронавт Майк Коллинз, который позже сказал в интервью для документального фильма: «Я смотрел на Землю и думал о том, какой же маленькой и хрупкой выглядит наша планета отсюда [с Луны]»{98}.

Как до, так и после решения NASA сделать Мерритт центром реализации космической программы, своего рода пуповиной, связывающей Землю с космосом, люди не раз пытались приспособить его островную среду для своих нужд. И первой такой попыткой стало применение пестицида ДДТ: его распылили над островом, чтобы справиться с местными комарами. Эта акция имела два следствия. Во-первых, погибло большое количество насекомых, которыми питались приморские овсянки; а во-вторых, – непреднамеренно, но предсказуемо – люди сами подстегнули эволюционное появление комаров (и, вероятно, других видов насекомых), устойчивых к этому яду. По-видимому, сокращение живой массы насекомых привело к заметному сокращению здешней популяции овсянок. Распыление началось в 1940-х годах, а к 1957-му численность овсянок на острове сократилась на 70 %. У этих птичек не было изобретательного интеллекта, позволяющего найти иные источники пищи. Между тем, когда у комаров развилась резистентность к ДДТ, против них применили другое оружие. Новые мероприятия имели солидный размах – не в последнюю очередь из-за того, что к тому времени на острове поселилось множество людей, работавших на космодроме. На Мерритте соорудили запруды и отводные канавы; одни его участки затапливали, а другие, наоборот, осушали. Среда обитания, отвечающая ключевым потребностям овсянок, была сведена к минимуму: на острове сохранились лишь фрагментарные ее кусочки. Еще меньше их осталось после того, как была проложена автомагистраль, соединяющая Космический центр с парком «Мир Уолта Диснея». Вдоль шоссе развернулось жилищное строительство, а оно повлекло за собой еще больше затоплений и осушений. В результате инспекция 1972 года обнаружила всего 110 самцов приморской овсянки и около 200 птиц в целом. Через год специалисты насчитали 54 самца (и около 100 птиц). В 1978-м удалось найти 23 самца (около 50 птиц). А потом осталось только четыре самца и ни одной самки. Последняя приморская овсянка умерла в неволе в 1987 году. Самца этой птички забрали из естественной среды обитания в надежде, что он даст потомство с каким-нибудь другим видом овсянки и таким образом хоть и в измененном состоянии, но продолжит свою родословную. Как писали авторы одного из научных отчетов на эту тему, грустная ирония заключалась в том, что клетка этой последней овсянки, которая все еще пела, стояла в «Мире Уолта Диснея» – в том эфемерном «мире», который в каком-то смысле заменил собой реальный птичий мир{99}.

Приморская овсянка была маленькой птичкой и занимала во вселенной не так уж много места. Но зато после ее исчезновения многое было сказано о ее прелести и очаровании. Она сделалась героиней романов, стихотворений, бесчисленных научных работ. По словам писателя Барри Лопеса, «как нередко бывает, осознание ценности и чувство утраты пришли вместе»{100}. В конечном счете приморская овсянка пала жертвой собственной узкой специализации и могучих сил прогресса – технологического (ракеты), политического (гонка сверхдержав в космосе) и развлекательного («Мир Уолта Диснея»). Ее слабый умишко никак не мог предвидеть пришествие этих сил – для овсянки такое было бы равносильно способности предсказать падение метеорита.

Приморская овсянка отнюдь не единственная жертва той переменчивости и неустойчивости, которую приносит деятельность человека. Численность птиц, питающихся насекомыми, снизилась по всему миру – прежде всего из-за сокращения популяций насекомых. Если же рассуждать более широко, то все меньше становится тех птиц, которые, практикуя удивительные и причудливые специализации, умеют выживать лишь одним особым способом в одном и том же неизменном мире{101}. В настоящее время сотни птичьих видов оказались на грани вымирания из-за последствий «великого ускорения», запущенного человеком.

Рис. 6.2. Историческая предсказуемость температур (от года к году). В областях, закрашенных темным, температура меняется незначительно (а следовательно, она предсказуема). Животное, которое эволюционировало, откликаясь на динамику температуры в конкретный год, скорее всего, обладает всеми необходимыми свойствами, чтобы пережить следующий год. В областях более светлого цвета температура в конкретный год не всегда позволяет предсказать температуру следующего года. Птицы с самым изобретательным интеллектом намного чаще процветают именно в этих областях непредсказуемости: в Центральной Австралии, в Северной Африке, в умеренных климатических областях Азии и в Северной Америке.

Изображение: Карлос Ботеро