Мэри Роуч - Путешествие еды Страница 30

Холоднокровные живые существа обладают сниженным уровнем метаболизма. Для поддержания тепла в собственном теле они не используют энергию, получаемую в процессе усвоения пищи – поэтому и обходятся меньшим. Некоторые лягушки зимой почти впадают в анабиоз. «Я бы не удивился, – говорил мне изучающий дикую природу биолог Том Питчфорд, – узнав, что зимой рыбаки извлекают из кишечника окуней живых лягушат». Однако человеческое брюхо – вовсе не холодное место. Скорее там очень жарко. В середине XIX века изучавший физиологию животных Арнольд Адольф Бертольд прилагал все усилия к тому, чтобы положить конец желудочно-лягушечному вздору. Для решения этой задачи он помещал живых европейских лягушек и ящериц некоторых видов в воду с температурой человеческого тела. Взрослые особи погибали, а икра начинала гнить.

Однако список возглавляли не лягушки, а змеи. Помимо всей своей холоднокровной отваги, явно большей, чем у лягушек и ящериц, змеи, кажется, обладают особой природной сноровкой для выживания в желудочно-кишечном заточении. Филип Клэпхем, биолог и специалист по китовым, которого я так донимала расспросами в начале этой главы, рассказал историю, приключившуюся однажды с Грейси, доберманом-полукровкой. Однажды в обед у собаки началась рвота – и на пол в столовой вывалилась двухфутовая подвязочная змея[107]. Жена Клэпхема, решив, что змея мертва, подняла ее, прихватив толстенной стопой бумажных полотенец – а затем «чуть не выронила, когда наружу высунулся раздвоенный язычок». Филип настаивает на том, что собака оставалась дома не менее двух часов. «И все это время змея была внутри нее».

Стивен Секор, ученый из Алабамского университета, изучающий пищеварение змей, однажды наблюдал, как королевская змея[108] воскресла после 10-25– минутного пребывания внутри другой змеи того же вида. Секор поместил их в вместе, не допуская и тени мысли о том, что один аспид присмотрит другого себе на обед. Вернувшись в комнату, исследователь обнаружил, что «трапеза состоялась». Он вытащил жертву наружу и с изумлением и облегчением отметил: у «обеда» все еще есть сердцебиение.

Королевская змея воскресла после 10-25-минутного пребывания внутри другой змеи того же вида. Их поместили вместе, не допуская и тени мысли о том, что один аспид присмотрит другого себе на обед. Вернувшись в комнату, исследователь обнаружил, что «трапеза состоялась». Он вытащил жертву наружу и с изумлением и облегчением отметил: у «обеда» все еще есть сердцебиение.

Но все же, все же… Временное пребывание и постоянная иммиграция – разные состояния. Врачи, имевшие в те далекие времена высокую репутацию, видели в «утробных змеях» именно то, чем они и являлись, – иллюзорные ощущения, порожденные проявлением желудочных расстройств. Основные причины были вполне обыденными: язва, непереносимость лактозы, невоздержанность в еде, газообразование. О происходящем всегда можно было судить по описанию поведения «постояльцев» тех или иных недужных. У Эндрю С. змея просыпалась как раз тогда, когда он пил спиртное или молоко. «Аспид никогда не дает мне спокойно глотнуть виски», – так Эндрю С. жаловался своему врачу Альфреду Штенгелю, о чем тот и написал в своей научной статье 1903 года, озаглавленной «Ощущения, принимаемые за деятельность живых существ в желудке». «Он ненавидит это больше всего остального», – так около 1843 года сетовала одна страдалица из Кастлтона, Вермонт, утверждавшая, что внутренний змей был особенно «активным после того, как она позволяла себе какую-нибудь грубую пищу».

В конце концов, ничего сверхординарного во всем этом не было – просто обычное бульканье и урчание, «ворчание в кишках», вызванное усиленным газообразованием. В конце XIX века хирург Фредерик Тривз[109] описал пять типичных жалоб пациентов на то, что кто-то «ползает и извивается» у них в животе, то есть на живых змей, якобы поселившихся в людях. Благодаря своему хирургическому опыту и отсутствию «живых находок» в кишках пациентов, Тривз пришел к выводу: речь может идти только о естественных движениях здорового пищеварительного тракта. И ввел в практику чеканный термин «кишечный невроз». Он используется и в наше время – правда, без какой-либо связи со змеями. Один гастроэнтеролог поведал мне историю скорбной души, которая скиталась по клиникам Северной Америки, специализировавшимся на двигательной активности желудочно-кишечного тракта. Бедняга снял и демонстрировал видеофильм о самом себе, в котором представал без нижнего белья, поэтому был виден его пенис, подтянутый к абдоминальной области и там закрепленный. Этот человек желал всего лишь продемонстрировать тревожащие его (хотя и совершенно нормальные) движения собственного кишечника.

Порой пациенты пытались ловить предполагаемых мучителей и приносить их докторам. Некоторые врачеватели оставляли живых существ в своих кабинетах в качестве диковинок, на которых любопытно глядеть, а иногда держали у себя как домашних питомцев. Однако медики более серьезного склада видели в таких ситуациях повод для углубленной проверки фактов. Ян Бондесон вспоминает знаменитый случай, описанный в XVII веке. Один 20-летний парень, жаловавшийся на судороги и спазмы в животе, настигавшие его в самое разное время, будто бы как-то раз в процессе рвоты изверг из себя: тритонов – 21 экземпляр, лягушек – четыре штуки и еще «несколько жаб». Одному из молодых врачей пришла в голову блестящая мысль вскрыть желудки амфибий. Если рассказ пациента был правдивым, то их содержимое должно было непременно соответствовать тому, что имелось в их временном пристанище. Однако желудки тритонов и ящериц содержали только наполовину переваренных насекомых. В 1850 году Арнольд Адольф Бертольд – если вы еще не забыли, то именно он занимался гнилой лягушечьей икрой – привлек к делу хранителей немецких медицинских музеев, в коллекциях которых имелись рептилии и амфибии, якобы изверженные в процессе рвоты или опорожнения кишечника после многих лет пребывания в человеческих внутренностях. После вскрытия в их желудках тоже обнаружились лишь насекомые на разных стадиях переваривания.

Наиболее впечатляющий эксперимент по развенчанию ложных представлений провел Д. К. Далтон, профессор-физиолог из Колледжа врачей и хирургов Нью-Йорка. В 1865 году к нему дважды приходили крайне смущенные коллеги, приносившие с собой «пойманных» слизней, законсервированных в банках со спиртом. Один из оных, как говорилось, был «выпущен» мальчиком, в течение трех недель страдавшим от диареи. Рассказ о причинах оказался типичным. «Слизни появились во время поноса. В тот день мать мальчика, сходившего по большому, раздела его и обнаружила в одежде одну из этих тварей, которая была живой и двигалась». Мать предположила, что ее малыш неумышленно подхватил яйца слизня – когда ел садовую зелень во время семейного визита в деревню, где паренек «провел часть лета», – несколько настораживающая формулировка в сложившихся обстоятельствах.

Далтон сомневался, насколько все это совпадало с действительностью. «Соответственно, я полагал, что было целесообразно провести некоторые эксперименты и установить, в какой мере нечто подобное могло иметь место». Садовые слизни были доставлены с ближайшей грядки, на которой рос латук. Ассистент держал пасть собаки открытой, а Далтон отправлял в нее четырех слизняков: поочередно, одного за другим проталкивая каждого как можно глубже в собачью глотку – чтобы они были проглочены, не пострадав от зубов. Час спустя Далтон взялся за скальпель. И не обнаружил «никаких заметных следов пребывания слизней» где-либо на протяжении всего собачьего пищеварительного тракта. Последующие опыты показали: всего через 15 минут слизень «несколько размягчается», а саламандра становится «заметно мягкой», причем оба существа к тому моменту уже умирают.

«Мы сталкивается с любопытным психологическим феноменом, – писал Далтон, – когда являемся свидетелями несокрушимой убежденности… подкрепленной детальными описаниями, благодаря которым даже разумные люди порой доверяют подобным историям… Когда некие объяснения попадают к нам из вторых рук, мы всегда готовы делать скидку на игру воображения и преувеличения, смешанные с изумлением и характерные для изустной молвы. Но даже если факты, излагаемые рассказчиком, как будто наблюдались им самим, расхождение между его предположениями и истиной может быть не менее значительным».

Мудрые слова, приложимые к настоящему не менее, чем к прошлому. Я писала эти строки в 2011 году – и тогда же произошла история, заслуживающая отдельного изложения. Правда, на этот раз ящерицы и лягушки находились снаружи…

Глава девятая

Страшная месть:

Жук-чернотелка, маленький и пугливый, с матово-черным панцирем, больше известен нам своей личинкой – мучным червем. Вместе со своими многочисленными собратьями – личинками других разновидностей этого семейства жуков – он славится в качестве «живой еды» для домашних рептилий и амфибий, «брезгующих» мертвечиной. Однако вот уже много лет в Интернете циркулируют странные и темные слухи, смущающие умы людей, разводящих представителей этого вида фауны. Например, предупреждение от Fishguy2727, размещенное на сайте Aquaticcommunity.com: «Я знаю ИЗ ПЕРВЫХ РУК, потому что говорил со многими из тех, кто ВИДЕЛ СВОИМИ ГЛАЗАМИ, как животное съедает мучного червя… а спустя 10–20 секунд этот червь проедает себе путь наружу».