Илья Рухленко - Что ответить дарвинисту? Часть I Страница 4

Примерно такой сценарий эволюции как раз и предлагает другая (альтернативная) теория биологической эволюции – номогенез, автором которой являлся наш российский биолог Лев Семёнович Берг (Берг, 1922). Интересно, что хотя это было уже давно, современные биологи до сих пор иногда вспоминают о номогенезе. Разумеется, не просто так вспоминают, а когда сталкиваются с соответствующими фактами (которые заставляют о нем вспоминать).

Вот здесь, например, целый коллектив профессиональных палеонтологов в очередной раз накопал множество ископаемых ракушек (Невесская и др., 1987). И авторы работы считают, что далеко не все их находки «вмещаются» в дарвиновскую теорию. Некоторые из установленных палеонтологических фактов больше соответствуют эволюции в рамках номогенеза. Читаем заключительную фразу этой работы:

«Доказано наличие различных путей видообразования как путем постепенного изменения признаков (градуалистическое видообразование), так и вследствие резких изменений (согласно модели прерывистого равновесия), а также наличие направленной изменчивости и ограниченности формообразования как проявлений номогенетических сторон эволюционного процесса»

Итак, авторы приходят к выводу, что некоторые стороны эволюционного процесса, установленные ими при изучении раковин ископаемых моллюсков, свидетельствуют не столько о дарвиновских механизмах эволюции, сколько о номогенезе. Кстати, дарвиновские механизмы эволюции авторы вообще не упоминают в своей статье ни разу, а вот номогенез озвучивают.

Еще одна цитата авторов:

Множество фактов возникновения очень близких морфологически таксонов (родов, подродов, триб) говорит о явной ограниченности многообразия форм и о том, что один и тот же морфологический тип может быть достигнут несколькими путями. Скорее всего повторение однотипных морфологических преобразований как у родственных, так и у далеких генетически таксонов связано не только с общностью их экологии или со сходством направленности изменений среды в бассейнах, но и продиктовано определенной ограниченностью возможностей морфогенеза, проявлением номогенетических сторон эволюционного процесса.

То есть, непонятно, почему у ракушек всё время повторяются одни и те же формы – то ли потому, что это на них так одинаково «давила среда», постепенно отбирая (допустим, по дарвиновским механизмам) только подходящие формы, но само число этих форм почему-то находилось в остром дефиците. Или же наблюдаемая повторяемость форм связана с действием какой-то формообразующей силы (или каких-то закономерностей), которые не имели отношения ни к «общности экологии», ни к «сходству в изменении среды», а имели отношение лишь к созданию определенной формы раковины?

И снова авторы пишут об этом же:

«…далеко не все случаи сходства можно объяснить одинаковой ответной реакцией организмов на определенные изменения условий среды или одинаковым образом жизни. Скорее всего однотипность преобразований в разных филумах, особенно далеко генетически отстоящих друг от друга, является следствием ограниченных возможностей морфологической пластичности. Ярким примером этого является поразительное сходство скульптуры у среднесарматских полуморских Dorsanum duplicatum (Sow.) (юг СССР) и среднемиоценовых пресноводных Melanopsis minotauris Willm. (о-в Крит). Причем это подобие было достигнуто противоположными путями: приобретением скульптуры обычно гладкими меланопсидами и некоторым ее упрощением у сарматских нассариид»

Для тех, кто еще не понял, о чем идет речь, переведу на более простой язык – завуалированную фразу про «ограниченные возможности морфологической пластичности» можно расшифровать следующим образом – эволюция формы этих организмов была разрешена (и происходила) только в определенных (заданных?) направлениях. Причем сами авторы работы считают, что в этом (заданном?) процессе формообразования раковин – дарвиновское «давление среды» было вообще ни при чем.

А вот здесь авторы отмечают явную направленную изменчивость:

В результате чрезвычайно широкой и в ряде случаев определенно направленной изменчивости в этих группах возникли не только видовые, но и подродовые и родовые таксоны. Так, у трохид (роды Gibbula и «Calliostoma») изменения шли во многих направлениях, захватывая почти все морфологические признаки раковины, но наиболее отчетливо проявились два направления. Первое из них выразилось в приобретении моллюском достаточно толстостенной раковины с грубой аксиальной скульптурой. Конечным результатом формообразовательного процесса в этом направлении было появление рода Barbotella (В. omaliusii Orb. – i В. intermedia Rad. et PavL). Во втором случае направленная изменчивость привела к сильному удлинению раковины при ее относительной тонкостенности и слабой орнаментации (род Sinzowia с двумя подродами – номинативным и Kishinewia).

То есть, опять переводя на простой язык, определенные таксоны ракушек демонстрируют четко улавливаемую тенденцию изменяться именно в определенном направлении с течением времени. Причем эти направления могут быть разными у разных ракушек. Например, одни ракушки почему-то постепенно становятся всё толще и грубее, а другие ракушки почему-то постепенно удлиняются, оставаясь тонкостенными.

Как теперь определить, что именно направляло эту «направленную изменчивость» в разных биологических родах в двух разных направлениях? То ли на озвученные ракушки действовали разные условия окружающей среды, приводя к разному направленному давлению естественного отбора? И в чем конкретно состояло это давление? Мы сейчас можем только воображать и фантазировать на эту тему. Или же эти два рода двигались в столь разных направлениях, потому что соответствующие изменения направляла какая-то особая формообразующая сила? Авторы данной работы опять склоняются к последнему варианту, относя эти факты «направленной изменчивости» не к последствиям дарвиновского отбора, а именно к «номогенетическим сторонам эволюционного процесса» (см. цитату выше). Почему авторы так считают? Видимо потому, что они гораздо больше знают об этих ракушках, чем мы с Вами, и понимают, что те изменения, которые они описали, действием только естественного отбора объяснить нельзя.

В общем, по поводу того, какие причины вызывали эволюционные изменения ископаемых ракушек – прошлое наглухо молчит. Поэтому любые ископаемые останки, даже самые распрекрасные, ничем не смогут помочь верующему дарвинисту доказать свой любимый дарвинизм. Даже в самых, казалось бы, подходящих для этого случаях.

Например, опять возвращаясь к заключительному выводу из работы по ископаемым моллюскам, авторы пишут (Невесская и др., 1987):

«Доказано наличие различных путей видообразования как путем постепенного изменения признаков (градуалистическое видообразование), так и вследствие резких изменений (согласно модели прерывистого равновесия)»

Будем считать, что «видообразование путем постепенного изменения признаков» (градуалистическое видообразование) – это наиболее подходящий для дарвиниста случай. Действительно, вот оно, постепенное течение эволюции. Но под действием чего оно протекало? Можно, конечно, предположить, что тут работал естественный отбор. Но почему не предположить, что эти постепенные изменения происходили, допустим, под действием чисто случайного дрейфа генов? То есть, одни признаки чисто случайно (вследствие фактора времени) немного усиливались. Другие же признаки немного ослабляли свою выраженность. В результате, биологический вид (или род) испытывал просто случайные колебания во времени, порождая те или иные морфологические варианты вокруг некоей исходной устойчивой формы (допустим, в рамках единого рода).

Как теперь доказать, что это происходило не по описанному только что сценарию, а именно вследствие работы естественного отбора?

А никак не доказать.

И почему, например, не предположить, что даже эти «случайные колебания во времени» тоже отнюдь не были случайными. Допустим, те таксоны, которых палеонтологи якобы уличили в «постепенном изменении»… может быть, эти таксоны вообще исходно обладали способностью к некоторой вариативности (в ограниченном поле возможных форм). Вот они и изменялись. Изменялись в зависимости от изменения среды обитания или даже вообще без всяких экологических причин.

В этом случае мы опять получаем «изменения форм во времени», но без всякого естественного отбора. Причем в этом случае даже слово «изменения» надо писать в кавычках, потому что сама возможность к некоторой «изменчивости» могла быть уже исходным свойством данных таксонов.