Виталий Ларичев - Сад Эдема Страница 47

Антропологи тоже не могли столковаться относительно статуса питекантропа. Фольц и профессор анатомии из Мюнхена Биркнер описывали его, в согласии с мнением Вирхова, как разновидность гигантского гиббона, Пильгрим сравнивал с древней обезьяной сивапитеком, Грегори видел в нем родича гориллы, Рамстрем — шимпанзе-гиганта, Рид Мойр — неандертальца, а Мэтчи — даже современного человека. Лишь Густав Швальбе продолжал упорно поддерживать точку зрения Дюбуа. Что же касается последнего, то, опубликовав вышеупомянутые статьи, он вновь отчужденно замолк ни много ни мало как почти на полтора десятка лет. За это время он лишь вдохновил одного скульптора вылепить статую обезьяночеловека с Явы. Можно представить насмешки противников строптивца, когда они увидели в руке «недостающего звена» муляж каменного орудия. Этого только не хватало монстру из Тринила! Лишь Дюбуа могла прийти мысль о том, что его подопечный умел пользоваться инструментами, изготовленными из камня.

Свое молчание он вновь нарушил в 1920 г. Дюбуа заставила говорить сенсационная статья Стюарта Смита об открытии около Талгая первого черепа ископаемого человека Австралии. Когда европейские и американские антропологи проявили взволнованную заинтересованность этой замечательной находкой, Дюбуа решил напомнить о себе: он опубликовал статью о вадьякских черепах, найденных на юге Явы 30 лет назад. Публикация вызвала бурю эмоций: антропологи поражены и возмущены скрытностью Дюбуа. Они не знали о заметках в «Квартальных докладах Рудного Бюро» и думали, что он сделал первое сообщение об открытии ископаемых австралоидных черепов.

Кёнигсвальд, со своей стороны, полагал, что в 90-е годы прошлого века, когда решалась судьба питекантропа, Дюбуа, пожалуй, и не следовало выкладывать перед и без того растерянными антропологами черепную крышку питекантропа вместе с вадьякскими черепами. Одинаково минерализованные, приблизительно из одного района, но резко отличающиеся друг от друга, они вряд ли были бы правильно поняты специалистами. Во всяком случае, спор о «недостающем звене» с Явы мог бы принять нежелательное направление и резко обостриться. Теперь, в начале 20-х годов XX в., антропологи приняли многое из того, что ранее казалось неприемлемым. Блестящие исследования Густава Швальбе окончательно решили вопрос о неандертальце как обезьянообразном предшественнике «человека разумного». Поэтому питекантроп не выглядел более некоей химерой, от которой следовало открещиваться. Ряды сторонников Дюбуа росли. Его открытие, намного опередившее время, переоценивалось заново. Как никогда остро возникла необходимость извлечь останки питекантропа из сейфа Лейденского музея.

Однако все попытки упросить Дюбуа до сих пор заканчивались безрезультатно. Первыми проявили смелость американцы. Генри Ферфилд Осборн, директор Музея естественной истории Нью-Йорка, в 1923 г. обратился с письмом к президенту Академии наук Нидерландов. Он просил дать возможность и другим ученым взглянуть на этот волшебный талисман, раскрывающий загадки происхождения человека. Ведь нельзя же, в самом деле, ограничиваться мнением одного первооткрывателя! В заключение письма Осборн просил президента воздействовать на Дюбуа, чтобы он открыл для науки свои великие реликвии.

Вряд ли Осборн надеялся на благополучный исход дела. Но как же удивился директор американской школы доисторических исследований в Европе Алеш Хрдличка, когда неожиданно получил в Лондоне в Британском музее естественной истории телеграмму, посланную Дюбуа на имя Смита Вудворда. В ней Хрдличка приглашался посетить Гаарлем и дом самого Дюбуа «с целью ознакомления с костными останками питекантропа». 15 июля 1923 г. Хрдличка прибыл в Гаарлем. Его с «большой сердечностью и истинным очарованием» встретил Дюбуа. Он лично извлек образцы из сейфа и демонстрировал их гостю, а затем, к великому его удовлетворению и удивлению, позволил подержать их в руках.

Хрдличка позже описал сильное впечатление, которые произвело на него знакомство с питекантропом. Никакие, даже самые лучшие слепки с находок не могли передать их настоящего характера. Особенно поражала примитивностью черепная крышка: темно-коричневая, тяжелая от минерализации, разрушенная с поверхности действием грунтовых вод. Дюбуа несколько сгладил неровности кости, заделав наиболее глубокие каверны папье-маше. На внутренней поверхности отчетливо выделялись желобки мозговых извилин. Все для Хрдлички казалось значительно более важным, чем ранее, и во многом новым. Бросалась в глаза также досадная фрагментарность черепа. У черепной крышки отсутствовали височные кости, очень важные для правильной диагностики. Но тем значительнее выглядела в таком случае прозорливость Дюбуа. В заключение беседы он сказал Хрдличке, что заканчивает изучение образцов и надеется вскоре опубликовать свои выводы.

Визит Хрдлички в Гаарлем открыл двери другим. Тем же летом 1923 г. сейф раскрыли для профессора Колумбийского университета Макгрегора. Затем к Дюбуа приехал знаменитый немецкий палеоантрополог Ганс Вейнерт, который долго беседовал с ним, детально изучал кости питекантропа и опубликовал подробный рассказ об открытии и описание фрагментов. В 1924 г. коллекцию выставляли перед участниками XXI конгресса американистов, а позже и на других крупных международных съездах ученых. В 1924 г. случилось долгожданное событие, на которое перестали надеяться даже самые терпеливые: Дюбуа опубликовал две статьи, посвященные подробному описанию останков питекантропа. 32 превосходные по качеству фотографии давали ясное представление о находках у компонга Тринил. Так, черепную крышку сфотографировали в натуральную величину в шести положениях! Выяснилось также, что Дюбуа не тратил напрасно времени, продолжая работать над коллекцией все прошедшие годы. В частности, он мастерски провел тщательную и тонкую расчистку внутренней плоскости черепной крышки, освободив ее от вулканического туфа. Это дало возможность получить слепки мозга обезьяночеловека, наглядно представить его рельеф и форму. Антропологи более не сомневались, что строение мозга «недостающего звена» с Явы несравненно сложнее обезьяньего: в височной области отчетливо прослеживалась извилина, свидетельствующая о способности этого существа к речи. Ни у одной из разновидностей обезьян такая извилина в мозге не обнаружена. Нижняя лобная извилина мозга питекантропа, не менее важная для определения степени мыслительных способностей, выделялась на слепке столь же отчетливо, как у человека, хотя форма ее отличалась простотой. Не мог не поразить также объем мозга тринильца: согласно новым вычислениям Дюбуа, он составлял 900 кубических сантиметров! Помимо фотографии черепной крышки в статьях в двукратном увеличении были опубликованы фотографии трех коренных зубов питекантропа и нижней челюсти из Кедунг — Брубуса.

Что касается главного вывода, то Дюбуа рассматривал теперь питекантропа как члена семейства «человек», но особого рода, а не вида. Он характеризовал его как «самую низшую из известных человеческих форм». Относительно места питекантропа на родословном древе человека Дюбуа высказывался несколько туманнее. В письме Гансу Вейнерту от 22 октября 1925 г. он писал так: «О месте питекантропа внутри или около ряда предков современного человечества я не могу сказать ничего определенного. Но питекантроп стоит очень близко к настоящему человеку». Другие находили в себе смелость высказаться решительнее. Вот как писал в 1925 г. Пикрафт, один из исследователей «эоантропа Даусона», в «Illustrated London News»: «Хотим мы того или нет, но мы должны допустить питекантропа в наш семейный круг. Он стоит на разветвлении дорог немым свидетелем нашего низкого происхождения. Мы можем с негодованием отказаться признать его, мы можем разыгрывать из себя страуса, но факты остаются фактами: он один из нас!»

Итак, питекантроп одерживал одну победу за другой, хотя, пожалуй, преждевременно было бы назвать их окончательными. Требовались новые материалы, подтверждающие уникальную находку. Многие пытались найти костные останки обезьяночеловека в долине костеносной реки Бенгаван (путешественники, геологи, топографы и просто туристы). Одни выискивали кости в береговых обрывах, а другие покупали их у туземцев. Малайцы, обитатели компонгов, расположенных вдоль течения Бенгавана, неожиданно открыли выгодный для себя промысел. Однако надежды на легкое счастье до сих пор оказывались тщетными. Модное увлечение быстро разочаровывало, ибо требовало неустанного труда и упорства. Далеко не каждый обладал теми чертами характера, которые предопределили в свое время успех Дюбуа.

Кёнигсвальд помнил, как однажды пресса переполошила ученый мир сообщением об открытии черепа питекантропа. Косвенное отношение к событию имел Алеш Хрдличка. Через год после визита к Дюбуа, в мае 1924 г., он посетил Яву и прежде всего выразил желание отправиться в Тринил. Администрация Нидерландской Индии и местные ученые оказали гостю всемерную помощь и содействие: с момента работы экспедиции Зеленки прошло много лет, с тех пор никто из видных ученых не посещал страну «недостающего звена», а среди местных исследователей отсутствовали палеонтологи и «доисторики», то есть археологи. Визит Хрдлички мог способствовать оживлению деятельности в той области, которая в свое время обеспечила Яве невиданное «паблисити». Одиннадцать часов продолжался переход гостя из Бандунга через джунгли по направлению к Нгави. Затем последовал короткий пробег на автомобиле, а на запад от Нгави до Тринила Хрдличку доставили в сопровождении начальника полиции на мотоцикле с коляской.