Борис Медников - Дарвинизм в XX веке Страница 63

А теперь — о будущем рас. Оно, если так можно выразиться, печально. Два фактора способствуют обратному процессу слияния рас в одну.

Первый из них — отделение человека от природы. В городах люди практически на всей Земле едят одну пищу, проводят большую часть жизни при нормальной, «комнатной» температуре. Цвет кожи и прочие расовые признаки перестают быть адаптивными, отбор в этом направлении уже не ведется. Если серповидноклеточный гемоглобин в малярийных местностях был адаптивным признаком (групповое приспособление), то теперь, когда появились эффективные лекарства и средства борьбы с комарами, это просто генетическая болезнь.

Многие активно сопротивляются процессу унификации, «сливаясь с природой»: они переносят с одного места на другое тяжелые рюкзаки, наслаждаясь комарами и палаточной сыростью. Вряд ли, однако, это что-нибудь меняет — гибель «неприспособленного» туриста всего лишь несчастный случай, а не проявление отбора. Отбор в человеческом обществе сохранил только стабилизирующую роль, под действие его подпадают лишь полностью нежизнеспособные гомозиготы по какой-либо летальной мутации.

Второй фактор — неуклонное превращение человечества в панмиксную, единую популяцию, которое не могут остановить все расовые, национальные, религиозные и иные предрассудки. Когда «народы, распри позабыв, в великую семью объединятся», слияние рас в единую, всепланетную будет лишь вопросом времени, пусть весьма далекого, исчисляемого сотнями поколений.

Как будут выглядеть наши отдаленные потомки эпохи братства народов?.. Не знаю, но хочется верить, что они будут красивее нас.

Каково будущее человека как вида? Сменит ли нас на Земле новый вид, еще более разумный?

Вокруг этой проблемы до сих пор идут ожесточенные, часто более эмоциональные, чем аргументированные дискуссии. Дело в том, что существование человека современного типа длится лишь 1–2 % всей его предыстории. На таком коротком отрезке времени трудно обнаружить какие-либо эволюционные изменения, если таковые имеются.

Представители крайней точки зрения, например, польские антропологи А. Верциньский и Н. Воляньский, исходят из установленного факта, что ряд признаков человека, в первую очередь объем мозга, изменялся в прошлом по экспоненциальному закону (логарифм количественного выражения признака прямо пропорционален времени эволюции). Продолжив эти тенденции в будущее, они пришли к выводу, что нас сменит существо с громадным мозгом и крохотным личиком, рудиментарными зубами и тонкими слабыми конечностями.

Сходные мысли высказывал неоднократно упоминавшийся ранее Холдейн: «Он (человек будущего. — Б. М.) будет иметь большую голову и меньше зубов, чем мы; его движения будут ловкими, но не сильными. Он будет развиваться медленно, продолжая учиться до зрелого возраста, который наступит только в 40 лет; жить он будет несколько столетий».

Мне подобные суждения представляются спорными. Пришествие «сверхчеловека», или головастика, — называйте его как хотите — Земле, по-видимому, не грозит. Неправильно верить в какие-то непреложные тенденции. Дарвиновская эволюция не имеет цели — это не ортогенез.

В то же время я не согласен с теми, кто считает, что от организации человека ничего нельзя убавить и к ней ничего нельзя прибавить, что мы — венец творения. Мы могли бы быть лучше — умнее, добрее, долговечнее.

Изменяется ли человек в настоящее время? Да, и самый известный пример подобного рода — нашумевшая акцелерация. Дети нашего времени — гиганты по сравнению с родителями. Акцелерацию объясняли по-разному: самое остроумное истолкование, которое мне довелось встретить, сводится к тому, что причина роста детей — телевизор. Обрушивая, вкупе с кино и книгами, на детей потоки информации, он через нервную систему влияет на эндокринные железы, подстегивающие рост.

Остроумно, но вряд ли верно. Наиболее вероятная причина акселерации — генетическая. Как указывает Эфроимсон, еще 100–200 лет назад большая часть человечества жила группами в 25–35 домов, и браки между родичами в 5–10 колене были весьма частыми.

Доказано, что тесный инбридинг в таких эндогамных общинах — изолятах приводит к накоплению в популяции рецессивных генов, отчего возрастает вероятность проявления в фенотипе наследственных болезней — цветовой слепоты и идиотии, микроцефалии и фенилкетонурии, наследственной глухоты и шизофрении, дрожательного паралича и хондродистрофии и т. д. и т. д. Но гораздо существеннее менее заметное влияние инбридинга — уменьшение роста, силы и жизненности. Помню, меня поразили рыцарские латы в Краковском музее. Знакомый с рыцарями по роману Сенкевича «Крестоносцы», я был очень разочарован их крохотными (по нашей мерке) размерами. Предела инбридинг достиг в эпоху средневековья, когда на жизнь в маленьких деревнях, городках и замках накладывались к тому же бесчисленные и бессмысленные брачные ограничения — сословные, родовые и религиозные.

Революция производства, начавшаяся с приходом к власти капитализма, не только, как писали Маркс и Энгельс, освободила народные массы от «идиотизма деревенской жизни». Она вызвала бурный распад изолятов, породила огромные города с вавилонским смешением людей, короче — гетерозиготность человечества стала повышаться. Переход в ряде стран, в первую очередь в нашей, к новой, социалистической формации, ускорил этот процесс — отменой ограничений имущественных, национальных и религиозных.

Общеизвестно благотворное влияние скрещивания на рост и жизнеспособность гибридов (гетерозис). Не потому ли акцелерация менее выражена в сельских местностях по сравнению с городами? Ведь в селах действие инбридинга сказывается до сих пор сильнее, чем в городах.

Быть может, это и есть эволюция человека? Скорее, возвращение к прежнему типу, не изуродованному генетическими последствиями несовершенных социальных отношений. Первые европеоиды — кроманьонцы — имели в среднем рост 187 см и мозг от 1600 до 1900 см3!

Подойдем к вопросу о будущем человека как вида с другой стороны. Какие факторы могут в настоящее время и в будущем влиять на эволюцию человека?

Отбор? Внутривидовая борьба исчезла; действие факторов внешней среды, стимулировавшее в свое время расообразование, сходит на нет.

«Волны жизни», колебания численности? Численность человечества сейчас не колеблется. Она растет с постепенным замедлением и где-то в третьем тысячелетии стабилизируется.

Изоляция, ограничение панмиксии? Она также исчезает, и человек в будущем станет чуть ли не единственным на планете панмиксным видом.

Генетико-автоматические процессы, дрейф генов? Они заметно сказываются лишь при численности популяции ниже 500 членов. Уже сейчас эта цифра для человека много выше и все увеличивается.

Остается мутационный процесс; но, как мы ранее убедились, по своей сути он не созидает виды; это начало разрушающее, повышающее энтропию. Без отбора он бессилен. Так что «головастик» не появится на Земле — хотя бы потому, что развитие головного мозга у человека отнюдь не гарантирует многочисленного потомства. Семьи интеллектуалов обычно малодетны. В свое время мечтали об улучшении рода человеческого путем системы рекомендаций рациональных браков. Серебровский ядовито писал об этих мечтаниях: «Если умный будет выбирать себе умную жену, то оставшийся дурак женится на оставшейся дуре и еще вопрос, кто из них наплодит больше потомства. И никакими „поощрениями к размножению“ помочь здесь будет невозможно, ибо умная жена не будет рожать наперегонки с дурой не потому, что она ограничена в средствах, а потому, что она умная и в рожательную машину превращаться не хочет».

На мой взгляд, сказано до беспощадности ясно. Естественный отбор исчез в человеческом обществе и бессмысленно пытаться применять к самим себе искусственный. В связи с этим возникает вопрос: как быть с мутационным процессом, непрерывно отягощающим генофонд человечества? Хромосомные аберрации, правда, отсекаются немедленно, так как носители их, как правило, или нежизнеспособны сами, или же не могут оставить потомства. Но точковые мутации, мелкие инверсии и нехватки могут накапливаться в скрытом виде и выщепляться в гомозиготах.

На пути их, однако, стоит возрастающая панмиксия человечества. Если она будет дополнена строгой научной системой генетических консультаций, «разбалтывающее» действие мутаций можно остановить. А впереди открываются заманчивые перспективы «генной инженерии», синтеза нужных генов и пересадки их в геномы неблагополучного по этим генам потомства.

А дальше, в самом отдаленном будущем? Пожелает ли человек сохранить в неприкосновенности строение своего организма, в общем унаследованное от узконосой обезьяны?

Не берусь судить за наших, отдаленных от нас тысячами лет потомков. Но в принципе не исключено, что их может вообще не устроить организация той материи, которая известна нам — электронные поля атомов и мезонные поля ядер, и они пожелают стать чем-то иным — тем, что нам неведомо, как были неведомы электроны и мезоны питекантропу.