Фридрих Хайек - Сборник эссе - австрийская экономическая теория и идеал свободы Страница 16

2. Пролог. Экономическая теория 1920-х годов: взгляд из Вены

Этот прежде не публиковавшийся текст представляет собой одну из 5 лекций, прочитанных Хайеком в Чикагском университете в октябре 1963 г. Спонсором этого цикла лекций был фонд Чарльза Уолгрина (Charles O.Walgreen). Следует отметить, что Хайек намеревался переработать текст этой лекции для публикации, но не смог этого сделать. Здесь она воспроизводится в первоначальном виде. -- амер. изд.

------------------------------------------------------------------------------

Хотя мне кажется, что организаторы этой лекции ждали, что я пущусь в воспоминания, до сих пор я пытался избежать этого. Это опасная привычка, и непонятно, где кончить, когда обнаруживаешь, что для большей части аудитории то, о чем вспоминает лектор, есть вещи неизвестные и неинтересные. В прошлом я сам не очень-то любил этот жанр, и сейчас даже сожалею, что при моем первом посещении этой страны 40 лет назад не проявил достаточной интеллигентности и не выслушал старого биржевого брокера, который хотел рассказать мне о кризисе 1873 года. Хоть я и занимался тогда деловыми циклами, мне показалось скучным слушать его. Не очень ясно, почему бы вы должны оказаться более терпеливыми, чем я когда-то, тем более что из собственного опыта мне известно, что стоит лишь начать, и посыпятся всевозможные обрывки воспоминаний, бросающие свет скорее на суетность рассказчика, чем на предметы, представляющие общий интерес. С другой стороны, как исследователь истории экономической мысли я потратил немало сил, пытаясь воссоздать интеллектуальную атмосферу прежних дискуссий, мечтая при этом о том, чтобы участники этих дискуссий оставляли бы свидетельства о своих отношений с современниками, и чтобы это делалось в том возрасте, когда такие воспоминания еще относительно надежны. Теперь, стоя перед вами с намерением исполнить как раз эту задачу, я хорошо понимаю, почему большею частью люди избегают этого: я боюсь, что при этом человек почти неизбежно оказывается чрезмерно эгоцентричным, и если вам покажется, что я чрезмерно много говорю о собственном опыте, пожалуйста, не забывайте, что для меня это единственный способ рассказать и о других. Я не сомневаюсь, что если мне когда-либо случится готовить эти лекции для публикации, их придется сильно почистить. Но в данный момент это всего лишь попытка поговорить со старыми друзьями, так что придется дать себе свободу. Венский университет, когда я совсем молодым пришел туда в конце 1918 года прямо с войны, а особенно экономическое отделение факультета права, был на редкость оживленным местом. Хотя материальные условия жизни были чрезвычайно трудными, а политическая ситуация -- весьма неопределенной, поначалу это мало влияло на интеллектуальный уровень, сохранившийся с довоенного времени. Я не хочу здесь говорить о том, почему венский университет, который до 1860-х годов был ничем не примечательным заведением, с начала 1870-х годов стал одним из лучших университетов мира, который дал жизнь множеству всемирно известных научных школ в области философии и психологии, права и экономической теории, антропологии и лингвистики (если считать только школы, родственные нашей сегодняшней теме). Я не уверен, что в состоянии объяснить это явление, а, пожалуй, не верю и в то, что такого рода явления могут быть вполне объяснены. Достаточно отметить, что период интеллектуального расцвета в венском университете точнехонько совпал с победой политического либерализма в этой части света, и ненадолго пережил господство либеральной мысли.

Вполне возможно, что сразу после окончания Первой /мировой/ войны, несмотря на то, что ряд крупных фигур довоенного времени уже ушли, и, по крайней мере в первое время, факультету недоставало многих и многого, атмосфера интеллектуального творчества среди молодежи была даже более яркой, чем до войны. Возможно, это объясняется тем, что -- как и после Второй /мировой/ войны -- студенчество было более зрелым, а к тому же военный и первый послевоенный опыт породили острый интерес к социальным и политическим проблемам. Хотя некоторые из тех, кто постарше, стремились как можно быстрее кончить курс, у молодежи годы, потерянные на службу в армии, породили скорее необычное стремление полностью использовать возможности, к которым они так давно стремились.

В результате сцепления разных обстоятельств многие вопросы и проблемы, которые так горячо обсуждались в Вене в то время, только позднее оказались в центре внимания в западном мире, так что в ходе моих скитаний я нередко переживал чувство "я уже здесь бывал". [Хайек имеет в виду свое пребывание в Лондоне в 1930-х и 1940-х гг., где он занимал пост профессора экономической теории и статистики в Лондонской школе экономики, в Чикаго, где он с 1950 по 1962 гг. был профессором общественных и гуманитарных наук в Чикагском университете, и во Фрейбурге, Западная Германия, где он был с 1962 года профессором (позднее -- почетным профессором) Фрейбургского университета. -- амер. изд.] Темы наших дискуссий в значительной степени были предопределены близостью коммунистической революции -- в Будапеште, до которого было рукой подать, несколько месяцев господствовало коммунистическое правительство, в котором важную роль играли интеллектуальные лидеры марксизма, позднее нашедшие прибежище в Вене, а кроме того -- неожиданный академический престиж марксизма, быстрое распространение концепции, которую теперь принято называть идеей "государства благосостояния", а прежде всего -- опыт инфляции, равной которой не мог припомнить ни один житель Европы. Но и ряд чисто интеллектуальных течений, заполонивших позднее западный мир, уже набрали в то время силу в Вене. Я упомяну только психоанализ и возникновение традиции логического позитивизма, которая господствовала во всех философских дискуссиях.

Впрочем, мне следует сосредоточиться на развитии экономической теории, и может быть замечательнее всего, что при острейших практических трудностях университет смог сосредоточиться на чистейшей из чистых экономической теории. В этом явно чувствовалось влияние маржиналистской революции [имеется в виду почти одновременное "открытие" принципа предельной (маргинальной) полезности Карлом Менгером и Уильямом Стенли Джевонсом в 1871 году, и Леоном Вальрасом в 1874 году; см. гл. 1 и 2 данного издания -- амер. изд.], которая и сама произошла не задолго до того времени, о котором я теперь говорю. Из великих деятелей этой революции продолжал работать только Визер [учитель Хайека Фридрих фон Визер (1851--1926); см. главу 3 -- амер. изд.]. И Бем-Баверк [Евгений фон Бем-Баверк (1851--1914), шурин Визера, был министром финансов Австрии; см. главы1 и 2 -- амер. изд.] и Филиппович [Евгений Филиппович фон Филипсберг (1858--1917) -- амер. изд.], двое самых влиятельных учителей предвоенного периода (первый в области теории, а второй -- в политических проблемах) -- умерли в самом начале войны. Карл Менгер [Карл Менгер (1840--1921), основатель австрийской школы теоретической экономики; см. главу 2 -- амер. изд.] еще был жив, но был уже глубоким стариком, который вышел на пенсию лет за пятнадцать до этого и появлялся только в редких случаях. Для нас, молодых, он был скорее мифом, тем более что и книга его [Carl Menger, Grundsatze der Volkswirtschaftslehre (Vienna: W. Braumuller, 1871). Была переведена на английский James Dingwall and Bert F. Hoselitz, Principles of Economics (Glencoe, Ill.: The Free Press, 1950; reprinted New York and London: New York University Press, 1981 -- амер. изд.], исчезнувшая даже из библиотек. стала почти недоступной редкостью. Среди тех, с кем мы сталкивались, немногие имели непосредственный доступ к нему. Старшие были переполнены воспоминаниями о семинарах Бем-Баверка, которые в предвоенные годы собирали всех, интересовавшихся экономической теорией. Наши ровесницы, с другой стороны, были полны воспоминаниями о Максе Вебере [Макс Вебер (1864--1920), немецкий социолог и автор The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism (London: Allen & Unwin, 1930); впервые опубликовано в 1904--1905 гг. на немецком -амер. изд.], который читал семестровый курс в Вене как раз перед окончанием войны, когда мужчины еще не вернулись в университет.

Визер, последняя нить, связывавшая нас с великим прошлым, большинству из нас казался надменным и недосягаемым господином. Он в то время только вернулся в университет с поста министра торговли в одном из последних правительств империи. Он читал лекции, опираясь на свою изданную перед самой войной Social Economics [Friedrich von Wieser, Theorie der Gesellschaftlichen Wirtschaft (Tubingen: J.C.B. Mohr, 1914), на английском языке Social Economics (London: Allen & Unwin, 1927; reprinted New York: Augustus M. Kelley, 1967) -- амер. изд.], которую, кажется, знал на память, -- единственный систематический трактат по экономической теории, созданный Австрийской школой. [Имеются в виду первое и второе поколения Австрийской школы: Менгер, Бем-Баверк, Визер и их современники -- амер. изд.] Читал он очень просто, но весьма внушительно и эстетически привлекательно, в рассчете большей частью на изучающих право, для которых этот обзор должен был стать их единственным погружением в экономическую теорию. Тем, кто, собрав все мужество в кулак, отваживался после лекции приблизиться к величественной фигуре, удавалось обнаружить бездну дружелюбия и благожелательства, а также получить приглашение на его малый семинар или даже на домашний обед.