Тайная история капитализма. Почему мы бедные, несчастные и больные - Ха-Джун Чанг Страница 17

высокие ставки тарифов. К примеру, до [подписания учредительного] договора ВТО Индия имела среднюю тарифную ставку в 71 %. Её сократили до 32 %. Средний тариф США снизился с 7 % до 3 %. В относительном выражении получилось одинаково (каждый сократился приблизительно на 55 %), но абсолютное воздействие совершенно разное. [Возьмём за основу некий товар стоимостью $100.] В случае с Индией импортный товар, ранее стоивший $171 теперь будет стоить только $132 – значительное снижение в том, что заплатит покупатель (около 23 %), которое радикально изменит потребительское поведение. В случае с США, цена, которую заплатит покупатель снизится с $107 до $103 – разница в цене, которую большинство покупателей и не заметит (менее 4 %). Другими словами, при сокращении тарифов в одинаковой пропорции, его влияние несоразмерно больше для тех стран, чей первоначальный тариф был выше.

И вдобавок были сферы, где «уравнивание шансов» просто означало одностороннюю выгоду для богатых стран. Главный пример этому «Соглашение по Связанными с торговлей правами интеллектуальной собственности» (TRIPS), которое укрепило защиту патентов и другие права интеллектуальной собственности (подробнее см. в Главе 6). В отличие от торговли товарами и услугами, где все имеют что-либо на продажу, в этой области развитые страны почти всегда продавцы, а развивающиеся – покупатели. Следовательно, усиление патентной защиты прав интеллектуальной собственности означает, что её стоимость переносится в основном на развивающиеся страны. Та же проблема относится к «Соглашению по Связанными с торговлей инвестиционными мерами» (TRIMS), которое ограничивает возможности стран-членов ВТО по административному регулированию иностранных инвестиций (подробнее об этом см. Главу 4). Опять же, бедные страны, в основном получают, а не совершают иностранные инвестиции. Так что, в то время как их возможности административно регулировать иностранные компании уменьшились, это никак не уравновешивается для них уменьшением административного регулирования, которому подвергают их собственные компании, действующие за рубежом, потому что у них попросту нет таких фирм.

Там где развитым странам было нужно, создали множество исключений. К примеру, запретив большую часть субсидирования на внутреннем рынке, разрешили субсидии на сельское хозяйство, на фундаментальные (в противоположность коммерческим) НИОКР и на сокращение регионального неравенства. Такие [разрешённые] субсидии оказались именно теми, которые широко применяют богатые страны. Богатые страны раздают около 100 миллиардов долларов сельскохозяйственных субсидий ежегодно; в их число входят и те 4 миллиарда долларов, которые выдают американским фермерам, выращивающим арахис, и субсидии Евросоюза, позволяющие Финляндии производить свекловичный сахар[82]. Все правительства богатых стран, особенно американское, обильно субсидируют фундаментальные НИОКР, которые затем увеличивают конкурентоспособность связанных с ними отраслей. Развивающиеся страны, даже если им это и позволено, не могут воспользоваться этим правом, они просто почти не занимаются фундаментальными исследованиями, так что им мало что есть субсидировать. Что до регионального субсидирования, широко применяемого Евросоюзом, то это ещё один пример кажущейся нейтральности, которая, на самом деле, служит преимущественно интересам богатых стран. Во имя устранения экономического дисбаланса, субсидируются фирмы, чтобы побудить их располагаться в «депрессивных» регионах. В рамках одной страны, это может и способствует сокращению неравенства. Но с международной перспективы разница между этими субсидиями и субсидиями, просто выдаваемыми определённым отраслям, невелика.

Против этих обвинений в «уравнивании шансов» только в своих интересах богатые страны возражают, что они всё равно применяют к развивающимся странам «особый и дифференцированный режим» (SDT – «special and differential treatment»). Но «особый и дифференцированный режим» ныне лишь бледная тень того, каким он был при [правовом] режиме ГАТТ. Хотя для развивающихся стран и были сделаны некоторые исключения, особенно для наибеднейших («наименее развитых стран» – «the least developed countries» на жаргоне ВТО), многие эти исключения представляли собой [всего лишь] слегка продлённый (от 5 до 10 лет) «переходный период» перед тем как им предстояло достигнуть тех же показателей, что и богатым странам, вместо того, чтобы предложить [развивающимся странам] постоянные ассиметричные условия[83].

Так что, во имя «уравнивания шансов» Недобрые Самаритяне из богатых стран создали новую международную систему торговли, подстроенную в их пользу. Они не дают развивающимся странам пользоваться инструментами торговли и промышленной политики, которыми сами с таким успехом воспользовались в прошлом для стимулирования своего собственного экономического развития – не только тарифами и субсидиями, но также и административным регулированием иностранных инвестиций, и «нарушением» иностранных прав интеллектуальной собственности, что я продемонстрирую в последующих главах.

Промышленность в обмен на сельское хозяйство?

Не удовлетворённые результатами Уругвайского раунда, богатые страны продавливали дальнейшую либерализацию экономик развивающихся стран. Была предпринята попытка еще больше ограничить [государственный] контроль над иностранными инвестициями, выходя за уже принятые требования Соглашения TRIMS. Первый раз её предприняли в 1998 году через ОЭСР (Организацию Экономического Сотрудничества и Развития), а затем в 2003 году через ВТО[84]. Попытки отбили оба раза, развитые страны сместили свой фокус и теперь сосредоточены на предложении радикально снизить тарифы на промышленную продукцию в развивающихся странах.

Это предложение, названное NAMA (non-agricultural market access – доступ к несельскохозяйственному рынку), впервые появилось в 2001 году на министерской конференции ВТО в Дохе. Когда в декабре 2002 года правительство США радикальным образом подняло ставки [в игре] и призвало к отмене всех тарифов на промышленную продукцию к 2015 году, предложение NAMA получило новый импульс. Высказываются разнообразные предложения, но если в переговорах по NAMA возобладают богатые страны, потолок тарифа для развивающихся стран упадёт с нынешних 10–70 % до 5-10 % – уровень, которого не видали со времён «неравноправных соглашений» XIX – начала XX вв., когда слабые страны были лишены тарифной автономии и были принуждены установить низкую единообразную ставку тарифа, обычно в пределах 3–5 %.

В обмен на снижение развивающимися странами тарифов на промышленную продукцию, богатые страны обещают, что они снизят свои сельскохозяйственные тарифы и субсидии, чтобы бедные страны могли увеличить свой экспорт. Это преподносилось как обоюдовыгодное, беспроигрышное решение, хотя по теории свободной торговли, односторонняя либерализация торговли уже сама по себе должна быть наградой.

Пастбища Аргентины – источник богатства этой страны

Предложение обсудили на министерской конференции ВТО в декабре 2005 года в Гонконге. Поскольку прийти к соглашению не удалось, переговоры продлили до следующего лета, когда оно наконец впало в состояние летаргии; стало широко известно сравнение индийского министра торговли г-на Камала Ната (Kamal Nath), который сказал, что переговоры находятся «между реанимацией и крематорием». Богатые страны заявили, что развивающиеся страны не предлагали достаточного сокращения тарифов на промышленную продукцию, а развивающиеся страны возражали, что богатые страны требовали чрезмерных сокращений и не предложили в ответ достаточного сокращения сельскохозяйственных тарифов и субсидий. Переговоры сейчас остановлены, но вот этот «промышленно-сельскохозяйственный» обмен многими считается шагом вперёд, даже теми кто обыкновенно критикует ВТО.

В краткосрочной перспективе большая открытость сельскохозяйственных рынков богатых стран может принести пользу развивающимся странам, но [не всем, а] только некоторым. Многие развивающиеся страны, вообще-то, являются нетто-импортёрами сельхозпродукции и, следовательно, навряд ли она пойдёт им на пользу. Они даже могут пострадать, если они окажутся импортёрами той сельхозпродукции, которую богатые страны сильно дотируют. Устранение такого дотирования увеличит счета таких стран за импортную товары.

В общем и целом, главную выгоду от открытия сельскохозяйственных рынков богатого мира получат богатые страны с сильным сельским хозяйством – США, Канада, Австралия и Новая Зеландия[85]. Развитые страны не особенно защищаются от сельхозпродукции экспортируемой к ним бедными странами (например, кофе, чай, какао) по той простой причине, что у них нет [соответствующих] отечественных производителей, которых нужно защищать. Так что, снижение мер протекционизма и субсидий затронут, в основном, сельхозпродукцию «умеренной климатической зоны», такие как пшеницу, говядину, молочные продукты. Из развивающихся стран только две являются крупными экспортёрами этих товаров – Аргентина и Бразилия. Больше того, многие из тех в богатых странах (хотя, конечно же, не все), кто потенциально пострадает от либерализации торговли сельхозпродукцией, будут, по их национальным меркам, самыми малообеспеченными слоями (например, задавленные фермеры в Норвегии, Японии или Швейцарии), в то время как, некоторые