Дворецкий – миру. Книга, которую олигархи не хотят, чтобы вы читали, - о том, как Британия помогает худшим людям мира отмывать деньги, совершать преступления и оставаться безнаказанными - Оливер Буллоу Страница 25

В следующей главе я надеюсь показать, что это действительно влияет на британцев очень серьезно, и что они должны беспокоиться об этом.

Глава 5.

Rock

sould

Гибралтар стал британским в начале XVIII века, примерно в то же время, что и БВО. Однако во всех остальных отношениях эти две колонии едва ли могли быть более разными. Если Британские Виргинские острова на протяжении веков были заброшенным захолустьем, предметом международного равнодушия, то за Гибралтар неоднократно сражались мировые державы. Он, как говорят, непоколебим, являясь символом упрямой мощи британской нации. Знаковый силуэт Скалы, возвышающейся известняковым львом в устье Средиземного моря, украсил обложки бесчисленных военных мемуаров и еженедельников для мальчишек. Любая угроза ее статусу вызывает бурю негодования в лондонских таблоидах. Ни одна другая колония нигде не была так близка сердцам своих владельцев.

По правде говоря, это немного странно: Гибралтар - крошечный полуостров размером не больше Уимблдон-Коммон, а также кожный ярлык, свисающий со дна Иберии. Я пробежал вокруг него за час, и это с учетом выходов из Испании в начале и в конце пути. Если колонии вроде Индии обогатили Британию безмерно, то Гибралтар на протяжении большей части своей истории не представлял собой ничего особенного, даже в военном отношении, а то значение, которое он имел, было кратковременным. Его значение возросло с открытием Суэцкого канала в 1869 году, который превратил Средиземное море из озера в магистраль. Владение Скалой обеспечило Британии контроль как над входом в Средиземное море, так и над его выходом.

Для Королевского флота, работавшего на угле до Первой мировой войны, Гибралтар был полезной заправочной станцией, обеспечивающей патрулирование кораблей вдали от мест их базирования. Для флота Второй мировой войны, работавшего на нефти, он помогал держать открытым путь к нефтяным месторождениям Ближнего Востока и обслуживал конвои, снабжавшие британские и американские войска в Северной Африке, Италии, на Балканах и южной Франции. Кроме того, на протяжении большей части войны он был единственной частью материковой Европы к западу от Советского Союза, находившейся в руках союзников, что придавало ему как символическое, так и практическое значение, не в последнюю очередь потому, что он позволил кузену моей прабабушки Билли вернуться домой после побега из нацистского лагеря для военнопленных. В наследство от войны остались многокилометровые туннели внутри скалы, которые служили госпиталями, складами боеприпасов и жильем для многих из десятков тысяч мужчин, сделавших Гибралтар своим домом. Сейчас они являются популярной туристической достопримечательностью, наряду с туннелями, оставленными защитниками Скалы во время предыдущих осад, и некоторыми привлекательными природными пещерами.

Первоначальные испанские жители Скалы были изгнаны, когда Лондон захватил власть в 1704 году, а на их место пришли иммигранты с Мальты, из Марокко, Генуи, Индии, Великобритании и других стран, которые работали на верфях, снабжали гарнизон и занимались легкой контрабандой вместе с испанцами через залив. Эти гибралтарцы, в свою очередь, потеряли свои дома во время Второй мировой войны, будучи насильно эвакуированными, чтобы освободить место для солдат, моряков и летчиков союзников. Этот опыт эвакуации - чувство единства, дискриминация, которой они подвергались в изгнании, борьба за возвращение домой после окончания войны - сплотил их и впервые создал организованную и последовательную гибралтарскую нацию. По возвращении они потребовали самоуправления и получили его в 1950 году.

Но демократический прогресс не означал, что жизнь была легкой. Это были годы деколонизации, когда Лондон отказался от контроля над Индией, Суэцким каналом и многими другими стратегическими активами. И испанцы небезосновательно спрашивали, почему британцы держатся за эту маленькую колонию, когда отказываются от стольких других. Формально Утрехтский договор, подписанный в 1713 году для завершения Войны за испанское наследство, передавал Гибралтар Великобритании на вечные времена, но времена менялись, и испанское правительство потребовало вернуть полуостров.

Вполне возможно, что, будь такая возможность, Британия с такой же готовностью водрузила бы "Юнион Джек" на Гибралтаре, как и в Танганьике. В эпоху баллистических ракет и атомных подводных лодок небольшие и уязвимые военные базы, подобные этой, выглядели уязвимыми, анахроничными и дорогими. Но сдать контроль над этим местом было политически невозможно: гибралтарцы и их многочисленные друзья в Соединенном Королевстве яростно выступали против правления Мадрида (в Испании в то время действительно было фашистское правительство). После того как референдум подтвердил, что все гибралтарцы, кроме сорока четырех, хотят, чтобы их страна осталась британской, Лондон счел вопрос закрытым, что привело Мадрид в ярость. В 1969 году каудильо Франсиско Франко разорвал все сухопутные, морские и воздушные связи с Испанией, и в течение следующих шестнадцати лет Гибралтар находился, по сути, в осаде. Его экономика зависела от Лондона, в частности от верфей Королевского военно-морского флота.

Гибралтар всегда был удивительно британским, но именно сейчас он решительно отвернулся от Испании. Местный диалект - ланито, представляющий собой смесь андалузского испанского, генуэзского итальянского, английского, иврита и разных других слов, - начал заменяться английским, который молодые люди изучали в университетах Великобритании. Без постоянного потока испанцев, пересекающих границу для работы, магазины и рестораны стали больше, чем когда-либо, зависеть от военных обычаев и, следовательно, все более британскими. Если вы сейчас пройдетесь между столиками кафе на площади Казематс или по Главной улице, вам простят мысль о том, что вы находитесь в провинциальном английском городке, хотя вы могли бы удивиться, почему погода была такой хорошей.

Гибралтар попытался заняться налоговыми убежищами, скопировав законодательные нововведения с Карибских островов, но так и не добился успеха. Американским клиентам не пристало пересекать Атлантику, а у европейцев уже были хорошие и незаметные франко-, немецко- или италоязычные банкиры в Швейцарии, Люксембурге и различных микрогосударствах. Время от времени адвокат на Нормандских островах отправлял вниз какое-нибудь дело, которое было слишком кривым для них, но это никогда не приводило к большим результатам.

"По объему ВВП экономика на две трети состояла из Министерства обороны. Что касается занятости, то в 70-е и начале 80-х годов она составляла 40 процентов рабочей силы", - говорит Эрнест Монтадо, который в начале 1970-х годов создал статистическую службу колонии и до сих пор говорит с трудноуловимым акцентом Лланито, из-за которого он немного похож на хорошо знакомого валлийца. Как только граница была закрыта, правительство в Лондоне направило миссию для изучения экономического положения колонии, но не смогли предложить ничего полезного. Они говорили: "На этом куске скалы мало что можно сделать". Они говорили о таких вещах, как разведение моллюсков. Я сказал: "Хорошо, но это не прокормит