Александр Соловьев - Знаковые люди Страница 31

Иллюзионист

Дело в том, что существовал он не по средствам – его проекты были слишком дорогостоящими. Приходилось морочить голову кредиторам, обещая вернуть долги – а денег на это заведомо не было.

«Все знают, что он врет, но все загипнотизированы его твердой волей... Я думаю, что когда-нибудь Дягилев не только получит деньги от министра, но заставит его самого танцевать у себя на сцене в Париже, и он это сделает, думая, что это высочайшее повеление». Так писал в дневнике директор императорских театров Владимир Теляковский.

Непреодолимое личное обаяние, магическая сила воздействия, харизма Дягилева срабатывали безотказно. Кошельки раскрывались сами собой навстречу его красноречию. Уже самой просьбой о ссуде он осчастливливал кредиторов. И очень многие помогали ему бескорыстно, не рассчитывая на возвращение денег.

Правда, ему было свойственно не только гипнотическое обаяние, но и чрезвычайная самоуверенность. И на этом он построил свой имидж.

Приехавший летом 1890 года из Перми в Петербург сын кадрового военного Сережа Дягилев был розовощек и раздражающе жизнерадостен. Его кузен и сердечный друг Дима Философов, впоследствии известный литератор и теософ, ввел восемнадцатилетнего провинциала в круг своих приятелей – будущих «мирискусников». Новых друзей забавляли резвость и смехотворное честолюбие юного Дягилева.

Сначала он занялся музыкой. Но получив от Римского-Корсакова резкий отзыв о представленной на его суд композиции, хлопнул дверью, пробормотав: «Это будет забавная страница в моей биографии». По тогдашней интеллектуальной моде съездил к графу Толстому.

Рассудив, что лучший трамплин для карьеры – эпатаж, изменил внешность и явился обществу с седой прядью в смазанных бриллиантином волосах, с петровскими усиками (в семье культивировали легенду о том, что Петр Великий причастен к генеалогическому древу Дягилевых), в смокинге и с моноклем. Лениво-барственная манера цедить слова, прищуренный глаз. Друзья посмеивались, но он был уверен, что попал в десятку.

«Всю мою жизнь я делал все наперекор всем. Начались нападки общества на мою внешность, напыщенность, фатовство. Наконец, дошло до того, что все меня считают пролазой, развратником, коммерсантом, словом, черт знает чем. Я знаю это как пять пальцев и все-таки с тем же бриллиантовым видом вхожу в Дворянское собрание. У меня есть известная душевная наглость и привычка плевать в глаза, это не всегда легко, но почти всегда полезно», – писал Сергей Дягилев.

Чиновник

Блестяще начавшаяся государственная карьера Дягилева неожиданно завершилась полным крахом.

Обаяв княгиню Тенишеву и Савву Мамонтова, Дягилев на их деньги начал вместе с друзьями выпускать журнал «Мир искусства». Один из авторов журнала, князь Сергей Волконский, став директором Императорских театров, привлек энергичного издателя к государственной службе, сделав его чиновником по особым поручениям. Дягилев был счастлив. Вверенный ему Ежегодник императорских театров вдвое превысил смету, зато являл собой образец художественного издания. Размягченный Волконский доверил предприимчивому эстету постановку балета «Сильвия», однако вскоре, убоявшись злословия завистников, решение свое переменил.

Оскорбленный Дягилев поставил на кон все – отказался от Ежегодника. И тут известный своей податливостью Волконский вдруг заупрямился – потребовал его отставки. Дягилев ринулся за защитой на самый верх, заставив выступить в роли третейского судьи самого императора. Пять дней Петербург будоражили слухи. Затем грянул гром. С подачи Волконского Дягилев был отправлен в отставку «по третьему пункту», лишавшему отставника права поступления на государственную службу. Так выгоняли проворовавшихся шельмецов.

Николай II, узнав об этом, воскликнул: «Какие глупые законы!» Но было поздно. Будущий величайший импресарио всех времен и народов оказался вытолкнут бюрократической машиной на простор частной деятельности.

Феникс

Затем последовало несколько не просто удачных – блестящих проектов: историко-художественная выставка русских портретов (1705—1905) в Таврическом дворце Петербурга – более 6 тыс. экспонатов! Далее – Париж: 1906 год – выставка русского искусства (иконы, живопись и скульптура), 1907-й – Русские исторические концерты (симфоническая музыка и отрывки из опер), 1908-й – русская опера во всем своем великолепии.

И наконец, 1909-й, вошедший в историю как начало двадцатилетнего победного шествия русского балета. Начался он, как это часто бывало с Дягилевым, со скандала, скандалом и закончился, но посередине был триумф.

Задумывался сезон вовсе не балетным. Как и в 1908 году, Дягилев решил сделать ставку на оперы – «Садко», «Псковитянка», «Князь Игорь». Балеты шли лишь как пикантный довесок. Казалось, все было отлажено: покровительство сразу двух представителей правящей династии – великого князя Владимира Александровича и великой княгини Марии Павловны, расположение всесильной Матильды Кшесинской – фаворитки двух великих князей, Сергея Михайловича и Андрея Владимировича, обещание государственной субсидии в 20 тыс. рублей. Для репетиций был предоставлен императорский Эрмитажный театр, получены в аренду костюмы и декорации из театра Мариинского.

Но за три месяца до отъезда в Париж все рухнуло. Внезапно скончался Владимир Александрович, Кшесинскую не устроила второстепенная роль в «Павильоне Армиды», частную антрепризу изгнали из Эрмитажного театра, отказали в субсидиях, декорациях и костюмах. Артистов, заключивших контракты с Дягилевым, зачислили в разряд неблагонадежных. «Дорогой Ника, – писал великий князь Андрей Владимирович государю. – Твоя телеграмма (с отказом в субсидиях. – Прим. ред.) произвела страшный разгром в Дягилевской антрепризе. Завтра Борис у тебя дежурит. По всем данным, он, растроганный дягилевскими обманами, снова станет просить. Очень надеемся, что ты не поддашься на эту удочку. – это было бы потворством лишь грязному делу, марающему доброе имя покойного папа».

Пока соратники горевали на обломках великого начинания, неутомимый Дягилев действовал. Сняв для репетиций маленький театрик «Кривое зеркало», он умчался в Париж. Вернулся со щитом: его парижские подруги организовали подписку и собрали необходимые для гастролей средства, был арендован театр «Шатле», найден молодой антрепренер Астрюк, взявший на себя все парижские хлопоты. В оставшиеся два месяца программа была полностью пересмотрена: оперы отменялись в связи с нехваткой средств (осталась лишь «Псковитянка», нареченная «Иваном Грозным», и половецкий акт «Князя Игоря»), зато Фокину предстояло поставить два новых балета.

Гастроли 1909-го воспринимались как крестовый поход. Ехали не за деньгами и даже не за славой – Россия, азиатская окраина Европы, отправилась покорять художественную столицу мира. Дягилев вывез за границу 300 артистов – балет, оперу, хор и 80 человек оркестра. Среди артистов – Федор Шаляпин, Анна Павлова, Тамара Карсавина, Вацлав Нижинский. Известный своей скаредностью Шаляпин, обычно жестоко торговавшийся из-за гонораров, в сезон 1909 года заявил: «Что получу за парижские спектакли – точно не знаю, ибо мы решили, все участники спектаклей Дягилева, что при материальной неудаче не дадим его в обиду и покроем дефицит».

Лукавый Дягилев, желая обеспечить успех гастролей, еще до их открытия распахнул для своих парижских друзей двери затхлого «Шатле», буквально на глазах превращавшегося из «свинарника в бутоньерку». В пыли и сумраке разрушенного театра, в грохоте молотков и скрежете пил (плотники перестилали пол, переделывали партер в оркестровую яму, строили ложи), среди красок и гигантских холстов (декорации дописывали на месте), под треньканье рояля и вопли Фокина (балетмейстер спешно завершал дивертисмент) фланировал цвет Парижа. К генеральной репетиции наблюдатели превратились в поклонников. На открытии гастролей присутствовали Огюст Роден, Камилл Сен-Санс, Габриель Форе, Айседора Дункан, Жан-Луи Водуайе, Клод Дебюсси, Морис Равель. Аншлаги, восторги газет. Цены на билеты поднялись почти вдвое.

Недостача первого балетного сезона составила 45 тыс. франков – слишком дорого встала предгастрольная раскрутка. Эммануил Рей, директор парижского филармонического общества подал на Дягилева в суд: в течение двух месяцев он платил из своего кармана за publicite, афиши, циркуляры и проч. Дягилев выписал векселей на 9 тыс. франков и отправился в Венецию – обдумывать следующий сезон. А г-н Рей получил векселя из банка неоплаченными – на счете Дягилева не было ни гроша.

Безумец

Дягилев был полностью зависим от финансовой помощи извне, но при этом он никогда не делал уступок вкусам кредиторов – его художественная политика была совершенно самостоятельной. Из-за рискованных решений Дягилева предприятие то и дело оказывалось на грани финансового краха. В разгаре сезона он мог заказать новый балет и назначить его премьеру посередине отлаженных гастролей. Бессменный режиссер-администратор Сергей Григорьев отмечал в дневнике: «Я был в ужасе, но Дягилеву, как всегда, отказать было невозможно». Пренебрегая спектаклями-верняками, стопроцентно делавшими кассу, Дягилев менял курс так круто, что у самых радикальных его последователей захватывало дух.