Секреты поведения людей - Таранов Павел Страница 35

К. решил поступить таким же образом. Он два года подготавливал кражу. Привлек к ней своего брата, обладавшего техническими навыками, и заставил его два года упражняться в распилке и спаивании медных прутьев. Сам К. при помощи своего двоюродного брата — фельдшера больницы Николая Чудотворца (для душевнобольных), в которую К. был впоследствии направлен для психиатрической экспертизы, готовился к симуляции душевной болезни и глухоты на случай, если кража будет раскрыта.

Путем упорной работы он овладел всеми симптомами душевной болезни и решился совершить кражу, лишь когда его двоюродный брат убедился, что ни один врач не сумеет доказать, что он симулянт. Но в дальнейшем допустил две ошибки. Его первая ошибка заключалась в том, что он впервые надел верхнюю рубашку, когда поехал в Тифлис.

Поезд с почтовым вагоном, который сопровождал К. отошел из Петербурга в субботу в семь часов вечера. Через час К. на условленной станции впустил своего брата в почтовый вагон. Брат быстро распилил медный прут. К. раскрыл мешок, достал двадцать пачек сторублевок (по десять тысяч руб. в каждой), но не заметил, как запонка, на которой держался воротничок, упала в мешок. Брат быстро запаял медный прут, забрал деньги, не доезжая до ближайшей станции, выпрыгнул из вагона, пешком добрался до станции, сел в первый поезд, идущий в Петербург, и к одиннадцати часам вечера вернулся домой, специально постучал под каким-то вымышленным предлогом к соседу по квартире, чтобы обеспечить себе алиби, а назавтра утром сказал соседям, что едет на рыбную ловлю, что он часто делал, взял удочку, поехал за город и зарыл в лесу деньги в условленном месте. Никаких подозрений у следователя он не вызвал и на суде фигурировал как свидетель обвинения, который должен был показать, что К. в детстве никогда душевными болезнями не страдал.

Когда запонка подвела К. и он был арестован, он стал симулировать душевную болезнь. Около года бился над ним известный в то время психиатр, профессор Ч. Через год Ч. вызвал К. к себе в кабинет, запер дверь на ключ и сказал:

— То, о чем мы с вами будем говорить, никто не услышит. Вот мое заключение, вот моя подпись, а вот печать.

Можете прочесть: я пишу, что К. болен хроническим душевным заболеванием и в то время, когда была совершена кража, находился в состоянии невменяемости. Таким образом, ваше дело в порядке. Ничто уже не может изменить мое заключение. Я действительно убедился, что вы душевно больны. Но где-то в моем сознании все время живет подозрение, что вы симулируете. Меня как ученого мучает вопрос, возможно ли так искусно симулировать.

Как ученый, а не как работник этой больницы, прошу вас сказать мне, симулируете вы или нет. Даю вам честное слово, что как бы вы ни ответили, я не изменю своего заключения.

— Я поверил ему, — сказал К., - и совершил вторую ошибку: “Да, симулировал…”

Ч. обманул меня и изменил свое заключение.

Год больницы мне зачли, и я просидел около года… Вы много сделали для меня, и вас мне не хотелось бы обмануть.

К. вынул из кармана конверт с деньгами. Он был очень удивлен, когда я отказался взять похищенные деньги.

Таким образом оказалось, что я — не зная этого защищал вора, облегчил его участь и, кроме того, помог брату К. уйти от правосудия”.

Где-то в начале текущего десятилетия в один из дней марта в знаменитом Британском музее в Лондоне открывалась выставка “Подделка? Искусство обмана”.

Почти за 250 лет своего существования Британский музей не раз сталкивался с разного рода мистификациями.

Одни из подделок изобличались сразу, другие многие-многие годы составляли гордость коллекции музея, пока чейнибудь трезвый взгляд не выявлял несоответствия деталей. Так произошло с саркофагом, который датировался VI в. до того самого дня, когда кто-то заметил, что изображенная на нем женская фигура облачена в белье… XIX в.

Теперь саркофаг украшает выставку подделок. Диапазон экспозиции необычайно широк — от фальсифицированных текстов, высеченных вавилонскими жрецами три с половиной тысячелетия назад, чтобы доказать неотъемлемость привилегий своего храма, до образцов современной продукции, которые изготовители выдают за настоящие часы «Ролекс» либо за подлинные ювелирные украшения фирмы Картье. На выставке представлены не только “ошибки Британского музея”. Часть экспонатов поступила из других музеев и галерей страны и даже из-за рубежа. Но не от частных лиц, занимающихся коллекционированием: им меньше всего хочется, чтобы широкая публика узнала об их промахах.

Между тем такие промахи неизбежны. Газета “Лос-Анджелес тайме”, рассказывая о выставке, приводит слова одного из музейных работников, который заявил: “Если вы занимаетесь собирательством активно и достаточно долго, вы в конце концов обязательно приобретете подделку”. Вывод неординарный. Мало того, он, по-моему, даже как-то по-особенному высвечивает окантовку закона “лукавой имитации”, показывая, что нам действительно есть чего в себе бояться, ибо душа и ее странные свойства не только для других «потемки», но и для нас самих — в ком эта самая душа обитает — не Бог весть какая “светлость”.

Выставка была бы менее поучительна, если бы она ограничилась демонстрацией фальшивок. Однако заодно она рассказывала об их авторах и о вольных и невольных жертвах проделок мистификаторов, поражая разнообразием мотивов изготовления подделок и технологией их изготовления.

Кое-кто, наверное, удивится, узнав, что при всей своей гениальности не чурался подделок и Микеланджело. Будучи еще подмастерьем, он в шутку написал картину, имитировавшую работу своего учителя Доменико Гирландайо. Он же изваял спящего Купидона и, как рассказывают, продал скульптуру, выдав ее за древнюю.

Поражает изобретательность фальсификаторов. Однажды Королевскому шотландскому музею была предложена явная подделка — обросшая белой шерсткой… форель как образец вида, обитающего в холодных водах. «Экспонат» был отвергнут, но история стала известной, и публика потребовала выставить “меховую рыбку”, что и было сделано.

Конечно, это невинный розыгрыш по сравнению с массовым изготовлением «древних» монет для простодушных нумизматов-любителей или подделкой дарственных грамот, которой грешили весьма уважаемые монастыри в Британии в XI–XII вв.

Подделка произведений искусства и старины особенно распространилась в XIX в., когда собирательство вышло из узкого круга знатоков и стало для процветающих буржуа своего рода символом избранности и принадлежности к “высшим кругам”. К тридцатым годам нашего столетия “золотой век подделки” подошел к концу: усовершенствовались научные методы определения подлинности материальных памятников прошлого, ужесточилось уголовное наказание за изготовление фальшивок.

Однако в наше время возникают шумные истории. В Британии всем памятно имя Тома Китинга. Он изготовил примерно две тысячи полотен под именами ста известных художников прошлого. Обман открылся в 1976 г., однако принес Китингу не позор, а славу. Его пригласили выступить с искусствоведческими лекциями по телевидению, а посмертная распродажа его полотен, стилизованных под работы старых мастеров, позволила выручить четыреста тысяч долларов — в несколько раз больше того, что на самом деле они стоили.

Необычная экспозиция в Британском музее вызвала значительный интерес. “Она — писала в своем обзоре публикаций в прессе о выставке в колонке “Экспозиция подделок” газета «Известия» — дает немало пищи для размышлений — и коллекционерам, и музейным работникам”.

И не только им, добавляю я, поскольку эти примеры дают основательный повод всем людям повнимательнее присмотреться к себе и хорошенько задуматься…

Лет пять назад меня потешила филигранная мистификация из еженедельника «Собеседник». Дело касалось главной литературной сенсации года и «открытия», сделанного в канун первого дня апреля молодым ленинградским филологом, сотрудником Пушкинского дома Георгием Сотниковым, усомнившимся в реальном существовании русского поэта Александра Бока. Все было исполнено с таким чувством уважения и почитания закона “лукавой имитации”, что было бы просто грешно не познакомить читателя с этой проделкой. Эвристический «факт» приподнесен газетой как бы взаправду и облечен в форму стандартного интервью корреспондента «Собеседника» И. М. с Г. Сотниковым: