Роберт Кийосаки - Если хочешь быть богатым и счастливым не ходи в школу? Страница 37

Моя собственная бедность была именно такого рода. Разобраться с деньгами было проще, чем с собственной самореализацией. Даже если бы у меня появились все деньги, которых бы я захотел, я бы все еще оставался бедным потому, что не знал как быть счастливым. Я помню, как я был шокирован своим открытием того, что бедность не ограничивается деньгами, что все материальные богатства мира не излечат той боли, которую я чувствую.

Я обнаружил две категории бедности в тот период: эмоциональную бедность и профессиональную бедность. Человеческая жажда нематериальной природы пугающе огромна. Есть люди, которые страдают от отношений, не зная, как выбраться из них, есть супружеские пары, чей брак умер давным-давно, но которые цепляются за остатки слабой памяти о счастье, И есть одинокие люди, которые в мире, населенном более, чем пятью миллиардами людей, не могут найти того человека, с которым можно делить любовь и заботу.

Никакая категория людей не застрахована от эмоциональной бедности. Самое худшее, что может быть, – это финансово богатый человек, который эмоционально является банкротом.

Другая категория «нужды» – это профессиональная бедность. Я поражен количеством людей, которым либо надоела их работа, либо они ее просто ненавидят. Как может человек вставать изо дня в день, чтобы пойти на работу, которую она или он считает пустой и неблагодарной? Если мы должны проводить часы бодрствования на работе, почему бы не найти способ использовать их, делая что-то питающее наши умы или наши души? Когда мы начинаем смотреть на перерыв, как на высшую точку своего дня, это значит, что вирус распада совершает свою работу.

Растущее число людей выражает желание осуществить что-то значимое в своей жизни. Они хотят делать вклад, а не просто работать, чтобы выжить. Многие заканчивают жизнь, чувствуя, что их жизни имеют мало или никакого значения в то время, как другие считают, что повышение зарплаты является достаточной компенсацией за пустоту, которую они чувствуют в своей работе. Имеются и такие, которым все равно, какую нищенскую зарплату они приносят домой. Они считают, что вносят важный вклад в общество. Это чувство вклада является причиной того, почему многие учителя остаются в профессии, дающей меньше денег, чем остальные!

Без чувства собственной значимости и личного удовлетворения мы живем в бедности, где мало или нет настоящего счастья независимо от того, сколько у нас долларов в банке. И будь то бедность, корень которой кроется в ничтожных взаимоотношениях или не дающей самореализации работе, она не исчезнет по волшебству только потому, что вы увеличиваем количество денег на своих банковских счетах.

Должны ли мы выбирать между счастьем и деньгами? Как раз наоборот, нет в мире ни одной такой причины, по которой мы бы не смогли иметь и то, и другое. Один из моих величайших учителей, Р. Бакминстер Фуллер, пробудил меня тем фактом, что бедность не имеет никакого отношения к деньгам, и не деньги создают богатство. Фуллер говорил, что богатство в том, что человек знает, и чем больше он знает, тем богаче он себя чувствует. В своем сегодняшнем положении наша образовательная система преуменьшает потенциал личностного познания наказанием за совершение ошибок. В итоге она порождает людей, которые не знают радости от владения ни деньгами, ни знаниями.

Моя мать была права. И я очень сожалею, что она умерла не увидя метаморфозы своего сына – я надеюсь, несколькими стадиями выше личиночного состояния.

15. КОГДА 1+1 НЕ ВСЕГДА ОЗНАЧАЕТ 2

Каждый человек полностью удовлетворяется лишь отысканием правды, либо он не задает вопросов.

Почему так много людей и организаций панически боятся перемен? Почему они бегут от неизвестного? Почему они избегают новых попыток в то время, как видят, что старый способ больше не работает? Почему люди цепляются за однозначные ответы на такие вопросы, как правильно/неправильно или хорошо/плохо, даже если понятно, что ответов может быть сколько угодно; который же из них совпадает с их личной выгодой? Или экстраполируя в более личных терминах, почему наши первичные реакции так часто идут в канве с общепринятыми шаблонами, а не являются свежим сугубо индивидуальным взглядом?

Ответы на все эти вопросы начинаются с наших школ. Независимо от того, является ли это результатом традиции или привычки, нас учили верить в то, что каждый вопрос имеет единственный правильный ответ. Когда вы были во II классе и вас спрашивали, сколько будет 1+1, вы без сомнения называли неправильные ответы, пока наконец не выдавали единственно правильный – 2. Если бы вы сказали 6, ваши шансы услышать в ответ – ты не прав, были бы достаточно высоки. Учительницу мог устроить единственный ответ – 2 и только 2.

Хорошо, но вы могли бы спросить, как 2 может быть неправильным ответом? Конечно не может, по крайней мере в математической системе, предлагаемой для обучения в большинстве школ. Но существует множество других систем, в которых ответ мог бы быть слегка иным. Так, если бы имелись в виду две команды (1+1) по три человека в каждой, то правильный ответ равнялся бы 6.

Хотя несколько школ сейчас используют более прогрессивные системы для обучения математике, принцип одного правильного ответа все еще продолжает оставаться правилом в слишком многих случаях.

Нас не учат и альтернативным ответам, но нас учат думать, что существует единственный набор правильных ответов, который, если мы стараемся и получаем хорошие оценки, будет нам призом в день выпуска. Идти дальше по жизни с этим искажением правды значит значительно ограничивать процесс нашего мышления, существенно затруднять процесс принятия новых идей и путаться в определении различий, которые являются неотъемлемой частью нашей жизни.

Невозможно не удивиться, как этого удалось избежать Кристофору Колумбу, если он обучался в такого же типа школе, как и мы все. На примере своих студентов я могу наблюдать такие присущие некоторым из них явления, как «невнимательность», «мечтательность» или попросту «дисциплинарная проблема». Его утверждение, что Земля круглая, учителя восприняли как вызов, а его одноклассники смеялись нал ним и называли тупым за одно такое предположение.

Наша упрямая приверженность существованию единственного правильного ответа фильтрует и отвергает информацию, которая в точности не соответствует тому, чему нас учили. Отвержение идей, не соответствующих канонам системы, убивает сегодняшних потенциальных Колумбов. Она подавляет независимое мышление и внутреннее творчество. Что за парадокс позволяет себе наша система образования, с одной стороны оценивая Кристофора Колумба как героя, а с другой, наказывая студентов за такой же сорт оригинальных идей, который был у него.

Образовательная система со своей манией правильных ответов учит однозначности. Те, кто эту однозначность принимает и правильно заучивает, достойны хороших отметок и наград. Если мы задаем вопросы системе или пытаемся найти ответы самостоятельно, нас наказывают или ставят плохие отметки. Как не стыдно пользоваться своими неразвившимися мозгами в то время, как у системы, на все есть жесткий и однозначный ответ.

Многие правительства, бизнес и семьи возглавляются людьми, которые продолжают тяготеть к однозначному мышлению – людьми, которые верят, что их собственная точка зрения – единственно возможная. История нашего бизнеса пестрит примерами узкомыслящих индивидов, которые приросли к однозначному образу мыслей, и в итоге обанкротились или ограничили возможности своей компании потому, что были неспособны увидеть альтернативы.

На рубеже XX века такое мировоззрение нашло свое отражение в неожиданном заявлении, сделанном на основании ситуации, возникшей в головном офисе американского бюро патентов. Оно гласило: «Запас вероятных открытий исчерпан, больше не осталось новых идей.» В это время те, кто были ответственны за регистрацию заявок на новые патенты, как и многие производители, будучи завалены грудами новых идей по изготовлению новых товаров, свидетельствовали о том, что человечество полностью исчерпало свой творческий потенциал. Человечество наконец-то имело все ответы и никаких вопросов. Это заявление выплыло со дня величайшего в истории технологического бума, когда Центральный Патентный Офис Америки был буквально затоплен заявками на новые изобретения. На тот момент, казалось, проблемы были решены. Тогда люди на какое-то время действительно поверили в то, что ответы на все вопросы уже найдены.

Конечно закрытие Патентного Офиса в наши дни, когда технологии совершенствуются со скоростью, которой раньше невозможно было даже представить, кажется абсурдом. И тем не менее однозначность мышления продолжает преследовать наше общество.

«Это сумасшедшая идея!»

«Это никогда не будет работать»