Александр Соловьев - Знаковые моменты Страница 40

Однажды еще в юные годы Лафатер, находясь в гостях у своего приятеля, увидел в окно прохожего, который привлек его внимание своей внешностью. Лафатер тут же сообщил другу, что по улице идет тщеславный и завистливый человек с наклонностями мелкого тирана, у которого лицемерие сочетается с искренним стремлением к прекрасному и вечным ценностям. Хозяин дома, который, как оказалось, был знаком с прохожим, полностью подтвердил характеристику, данную Лафатером. С тех пор молодой человек уверовал в свою способность проникать в человеческие души. Вскоре, став священником, Лафатер получил богатый материал для анализа, ведь теперь он по долгу службы должен был вникать в чужие тайны, а значит, имел возможность сравнивать свои физиогномические догадки с реальным положением дел.

Со временем Лафатер начал делиться своими наблюдениями с окружающими и вскоре приобрел славу человека, способного дать исчерпывающую характеристику любому незнакомцу. Его авторитет особенно возрос после того, как однажды ему удалось изобличить сексуального маньяка. Дело было так. В Цюрих пожаловал молодой аббат, который быстро расположил к себе большинство горожан. Лафатер был чуть ли не единственным человеком, который выражал сомнения по поводу достоинств приезжего. Пастору виделись в лице аббата признаки ужасных пороков, и вскоре его правота подтвердилась. Аббат, как выяснилось, похищал юношей, насиловал, истязал и убивал, предварительно отрезав и съев их гениталии. В другой раз некий граф привез к Лафатеру на физиогномическое освидетельствование свою молодую жену. Ученый посчитал, что графиня имеет развратные наклонности, и вновь попал в точку. Дама вскорости согрешила, была с позором изгнана из замка и окончила свои дни в борделе.

Слава Лафатера стала греметь по всей Европе, к нему на консультации съезжались аристократы и лучшие умы того времени, включая Николая Карамзина, который был его восторженным поклонником. Отметила его заслуги и Екатерина II, пославшая физиогномисту драгоценную бутыль из императорских винных погребов. К чести Лафатера следует отметить, что слава и деньги, свалившиеся на него, не повредили его скромности, чего не скажешь о его многочисленных подражателях-шарлатанах, которые тоже приноровились выносить свои физиогномические вердикты за соответствующее вознаграждение.

Лафатер стремился найти объяснение своей интуиции и создать вполне научную классификацию особенностей человеческого лица, но труд свой окончить не успел из-за войны, охватившей Европу. Когда в 1800 году в Цюрих вошли французские войска, Лафатер попытался вразумить мародеров, но был ранен французским солдатом и, промучившись год, умер.

После смерти Лафатера физиогномика надолго превратилась из зарождающейся науки в салонное развлечение. К тому же в первой половине XIX века физиогномику стала активно вытеснять френология, о которой будет сказано ниже, поскольку френология выглядела более точной наукой и, казалось, давала более обоснованные результаты. Ситуация стала меняться в конце XIX столетия благодаря деятельности знаменитого итальянского психиатра и криминалиста Чезаре Ломброзо, который внес немалый вклад как в психологию, так и в судебную медицину. О достижениях Ломброзо говорит уже то, что именно он соорудил первый детектор лжи. Ученый измерял пульс подозреваемого в убийстве девочки, показывая ему фотографии раненых и убитых детей. Среди фотографий было изображение убитой, но пульс арестанта не стал чаще, из чего Ломброзо заключил, что подозреваемый невиновен. Следствие подтвердило его правоту.

С именем Ломброзо связан ренессанс физиогномики, которая на этот раз была подкреплена систематическими наблюдениями. Материала для анализа у Ломброзо было более чем достаточно, поскольку он много лет был директором клиники для душевнобольных, а также регулярно участвовал в психиатрическом освидетельствовании преступников. Как и многие его современники, ученый верил в прогресс и считал, что человечество в процессе эволюции изживает преступные наклонности, заложенные в животной природе человека. Из этого следовало, что человек развитый и цивилизованный не может быть преступником, в то время как дегенерат, представляющий собой шаг назад в развитии человека, таковым почти наверняка станет. Признаки вырождения, по мнению Ломброзо, неизбежно должны отражаться во внешности, о чем будут свидетельствовать «стигматы» (метки), то есть черты лица или фигуры, которые выдадут преступную личность. Среди «стигматов» фигурировали высокие надбровные дуги, сплющенные носы, низкие лбы, высокие скулы, взгляд исподлобья и прочие черты, присущие, по мнению ученого, представителям первобытного человечества и животного мира. Не обошлось и без расовых предрассудков, поскольку, по словам Ломброзо, «лишь белому человеку удалось достичь абсолютной симметрии телесных форм». Итальянец предлагал предотвращать преступления путем превентивной изоляции людей с внушающими опасения чертами лица, что многим импонировало, а многих приводило в ужас.

Однако победного шествия возрожденной физиогномики не случилось, и причин тому было несколько. Во-первых, выводы Ломброзо были слишком радикальны и имели явную политическую направленность, что почти никого не устраивало. Левым не нравилось, что преступные «стигматы» легко обнаруживались у многих представителей трудового народа; носителям голубой крови не нравилось, что на многих аристократических лицах можно было без труда найти признаки вырождения; христиан возмущала попытка судить людей не по делам их, а по внешности, а судьи были против планов Ломброзо заменить их профессиональными врачами. Других же вариантов практического применения этой науки Ломброзо и его последователи не предлагали. Во-вторых, ученое сообщество находило в учении Ломброзо много нестыковок. Например, ярко выраженные надбровные дуги главной научной иконы XIX века – Чарльза Дарвина – должны были бы свидетельствовать о преступных наклонностях, которые так и не проявились. Словом, физиогномика вновь не смогла выйти на уровень доказательной науки, поскольку добиться грантов на проведение исследований в этой области оказалось практически невозможно. Многие наработки физиогномистов все же не пропали даром, поскольку умение определять недуг по внешнему виду больного стало составной частью профессии врача, а учение о преступных типах внешности вошло в психиатрию и криминальную антропологию.

Черепно-мозговая драма

Похожая судьба ждала и другую дисциплину – френологию, которая занималась примерно тем же, чем физиогномика, но другими средствами. Если физиогномисты надеялись прочитать тайны души, исследуя форму ушей или направление складок у уголков губ, то френологи полагали, что характер и судьба человека предопределены формой его черепной коробки.

Френология как наука возникла в годы, когда по Европе гремела слава Лафатера. В последнее десятилетие XVIII века в Венском университете большую популярность приобрел врач и анатом Франц Йозеф Галль, выступавший с лекциями о том, что центром всей психической деятельности человека является головной мозг. В те времена, когда многие полагали, что высшие движения души берут начало в сердце, а дурное настроение вырабатывается где-то в районе селезенки, идеи Галля казались весьма новаторскими. Более того, Галль справедливо заметил, что люди, у которых поражены одни и те же участки мозга, испытывают одни и те же проблемы со здоровьем. Галль установил, что в мозгу находятся центры, которые отвечают за такие функции организма, как речь, зрение, ориентация в пространстве, память и т. п., и сделал из этого вывод, что в мозгу также должны находиться центры, отвечающие за честность, преданность, способность любить и верить в Бога. Кроме того, доктор был убежден: форма черепа отражает, насколько развит тот или иной участок мозга, а значит, по форме головы человека можно судить о его достоинствах и тайных пороках. Свое учение врач нарек краниологией, то есть наукой о черепах. Таким образом, на основе весьма верных наблюдений Галль делал далекоидущие и труднодоказуемые выводы, однако это его не смущало. Сам он и его верный ученик Иоганн Шпруцхайм фанатично верили в собственную правоту.

Однако далеко не все разделяли их веру. Популярность Галля стала беспокоить венское духовенство, которое обнаружило, что краниология противоречит учению церкви. В 1801 году австрийский император Франц I запретил лекции Галля за пропаганду материализма и фатализма, и ученому пришлось оставить Австрию. Но изгнание принесло Галлю общеевропейскую славу и немалые гонорары за лекции, которые он теперь читал по всем университетам Германии. «Эдинбургский медицинский и хирургический журнал» писал в 1806 году о его выступлениях: «Краниология доктора Галля была любимой темой немецких литераторов все лето 1805 года почти в каждом университете и столице Северной Германии... В начале прошлой весны доктор посетил Берлин... Король, королева, принцы и принцессы весьма заинтересовались его открытием». Более того, прусский король разрешил Галлю читать лекции для королевской фамилии, а его супруга лично присутствовала при анатомическом рассечении человеческого мозга. Гонорары Галля после этого, естественно, взлетели до небес, что не могло не обеспокоить его конкурентов.