Алчность и слава Уолл-Стрит - Стюарт Джеймс Страница 46

Причины резкого роста объема торгов, предшествовавшего объявлению о тендерном предложении, были столь очевидны, что все находившиеся на фондовой бирже и в КЦББ компьютеры, следившие за торговлей акциями, подали сигнал тревоги. Компьютеры, однако, были малопригодны для доказательства факта торговли на инсайдерской информации. Следователи добились даже меньшего успеха, чем в деле Textron; на этот раз они даже не сочли необходимым допросить Ливайна как одного из участников сделки и прекратили расследование за недостатком улик.

Заработав огромную нелегальную прибыль и злоупотребив секретными сведениями, полученными от клиента, Ливайн одновременно зарекомендовал себя в своей первой крупной и сложной сделке в Drexel с наилучшей стороны. Кей был поражен способностью Ливайна собирать информацию о состоянии рынка. Он был убежден, что приобрел «звезду», в которой так нуждалась Drexel.

Сделка с ANR была на тот момент крупнейшим достижением Ливайна, однако она вскоре отошла на второй план. Его новая должность в Drexel приблизила его к потенциально более выгодному потоку сделок, нежели те, которыми он занимался в Shearson Lehman, а сеть информаторов щедро снабжала его сведениями для инсайдерской торговли. Схема работала именно так, как мечтал Ливайн. В марте «Голди» сообщил о планируемом выкупе на заемные средства компании McGraw Edison. В апреле Секола предупредил Уилкиса о том, что Houston Natural Gas пригласила Lazard для проведения слияния с Internorth, еще одной компанией по транспортировке природного газа. Уилкис передал информацию Ливайну, который снова произвел закупки через Майера, опрометчиво охарактеризовав еще не объявленную сделку как «беспроигрышный вариант». В мае, сразу же после слияния Coastal и ANR, Соколоу, работавший в Shearson Lehman и в то время уже встречавшийся с Ливайном на «вербовочных» ленчах (об этом свидетельствуют отчеты о затратах Ливайна), сообщил Ливайну о скором мега-предложении о слиянии в адрес Nabisco Brands со стороны R J. Reynolds.

И вновь Ливайн поставил на карту почти все, что имел, купив 6 мая 150 000 акций Nabisco, Менее чем через месяц лихорадочная торговля, со всей очевидностью свидетельствовавшая об утечке информации, вынудила Reynolds объявить о тендерном предложении. Прибыль Ливайна составила 2,7 млн. долларов.

Отмечая этот успех вместе с Уилкисом за ужином в манхэттенском мясном ресторане «Палм ту», Ливайн не удержался и рассказал Уилкису, что к их сети добавился новый участник. «Я передал сведения о Nabisco одному русскому», – признался Ливайн удивленному Уилкису. Из его замечаний о важности «русского» Уилкис сразу понял, о ком идет речь. Он занервничал: вовлечение в схему кого бы то ни было ранга Боски возносило ее на совершенно иной уровень, где риск разоблачения возрастал.

Ливайн успокаивал его, говоря, что в итоге они смогут получить от «русского» больше, чем он от них. Каждый раз, начиная со сделки с ANR, Ливайн заискивал перед Боски, передавая ему сведения о сделках, собранные его информаторами. Он не знал размеров позиций Боски, но знал, что тот активно торгует и делает миллионы.

Случаи передачи информации стали настолько частыми, что Ливайн и Боски встретились, чтобы оговорить условия дальнейшего сотрудничества. Сначала Ливайн забросил крючок с наживкой и обеспечил себе доступ к Боски тем, что предложил информацию, ничего не требуя взамен; теперь же он хотел участвовать в прибылях. Как и в случае с Сигелом, Боски предложил встретиться в Гарвардском клубе. Во время этой и последующих встреч они вели более трудные переговоры, чем те, в которых в свое время участвовал Сигел. Вместо неопределенного обещания «премии» Ливайну требовалась точная система расчета его доли.

Несмотря на то, что Ливайн высоко ценил свои способности вести переговоры, он, по всей видимости, заключил менее успешную сделку, чем Сигел. В конечном счете Ливайн и Боски сошлись на двух отдельных формулах. Ливайну причиталось 5% прибыли Боски от сделки, если она основывалась на сведениях Ливайна. Если же у Боски уже имелась позиция, но информация Ливайна оказывалась полезной, Ливайну полагался 1% от прибыли. Помимо того, Боски выторговал себе жесткую уступку: любые потери, которые он понесет, действуя в соответствии с информацией, полученной от Ливайна, будут удержаны из доли прибыли последнего.

Однажды Ливайн принялся рассказывать Уилкису о своей новой победе. Теперь, однако, он темнил и лгал. «Это невероятно, – сообщил ему Ливайн во время одной из их полуденных прогулок, рассказывая о встрече с Боски в Гарвардском клубе, – но Айвен предложил мне миллион долларов наличными. Конечно, это заманчиво. Он владеет всеми: и Гличером, и Вассерстайном. Но я отказался».

Уилкис воспринял услышанное скептически. «Это на тебя не похоже», – съязвил он.

«Пусть уж лучше русский будет моим должником, – парировал Ливайн, – чем моим хозяином».

У Ливайна, хоть и ослепленного завоеванием Боски, были виды на новую, более весомую роль. В том, 1985, году Ливайн впервые посетил Бал хищников, где грелся в лучах успеха от сделки Coastal/ANR. Кей и другие чиновники Drexel расхваливали Ливайна как свою новую «звезду» и представляли его наиболее состоятельным клиентам Drexel. В результате он встретился с Боски лицом к лицу. Но самое большое впечатление на него произвел, как он потом неоднократно признавался Уилкису, сэр Джеймс Голдсмит, который произнес речь на конференции.

Трудно было найти внешне более непохожих друг на друга людей, чем выросший в Куинсе Ливайн и этот англо-французский финансист с мировым именем. Сэр Джеймс был одним из немногих первых рейдеров, имевших мощный интеллектуальный и идеологический фундамент для следования своему предназначению. Он не выносил скучного европейского консерватизма, ненавидел глубоко укоренившуюся «корпократию» самодовольного корпоративного менеджмента и страстно верил в принцип естественного отбора и свободный рынок – во все то, что в то время в его родной Европе считалось чужеродным и неприемлемым. Часто прибегая к враждебным поглощениям, он создал обширную финансовую империю, в которую наряду с одним из органов французской прессы (он владел влиятельным еженедельником «Л'экспресс») входили сеть бакалейно-гастрономических магазинов Grand Union, европейские предприятия пищевой промышленности, американские лесные угодья и месторождения природных ресурсов. Однако ничто из этого Ливайна особенно не впечатляло. Он жаждал такого же стиля жизни, как у сэра Джеймса.

У сэра Джеймса была жена, бывшая жена и любовница, и он даже проводил отпуск с обеими семьями одновременно, курсируя туда-сюда на корабле между побережьями Италии, на которых те проживали. Его манхэттенский дом с мраморными полами, антикварной мебелью, обоями из узорчатой ткани, картинами и статуями был воплощением вкуса Старого Света, денег и изысканности. Он имел или арендовал столь же роскошные дома в Лондоне и Париже, в Коста-дель-Соль, на Сардинии и Барбадосе, а позднее начал строительство шикарного поместья на тихоокеанском побережье Мексики. Он был обходителен, обезоруживающе вежлив, дружелюбен и открыт для обычного человеческого общения без светских условностей. Ливайн устроил себе отпуск на Барбадосе; по возвращении он возбужденно сообщил Уилкису, что хорошо рассмотрел поместье сэра Джеймса. Он начал подражать некоторым манерам последнего. Уилкис находил такое поведение претенциозным и смехотворным, но по сравнению с обычной хамоватой развязностью Ливайна это было все же шагом вперед.

Одной из сделок, зародившихся во время конференции по облигациям, был финансируемый Drexel план поглощения сэром Джеймсом Crown Zellerbach Corporation, огромной деревообрабатывающей и целлюлозно-бумажной компании со штаб-квартирой в Сан-Франциско. Сэр Джеймс уже накопил значительный пакет акций этой компании, которая решительно отказалась от добровольного слияния. Когда Кей поручил Ливайну возглавить команду М&А Drexel в этой сделке, тот был взволнован. (Финансирование, естественно, оставалось под руководством Милкена на Западном побережье.)