Александр Соловьев - Знаковые люди Страница 47

Дон Хуан называл свой путь познания «путем воина» (совсем как кодекс японских самураев – бусидо). Иначе говоря, земная жизнь «воина» без остатка посвящена постижению всех окружающих реальностей – вместо той единственной, что сопровождает большинство «не воинов». Когда приходит срок, «воин» не умирает, а просто отправляется в свой последний поход, обретая тотальную свободу.

Скептики не раз высказывали сомнения в реальности дона Хуана, и тем более – мистического опыта его ученика, однако Кастанеда был непреклонен: все описанное им происходило на самом деле. «Это – не сборник фантастики, – писал он в предисловии к книге „Путь Орла“. – Просто испытанное мною большинству чуждо, поэтому и производит впечатление чего-то нереального».

По грибы и кактусы

Вообще, с точки зрения специалиста по мифологиям и примитивным религиям, учение дона Хуана не представляет собой какого-то откровения. Откровением стало другое – яркая литературная подача этого учения. И, стоит отметить, американский книжный рынок предложил ее как нельзя вовремя.

Опыт постижения иной реальности с помощью наркотиков-галлюциногенов освещался в литературе ХХ века и до Кастанеды. В конце 1950-х годов с мескалином (именно это соединение сообщает волшебные свойства пейоту-лофофоре) и ЛСД экспериментировал перебравшийся в Калифорнию английский писатель Олдос Хаксли – его «Врата восприятия» (1954) стали одной из настольных книг «контркультурной» молодежи. Впрочем, Хаксли больше известен как автор классической антиутопии «О дивный новый мир», а причина его пристрастия была вполне прагматичной и невеселой: писатель умирал от рака.

Еще один творец наркотической революции 1960-х годов – гарвардский профессор психологии Тимоти Лири. Однако он в отличие от Хаксли расширял сознание из чисто научного любопытства: ученый был уверен, что психоделики смогут нужным образом трансформировать человеческую психику – и даже покончить с войнами. Впоследствии Лири увел с собой «по грибы» таких кумиров молодежи того времени, как Уильям Берроуз и Джек Керуак. А сам, перейдя на ЛСД и став гуру поколения «детей-цветов», был изгнан из университета и попал «под колпак» ФБР (в последние годы жизни он стал страстным пропагандистом киберпанка и Интернета). Между прочим, Лири утверждал, что в 1963 году познакомился с Кастанедой, но от предложения последнего стать его учеником отказался.

К концу 1960-х годов наркотики, в том числе синтетические, настолько широко распространились в студенческой среде Америки, что власти нескольких штатов забили тревогу и наложили на расширители сознания запрет. Однако остановить наркотическую революцию было уже невозможно.

Севшему на иглу поколению требовались новые маяки. Таким образом, Карлос Кастанеда оказался в нужном месте в нужное время – со своим народным целителем доном Хуаном, полагавшимся исключительно на природные средства: кактусы, грибы и траву jimson weed, известную в России как «дурман обыкновенный».

Кстати, о России. Первые переводы Кастанеды появились у нас в конце 1970-х годов. «Россия, – писал в 1998 году „Русский журнал“, – гигантская плавильня. Мы откинули от Кастанеды Америку 1960-х, приплюсовали к нему Рериха и мадам Блаватскую и, не спросив автора, кажется, включили Кастанеду в поиски русской идеи». Большой знаток специфической «грибной» тематики писатель Виктор Пелевин связывает воодушевление первых советских читателей Кастанеды с эффектом запретного плода: «Этот восторг понятен – многие из нас помнят, каково было читать самиздатовскую ксерокопию Кастанеды в Москве, увешанной портретами черных магов из Политбюро, или закупать оптовые партии декоративного кактуса Lophophora Williamsi у ошалевших кактусоводов с Птичьего рынка – под подозрительным и растерянным взором патрульного милиционера».

Популярности сочинений Кастанеды способствовало и то, что шаманские откровения поданы в них под соусом этнографии. Эта солидная наука, занимавшаяся в основном изучением жизни примитивных народов, в конце 1960-х – начале 1970-х годов превратилась в Америке в предмет всеобщего ажиотажного интереса. Вообще, надо сказать, что книги Кастанеды написаны достаточно простым языком (чтобы не ограничивать круг их читателей) – они заумны ровно настолько, чтобы воспринявший их мог легко «косить» под интеллектуала.

Антропологи и этнологи всегда относились к творчеству «подсевшего на кактусовую иглу» коллеги более чем прохладно (в ответ последователи Кастанеды обвиняли академический мир в зависти к его писательской славе). Его считали в худшем случае шарлатаном, высосавшим из пальца все свои встречи с доном Хуаном, а в лучшем – недостойным беллетристом, падким до коммерческого успеха.

Специалисты вылавливали ошибки и натяжки в книгах Кастанеды десятками. Этнологи указывали на то, что он перепутал философию и магические ритуалы племен яки и уичол; ботаники и микологи отмечали, что магические кактусы и грибы на севере Мексики не произрастают (после чего Кастанеда благоразумно перенес место действия на юг страны – в указанный специалистами гористый штат Оахака). Лингвистов смущало подозрительное отсутствие в текстах ученика мага-яки хотя бы одного слова на языке этого племени, а дотошные библиографы обнаружили странные текстуальные совпадения с популярными в начале ХХ века сочинениями Йога Рамачараки, аутентичность которых тоже весьма сомнительна.

Но, как и следовало ожидать, все эти придирки многомиллионную толпу ревностных последователей Кастанеды не рассеяли. Рецензент New York Times высказался так: «Ученым, изучающим культуру других народов, даже если они относятся к этим народам с искренним сочувствием, и в голову не приходит, что изучаемые традиции могут их самих научить чему-то полезному. Когда же читаешь книги Кастанеды, понимаешь, что уроки индейского мага дона Хуана сообщают нам какой-то уникальный опыт, новую информацию о реальности».

Впрочем, для многих представителей богемы Кастанеда никогда и не был ни ученым-этнографом, ни носителем высшего магического знания. К нему относились скорее как к гениальному постмодернисту, мистификатору и автору модной нынче метали-тературы в духе Борхеса или Эко. Кстати, тот же Пелевин в квазинекрологе, опубликованном «Общей газетой», назвал творчество американского автора «удивительной красоты и силы экзистенциальной поэзией».

В последний поход

Книги Кастанеды можно рассматривать и как описание некоего мистического опыта, и как увлекательную беллетристику, и даже как практическое пособие по психоделической флоре. В любом случае автору не откажешь в одном: в умении напустить тумана и сопроводить эту маскировку вполне убедительными разъяснениями.

Впрочем, подобным туманом Кастанеда окутал и свою жизнь. Он, например, категорически запрещал записывать свои редкие интервью на аудионосители (но не возражал против стенографисток). «Запись на пленку, – говорил писатель, – означает фиксацию вас во времени. Единственное, что не позволит себе маг, – это оставаться застывшим».

В 1973 году многочисленные последователи Кастанеды бросились в пустыню Сонору на поиски дона Хуана, но следов его не обнаружили. Кастанеда объяснил это очень просто: Учитель, оказывается, просто «растворился», «сгорел изнутри», что означает не смерть, а всего лишь переход в высшее энергетическое состояние. Вместе с тем к собственной смертности Кастанеда относился достаточно реалистично. «Я-то всего лишь несмышленый идиот, – заявил он в интервью журналу Time, – и умру просто, как все люди. Мне бы хотелось достичь той же степени цельности, какой обладал дон Хуан, и покинуть мир тем же способом, что и он, но у меня нет уверенности, что получится».

Весьма туманны и обстоятельства последней акции проводника в новую реальность – ухода из жизни. Ученик дона Хуана умер от рака печени 27 апреля 1998 года в собственном доме, расположенном в фешенебельном пригороде Лос-Анджелеса – Вествуде. Первые некрологи появились лишь 19 июня – информацией с прессой поделилась Дебора Друз, доверенное лицо писателя. Она же сообщила журналистам, что никаких ритуальных церемоний не было, тело покойного, согласно его последней воле, было кремировано в другом пригороде Лос-Анджелеса – Калвер-Сити, а прах отправлен в Мексику.

В то же время процветавшая коммерческая организация Cleargreen, Inc., созданная писателем для пропаганды своих идей, объявила, что «Карлос Кастанеда, как и его учитель дон Хуан Матус, покинул этот мир в полном и ясном сознании. Поскольку в повседневной реальности нет терминов, адекватно описывающих подобное состояние, то, согласно требованиям этого мира – юридическим и прочим, Карлос Кастанеда официально объявлен умершим».

Чуть позже в New York Times выступил тот самый Кит Томсон, чье интервью наделало шуму пятью годами раньше. Он сказал, в частности, следующее: «Имея дело с такими личностями, следует быть готовым к любым неожиданностям. Если и существует какая-то сноска к странице истории, посвященная Кастанеде, то в ней должно быть особо отмечено, что он был одним из самых знаменитых, очаровательных и непримиримых обманщиков столетия. И я никогда не буду знать наверняка, того ли Кастанеду я повстречал пять лет назад – или это был совсем иной Карлос».