Конни Брук - Бал хищников Страница 52

Летом 1984 года Rooney, Pace выпустила «мусорные» облигации на 25 миллионов долларов со ставкой 18% годовых, которые, согласно проспекту, сама же и размещала, – хотя на деле всем занималась Drexel. По словам сотрудника Патрика Руни, Милкен таким способом расширял свое влияние, «намереваясь использовать Rooney, Pace для мелких или более рискованных операций». Покупатель бумаг Rooney, Расе также подтвердил, что их размещала Drexel.

В конце 1984 года Руни решил повести борьбу за голоса акционеров Pantry Pride. По утверждению одного сведущего человека, Перельман не хотел участвовать в деле вместе с Руни, поскольку боялся испортить свою репутацию. Кроме того, добавил другой сотрудник, Перельман догадывался, что в свете обвинений, предъявленных ему бывшей женой, он будет выглядеть не лучшим образом перед акционерами, которые уцепятся за любые слухи. Наконец, он предпочитал не связываться с Руни еще по одной причине: интересы Pantry Pride представляла Drexel.

«Мы порекомендовали Ронни остаться в стороне, потому что не хотели конфликта между клиентами», – пояснил инвестиционщик из Drexel Стивен Уэйнрот (он имел в виду политику, которую Drexel будет проводить шесть месяцев спустя, когда Айкен нацелится на TWA).

Итак, вместо Перельмана в команду Руни вошел филадельфийский юрист Говард Джиттис (сам он, впрочем, заявлял, что действовал независимо). Перельман продолжал держать крупный пакет акций. А когда в начале 1985 года Джиттис и Руни проиграли голосование, он выступил на сцену. С появлением Перельмана председатель правления Pantry Pride Грант Джентри, яростно боровшийся за голоса акционеров, стал более податливым.

На переговорах обе стороны представляла Drexel; за 60 миллионов долларов MacAndrews and Forbes приобрела 37,6% Pantry Pride. Джентри получил около трех миллионов долларов (частично в виде регулярных последующих выплат) и еще 150 тысяч в год пожизненно (вместо пенсии).

Теперь, уладив дела с Technicolor и Pantry Pride, Перельман нацелился на Revlon.

В развязанной «мусорными» поглотителями войне – всерьез она началась в феврале 1985 года с нападения Айкена на Phillips – битва за Revlon стала решающей. Именно в ней самые страстные защитники корпоративного мира объединились против атаки Милкена; именно в ней они до конца использовали весь арсенал средств против поглощений и сражались у последней черты, до последнего момента полные решимости любой ценой отразить Перельмана. Но они упустили из виду – особенно когда Перельман благодаря поддержке Милкена продолжал поднимать ставку, полностью обеспеченную наличностью, – что для акционеров деньги Перельмана ничуть не хуже, чем любые другие и, в конце концов, отчаянно стремясь ускользнуть от Перельмана, они загнали себя в тупик.

Для Бержерака, его консультантов и корпоративного истеблишмента, со страхом и трепетом наблюдавшего за битвой, она стала грозным провозвестием новой эпохи. Интеллектуальные силы, влияние и классовая солидарность, брошенные на чашу весов Revlon, не смогли перевесить грубую финансовую мощь Drexel. Майкл Милкен как минимум уравнял силы.

Поначалу консультанты Revlon и большинство на Уолл-стрит и мысли не допускали, что Pantry Pride победит. Несмотря на всю бучу в конгрессе по поводу Drexel и опасности «мусорного» финансирования поглощений, на самом деле к середине 1985 года лишь считанные операции прошли успешно. В самых ярких и насыщенных эмоциями схватках – Айкена с Phillips и Пикенса с Unocal – компаниям удалось отразить агрессоров. Заявка Triangle на National Can оказалась успешной, но эта сделка не выглядела враждебным нападением (управляющие National Can сами готовили LBO, и директоры компании обязаны были рассмотреть любое более привлекательное предложение).

До заявки Перельмана на Revlon в августе 1985 года Drexel профинансировала лишь одну операцию, которая началась враждебно и завершилась успешно, – когда Coastal Corporation напала на American Natural Resources Company (ANR); но даже и теперь, после двух недель ожесточенной борьбы в апреле 1985 года, стороны договорились полюбовно. К тому же ANR, производителю труб из Оклахомы, было далеко до Revlon. «На Стрит, – вспоминал один аналитик из Pantry Pride, – царило единодушное убеждение: такую значительную фирму, как Revlon, ни за что не захватить неизвестному выскочке, человеку, сколотившему капиталец на сигарах да лакрице, не говоря уже о деньгах жены».

Инвестиционный банкир из Drexel Деннис Левин, представлявший интересы Pantry Pride, рассказал о настрое Мартина Липтона незадолго до начала битвы за Revlon, в середине августа. Левин зашел в офис Wachtell, Lipton по другому делу. Липтона только что наняли со стороны Revlon, и когда Левин сообщил, что будет консультировать Pantry Pride, Липтон заявил: «Не трать время зря. Revlon не достанется Pantry Pride во веки вечные.

В эту сделку Липтон привнес не только привычное усердие адвоката. В предыдущем году Липтон (а он выстроил свою фирму и свое благосостояние на консультировании слияний и поглощений) проявил себя как один из самых непримиримых и решительных противников того, что он называл «двухуровневыми разрушительными „мусорными“ поглощениями». «Двухуровневое» означало, что акционеры, которые поспешат принять условия, получат наличные, а запоздавшим заплатят долговыми обязательствами; тем самым акционеров принуждали решать быстро, чтобы не остаться внакладе. Но когда Милкен доказал, что способен достать почти любую сумму наличностью за счет продажи «мусорных» облигаций, Drexel начала предлагать полное обеспечение ставок наличностью, так что ее действия стало гораздо сложнее оспорить в суде. «Разрушительные» означало, что по плану большинства этих сделок долг погашался продажей частей компании, если не всей целиком.

В течение битвы за Revlon Липтон поднялся на новые теоретические высоты и разослал своим корпоративным клиентам меморандум, озаглавленный «Разбой и грабеж в джунглях корпоративных поглощений». «Предыдущий год доказал, – писал он, – что исчезли последние барьеры, сдерживавшие налетчиков. Они получили полную свободу захватывать и разрушать американские корпорации…».

Липтон проводил различие между теми поглощениями, которые он сам консультировал в семидесятых годах, и волной операций в стиле Drexel, поднятой (как он выразился) «профессиональными поглотителями». Эту точку зрения Липтон высказал перед конгрессом весной 1985 года, когда обсуждалось около тридцати законопроектов, призванных обуздать враждебные поглощения или «мусорные» облигации (или то и другое вместе).

Поглощения, которые обеспечены добросовестным финансированием и проводятся сильными компаниями, стремящимися к диверсификации или расширению, всегда были конструктивным элементом экономического развития страны, и их не нужно ограничивать, утверждал Липтон. А поглощения разрушительные переводят активы в руки тех, кто обогащается за счет сокращения исследовательских работ и капитальных вложений, в то время как очень высокий процент дохода приобретенной компании идет на выплату долга, возникшего при поглощении. В результате поглотитель быстро получает баснословную прибыль, а компания серьезно и надолго ослабевает как в финансовом, так и в производственном отношении.

«Сегодня, – предупреждал Липтон, – нам грозит опасность не меньшая, чем в 1928 и 1929 годах». Правда, в частных беседах Липтон высказывал другое опасение, которое разделяли многие бизнесмены и юристы, принадлежавшие к влиятельным еврейским кругам Нью-Йорка, и в том числе сотрудники Drexel. Они боялись, что общее происхождение новоявленных поглотителей и новоявленных банкиров из Drexel – в подавляющем большинстве евреев вызовет ответный всплеск антисемитизма. Липтон и другие корпоративные защитники уже замечали его признаки у руководства компаний из списка «Fortune 500», попавших на прицел Милкена. Они боялись, что, если предрекаемое ими экономическое бедствие действительно наступит, евреи станут козлами отпущения.

Один клиент Drexel, разделявший мнение Липтона, так описал ситуацию: «Обычно если еврей приходит в „Мэнни Ханни" [Manufacturers Hanover] или в Morgan Guaranty и просит денег, он с порога получает отказ, а нееврея радушно принимают и договариваются за ланчем и сигарами. Теперь евреи в более выгодном положении. Drexel Достает кучи денег, а банки могут дать сравнительно немного. Но проблема в том, что все основные клиенты Drexel, за исключением Пикенса и Линднера, – евреи, при этом Линднер – самый проеврейский нееврей, какого я знаю, и много лет поддерживает Израиль».

Сам Липтон неукоснительно следовал своим публичным заявлениям. Он отказывался обслуживать налетчиков и даже бывшего клиента, сэра Джеймса Голдсмита. Что еще более существенно, он отклонял неоднократные предложения Фреда Джозефа привлечь Wachtell, Lipton к юридическому обслуживанию Drexel – вместе с традиционным консультантом, Cahill, Gordon and Reindell и Skadden, Arps.

Тем не менее однажды Липтон все же помог Drexel в одном жизненно важном деле; правда, это случилось весной 1984 года, когда поглотительная машина Милкена еще не набрала обороты (в его активе была только попытка провести сделку Mesa-Gulf). Липтона пригласили выступить в составе группы экспертов на конференции Drexel по высокодоходным облигациям. Как раз в тот момент руководство Drexel узнало, что Groupe Bruxelles Lambert S.A., владевшая 35% акций Drexel, замыслила совершить переворот. В числе прочего GBL не устраивало то обстоятельство, что Drexel, пожиная многие миллионы, не платила дивидендов на акции.