Конни Брук - Бал хищников Страница 55

В июне 1985 года Drexel привлекла для Nortek 300 миллионов Долларов – под будущие приобретения и прочие цели компании. Папитто утверждал, что собирался достать только 150 миллионов: «Но все вышло так легко. Все устроилось за два дня. Они нас просто уговорили, – со смехом добавил он, – взять 200 миллионов, потом 250, потом 300. Они хотели всучить нам 500 миллионов, но тут я сказал „хватит"». Это мало походило на прежние времена, когда Милкен добывал миллионов 25-50 для компаний, которые желали расшириться и не могли получить ни цента у банков. Теперь же Милкену стоило только предложить: «Ну что, хотите 300 миллионов?», и ему отвечали: «Конечно, почему нет?».

Сам Папитто не знал, на что обратить такие деньги, но Милкен не оставил его советом. В июле Папитто купил на 10 миллионов долларов привилегированные акции Pantry Pride, выпущенные под «слепой пул». «Покупаешь ведь у людей, состоящих в этом бизнесе, – разъяснял Папитто, – а Перельман-то малый сметливый, да и у Pantry Pride хороший задел по налогам».

Понимал ли он, что деньги дают под Revlon? «В частных разговорах – да, они не скрывали. Все действительно шло на Revlon. Но никаких письменных обязательств – одни устные договоренности».

Утверждая, что из 750 миллионов долларов 200 миллионов предназначались Drexel и ответчики утаили этот факт, Revlon пыталась привлечь внимание к волшебной схеме Милкена: Drexel достает деньги для одного клиента, скажем, для Nortek, тот покупает бумаги Pantry Pride, a Pantry Pride – бумаги очередных клиентов, и так далее. Но если эмитент знает, что за размещение своих бумаг заплатит покупкой чужого «мусора», это должно быть отражено в проспекте. По предположению Revlon, Перельман действовал строго по схеме: для компенсирования текущих расходов на обслуживание своих бумаг он вложил часть поступлений от эмиссии, около 350 миллионов долларов, в другие «мусорные» облигации, размещаемое Drexel.

Джиттис, со своей стороны, заявил, что они обращались за «мусорными» во многие инвестиционно-банковские фирмы, но только Drexel смогла предложить нужное количество. «Появилась информация, что кое-кто хотел купить эти бумаги у Drexel и перепродать нам». Поэтому, добавил Джиттис, пришлось привлечь «независимого консультанта», который советовал, что и у кого брать.

Этим консультантом был Марк Шенкман, один из первых рекрутов Милкена на «мусорном» рынке. Шенкман как раз ушел из First Boston и занимался организацией Shenkman Capital Management; 24% в ней должны были принадлежать одному из управляющих директоров Drexel, Альфреду Фассу, который находился в Лондоне. Шенкман, естественно, рекомендовал покупать облигации у Drexel – первые эмиссии, предназначенные, по его словам, для других сделок; правда, эмитентов Шенкман не назвал. «Мы обращались в Merrill Lynch и Salomon, – пояснил он, – но у них не было достаточного количества. Я сказал им, что нам нужны пакеты в десять, пятнадцать, двадцать миллионов долларов. К тому же они – Salomon, например, – предлагали нам нефтяные бумаги [долговые обязательства нефтяных компаний], а мы таких не хотели».

По утверждению Шенкмана, Перельман и Джиттис предпочитали бумаги первых эмиссий, поскольку они были более ликвидны, чем облигации вторичного рынка. Pantry Pride приобрела облигации десяти или двенадцати выпусков примерно с такой же процентной ставкой, как и ее собственные, – пакетами по 15-20 миллионов долларов (то есть более крупными и рискованными, чем рекомендованные Шенкманом). После операции с Revlon их продали.

В июне Pantry Pride представила в Комиссию по ценным бумагам и биржам отчет только за бумаги на 350 миллионов. Но потом, когда в июне же Перельман и Джиттис устроили презентации и посетили десять городов за десять дней, спрос значительно вырос. «Ронни был в Париже, а Милкен постоянно мне звонил и твердил, что может продать на 450 миллионов, потом на 500, на 550, 650, – вспоминал Джиттис, вторя Папитто. – Наконец, на 750 миллионах мы решили остановиться».

В 1985 году клиенты Drexel все охотнее брали гораздо больше, чем первоначально заявляли, – и, соответственно, больше, чем считали нужным поначалу. «Drexel гораздо чаще прочих намеренно занижает первоначальную цифру, – пояснил Шенкман. – Это хитрый ход. Во-первых, они показывают компании, насколько они могучи, а во-вторых, покупатели начинают думать, что и сама компания сильна, раз на ее бумаги столько желающих».

Шенкман добавил, что сам, как покупатель, не испытывает восторга, когда размер эмиссии вдвое превышает первоначальную цифру: «Если захочешь сбыть бумаги, новых покупателей найти сложно. И удвоение эмиссии – тоже дело не великое; просто денег слишком много, и они прожигают карманы».

К середине сентября федеральный окружной суд отклонил все обвинения Revlon (а дальнейшее разбирательство по делу переместилось в местные суды штата Делавэр). Юристы компании так и не смогли доказать, что потенциальные покупатели облигаций знали, под какую Цель они дают деньги. В ходе слушаний суду были представлены документы, свидетельствующие, что Pantry Pride рассматривала возможность приобретения Revlon (под кодовым названием «Nicole» – в честь полуторагодовалой дочери Дональда Драпкина по имени Николь), по крайней мере, с апреля; в конце июня появилась памятная записка по «Nicole», в которой была фраза: «Цена приобретения – 47,5 доллара за акцию». Однако федеральный окружной судья пришел к выводу, что Pantry Pride не принимала решение по Revlon до начала августа. Обвинениями в нарушении правил гарантирования кредита суд, по существу, не занимался и передал их на рассмотрение Федеральному резервному управлению; оно отреагировало, но лишь через несколько месяцев, когда драма Revlon-Pantry Pride стала историей.

Не удалось доказать и другое утверждение Revlon: что Pantry Pride и Drexel выборочно информировали некоторых арбитражеров до обнародования заявки, побуждая скупить крупные пакеты акций компании и «придержать» их для Перельмана и Милкена. Вместе с тем, в последние пять дней перед обнародованием заявки Pantry Pride ежедневно продавалось и покупалось в среднем 1 258 800 обычных акций Revlon, тогда как в предшествующие пять дней – в среднем 283760. Иными словами, как заметил Браунстейн из Wachtell, «акционерная база компании полностью изменилась раньше, чем были сделаны публичные заявления».

Консультанты Revlon не присутствовали на судебных заседаниях и не пытались обличить Перельмана. Да и «ядовитую пилюлю» – защитные меры, которые применили непосредственно перед официальным выступлением Pantry Pride, – они рассматривали не более как выигрыш времени. Остановить Перельмана они задумали крупным корпоративным маневром – предложением обменять десять миллионов обыкновенных акций на пакет обязательств и привилегированных акций по 57,5 доллара за штуку, то есть обменять около четверти акционерного капитала на долговые бумаги.

После того как 26 августа предложение о выкупе акций было опубликовано, Бержерак, по рассказам, собрал группу управляющих в большом конференц-зале напротив своего кабинета на 39-м этаже здания General Motors; показав на висевший там меч, он торжествующе объявил: «Мы тут кое-что отрезали Перельману и прибили на стену».

Вся схватка сопровождалась подобными воинственными заявлениями. Перельман рассказал, что как раз перед опубликованием предложения Revlon Рифкинд организовал ему встречу с Бержераком и Лайменом в своем офисе. «Они думали, что для меня эта встреча – шанс отступить по-хорошему, а я-то думал, они хотят договориться по-хорошему. Никогда не забуду, как Бержерак посмотрел мне в лицо и сказал: „Меня не запугаешь. Я охотник на крупную дичь. Я выжидаю, когда тигр бросится, и с десяти футов всаживаю ему пулю между глаз". Я ответил: „Тогда вам нечего бояться встречного предложения"“.

Между тем Бержерак не сомневался в победе, а его уверенность подогревали консультанты. «Они единодушно убеждали меня, что, если мы проведем обмен, Перельману будет конец», – вспоминал потом Бержерак.

Помимо обращения четверти капитала компании в долговые обязательства заявка управляющих предусматривала ограничения, которые, помимо прочего, запрещали продажу большинства активов и увеличение задолженности, без чего не обошелся бы ни один вариант Pantry Pride. Правда, директоры могли отменить эти ограничения.

Большинство сторонних наблюдателей соглашались с Бержераком и его консультантами-оптимистами. Через два дня после обнародования заявки управляющих в деловом разделе «The New York Times» появились две статьи. Одна, под названием «Победа Revlon близка», сравнивала выкуп управляющими Revlon собственных акций с подобной же операцией CBS, которая заставила отступить Теда Тернера. Другая – «Pantry Pride промахнулась» – рисовала Перельмана в виде всадника, бросающегося с копьем на ветряные мельницы, то есть как заведомого неудачника.

«В Morgan Stanley, – вспоминал один сведущий человек, – царило уныние. Люди сетовали: участие во враждебной сделке не в традициях фирмы, а Гличер всех заверил, что они никому не враги. Эрик попал в крайне неприятное положение».