Как брать интервью - Евгений Криницын Страница 6

Я делаю спектакль — это тоже беседа. У меня нет никакого другого оружия, кроме разговора. С артистами, с сыном, с гостями программы «Наблюдатель» я разговариваю одинаково. Никакой принципиальной разницы нету. Есть еще такая история, когда у меня берут интервью. Бывает часто, когда я спорю. Бывает, когда я пытаюсь доказать какую-то свою позицию.

Маска

Надо ли маску надевать или нет? Что это значит? Я вообще разговариваю так, а когда включается камера, должен разговаривать эдак? То есть по-другому, то есть не так, как я привык? То есть надевать маску. Мне кажется, это не нужно.

Что касается человека, которого ты интервьюируешь, то иногда необходимо снять с него маску, если тебе

нужен доверительный разговор. Как сделать так, чтобы собеседник стал самим собой? Расслабился? Я, когда читаю лекции по общению, всегда спрашиваю: «Из чего сделана маска? Из какого материала?» С моей точки зрения, она сделана из воска. Она сделана из какого-то материала, который растапливается теплом. Это такой принципиальный момент. Это действует не на всякого. Но, если человек чувствует, что ты к нему расположен, если он понимает, что стал центром твоего мира, понимает, что то, что он говорит, тебе интересно, маска может быть растоплена. Но надо иметь в виду, что, если дальше ты сорвался, обхамил его или он понял, что ты к нему неискренно относишься, он надевает следующую маску, она уже из чугуна. Ее уже нельзя снять. То есть если ты один раз обманул человека, он закрывается от тебя, и всё.

Ведь для чего люди надевают маски в жизни? Не метафорически, а буквально. Есть две цели. Первая — то, для чего надевает маску хоккейный вратарь или люди, которые дерутся на рапирах, — для защиты. Вторая цель, для чего надевает маску артист комедия дель арте, — чтобы выглядеть другим. Вот ровно для этого же люди надевают маску в повседневной жизни. Для того, чтобы защититься, и для того, чтобы выглядеть другим. Дальше, если хочешь эту маску снять, надо действовать теплом.

Но надо понимать, что маску не обязательно всегда снимать. Если перед тобой живой человек, то нужно. А если видишь перед собой социальную функцию, тогда маску снимать не надо. Потому что очень часто,

когда берут интервью у президента страны или начальника Сбербанка, этот человек интересует как социальная функция. И тогда он будет, конечно, надевать маску.

Человек — центр мира

Человек должен стать центром твоего мира. Это очень важно. И он должен понимать: то, что он говорит, тебе на самом деле очень интересно. Это невероятно трудно сыграть. И поэтому я, когда учу студентов, всегда говорю, что у журналиста должно быть очень важное качество — ему люди должны быть интересны. Он не должен их всех любить, это невозможно и не нужно, но они должны быть ему интересны.

Если человек тебе интересен, то он это чувствует. Если он тебе не интересен — не будь журналистом. Я говорю своим студентам: например, если вы сидите со своими друзьями или родственниками и вам ни с кем не хочется разговаривать, бросайте профессию. Если вы едете в такси и не беседуете с таксистом, бросайте профессию. Ты можешь быть Толстым, Лермонтовым или Достоевским, но ты не журналист, потому что журналисту люди должны быть интересны.

Отцы и дети

Я убежден: если мы говорим про интервью как про жанр жизни, очень важно, чтобы человек тебе был интересен. И незнакомый, и близкий. Это, например, очень важно, когда родители говорят с детьми. Потому что очень часто дети понимают, что не интересны родителям. И тогда они надевают маску. То есть папа говорит: «Иди делай уроки». Ребенок отвечает: «Хорошо». Ребенок надевает маску ученика, а папа — воспитателя.

На самом деле с детьми есть всего два варианта: родители видят в ребенке либо человека, либо объект для воспитания. В 90 случаях из 100 видят именно объект для воспитания. В 90 случаях из 100 папа с мамой знают, как надо детям. Они знают дорогу к счастью и тащат на эту дорогу своего ребенка. Он не тащится. Или тащится, чтобы они отстали. В 10 случаях из 100 родители видят, что ребенок — это человек, исходят из этого и соответственно с ним разговаривают.

Если родители хотят подружиться со своим ребенком, они должны не воспитывать его, а видеть в нем равного.

Спектакль — интервью

Мне очень интересно разбираться в людях. Собственно, ничего другого я в жизни не делаю.

В Школе современной пьесы прямо во время спектакля, на сцене, я брал интервью у простых людей. Спектакль ставил Иосиф Леонидович Райхельгауз. Это был спектакль без пьесы. Скажем, он сажал двух актеров: пожилого и молодого. Например, Альберта Филозова и Вадика Долганова и говорил: «Вы отец и сын, которые не виделись 20 лет. Вот и общайтесь». Так постепенно рождался спектакль из этюдов. Райхельгауз

хотел, чтобы это действо начиналось с того, что будут приглашать звезду, сажать ее в зал, а я буду выходить на сцену и брать интервью. Я сказал: «Я уже столько брал интервью у звезд, давай буду брать интервью у простого человека и говорить с ним про любовь. Я буду предлагать желающим выйти на сцену и поговорить со мной». Райхельгауз волновался, что никто не выйдет. Выходили всегда.

Не было ни одного скучного интервью. Было не очень интересное, когда одна известная актриса просила меня поговорить с ее мамой. Мама специально готовилась, и это было скучно.

Было много разных историй, поразительных и невероятных. Например, вышла бабушка лет 70. Я спросил, счастливая ли у нее любовь. Я всегда начинал с этого вопроса. Она ответила: «Сейчас счастливая». И рассказала, что любила молодого человека, у них не сложилось, и они прожили жизнь отдельно. После смерти его первой жены, когда им обоим было под 70, он ей сделал предложение. Они стали жить вместе и живут как абсолютно счастливые люди.

Или, скажем, совершенно шекспировская история.

Парень-осетин ехал по Москве на машине, увидел девушку, она ему очень понравилась, он вышел из машины, стали дружить. Дальше у них начался роман. Потом они поехали в Пятигорск на машине отдыхать. Однажды он заправлялся на бензоколонке и услышал