Робер Мантран - Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного Страница 10

Воссоздаваемой ими картине удивляться не приходится, поскольку она одна и та же как для всех городов Ближнего Востока и Северной Африки, так и для многих европейских городов. Путешественников поражают не только грязь и нечистоты на улицах, но и узость и теснота улиц, трудность проезда и прохода по ним. Только одна из стамбульских улиц удостаивается похвалы иностранцев. «Единственная улица в Стамбуле, пригодная для дорожного движения, это та, что ведет от Сераля к Адрианопольским воротам; остальные тесны, темны и хороши лишь для устройства разбойничьих притонов»{62}, — говорит один из них. Другой вторит: «Во всем городе — лишь одна по-настоящему прекрасная улица. Это — та, что соединяет Адрианопольские ворота Стамбула с Сералем. Она широка, пряма и без крутых подъемов и спусков, хотя и проходит по холмам. И вот еще что делает ее прекраснейшей из всех: сам султан и самые видные представители дворцовой знати во главе своей блестящей свиты время от времени проезжают по ней»{63}.

Улица, о которой идет речь, называется Дивандому джадеси, или, в переводе, «улицей Дивана (Совета)». Именно по ней следует кортеж султана, когда тот отправляется в Адрианополь, и вдоль нее высятся некоторые из самых величественных мечетей Стамбула. Она представляет собой основную продольную ось города и совпадает с главной улицей Константинополя — Мезей. Это к тому же одна из очень редких улиц Стамбула (и Галаты), которая отличается от большинства своих сестер отсутствием значительных перепадов уровней. Ибо как раз такие-то перепады и становятся главной трудностью передвижения: ландшафт заставляет улицы то подниматься, то опускаться по склонам холмов, на которых стоит столица. Причем подъемы и, соответственно, спуски — под таким углом, что движение повозок делается иногда практически невозможным. «Внутри город то слишком высок, то слишком низок, вследствие чего далеко не до каждой его части можно добраться на карете. Вот почему турки в большинстве случаев сами предпочитают разъезжать по городу верхом и прибегают к каретам разве только ради того, чтобы своих жен отправить в баню. Нет у них ни двуколок, ни телег, а для переноски тяжестей используют армян, как мы используем грузчиков»{64}. Процитируем еще и делла Валле: «Здесь мало улиц, по которым могли бы легко проехать маломестные рыдваны, не имеющие особого устройства для торможения (именно ими как раз и пользуются обычно женщины, а также те, кто не может ходить). По остальным улицам приходится либо ездить верхом, либо ходить пешком; последний способ передвижения доставляет мало радости»{65}.

Во время и после дождя улицы, по большей части немощеные, превращаются в настоящую топь. Более того, они служат вместилищем для мусора, отбросов и нечистот, так что «по ним едва можно пробраться». Между тем предписания городских властей сурово, под угрозой штрафов, требуют, чтобы улицы подметались, чтобы их проезжая часть поддерживалась в должном состоянии, а ремонт осуществлялся силами и средствами жильцов соседних домов, чтобы отбросы и мусор аккуратно собирались и выбрасывались в море{66}. Население вряд ли следовало букве этих мудрых постановлений.

Улицы по обе стороны уставлены домами и торговыми лавками скромного, если не сказать убогого, вида, за исключением резиденций городской знати. Мнение иностранных путешественников на этот счет настолько единодушно, что оно заслуживает полного доверия, без оговорок: «Жилища частных лиц обычно ниже среднего уровня как по своему внешнему довольно неприглядному виду, так, нужно думать, и по внутреннему убранству. Только дворцы султана, мечети, бани, рынки, особенно рынки ценных тканей, выглядят роскошно, если смотреть на них издали»{67}. Вышеприведенное мнение Уэлера разделяется и другими наблюдателями. Приведем высказывание Ферманеля: «Дома частных лиц плохо построены и неудобны»{68}. А вот заметка Пети де ла Круа: «Число домов достигает тридцати шести тысяч или около того, они очень плохо построены… Все они внутри представляют жалкую картину, но снаружи довольно хорошо разукрашены…»{69}

Настолько хорошо, что восклицания восхищения, вызываемые внешним видом города, перерастают в хор разочарования, когда иностранцы углубляются в улицы Стамбула: «Дома частных лиц по большей части деревянные и к тому же очень плохо построены. Прежде всего это суждение относится к базарам (так называются торговые заведения на рынках), почти все они одноэтажные. Такая лавочка настолько хороша снаружи, что, когда входишь в нее, невольно восклицаешь: „Да это другой город!“»{70}

Конечно, здесь речь идет лишь о самых рядовых домах, но они-то и составляли подавляющее большинство жилищ в Стамбуле. По соседству с ними высились особняки, обитатели которых привыкли жить на широкую ногу, дворцы или серали частных лиц, конаки. Об этой категории зданий путешественники составили представление, прямо противоположное тому, что вынесли из знакомства с жилищами простого люда. «В Константинополе — множество сералей частных лиц, однако снаружи они не только некрасивы, но вызывают отвращение. Как мне представляется, столь обманчивая наружность им придается для того, чтобы избежать зависти Великого Господина (так европейцы частенько называли турецкого султана. — Ф. Н.)»{71}, — одна и та же нота звучит и у Д’Арвье, у Ле Брюина и у других. Путешественники обычно разочарованы экстерьером домов стамбульской знати, зато обнаруживают, что их интерьер куда более приятен, нежели можно было бы ожидать по внешнему виду{72}.

Если попытаться провести «социальную» классификацию жилых домов, то ее следует начинать с эва. Эв — маленький домик, жилище рабочих, ремесленников, торговцев, служащих низшего и среднего звена. За ним следует конак — это более престижная резиденция лиц, обладающих довольно высокими доходами. Конаки, пожалуй, можно поставить на один уровень с особняками зажиточных семейств в Европе. Вершину этой градостроительной иерархии, разумеется, занимают серали или дворцы и самых важных сановников османского правительства. Конаки и серали, впрочем, имеют мало принципиальных различий в планировке и расположении помещений и демонстрируют общую заботу о внутреннем убранстве и уюте. «Дома важных сеньоров по внешности довольно неказисты, но они великолепны внутри. Апартаменты велики, хорошо декорированы позолотой и росписями и содержат в себе все, что только может способствовать удобству и удовольствию тех, кто в них обитает»{73}.

В строительстве как обычных домов, так и наиболее фешенебельных резиденций, дерево — основной, но далеко не единственный материал. Дома невелики по размерам и состоят, как правило, из двух этажей. Более поздний регламент (1725 года) уточняет: высота домов, принадлежащих мусульманам, не должна превышать 12 зира (локтей), то есть 9 метров, домов не мусульман — 9 зира, то есть 7 метров, торговая же лавка не должна быть выше 4 зира — 3 метров{74}.

Иные дома возводятся на каменном цоколе («лучшие из них сложены из кирпичей или грубо обтесанных камней»{75}), но в любом случае весь остов дома, включая главные несущие конструкции, составляется из деревянных балок и перекладин. Пьетро делла Валле так описывает ход строительства: «Когда принимаются за строительство домов, то первым делом, как и при постройке корабля, слагают их остов; как только остов сложен, его покрывают кровлей, прежде чем заняться чем-либо еще; делается это для того, чтобы обезопасить стройку от дождя, который иначе мог бы на стройке попортить многое: например, некоторые пространства между стояками заполняются землей, которую необходимо предохранить от проникновения воды»{76}. Описанная технология строительства (в Анатолии она применяется и поныне) довольно груба, но все же отвечает поставленной задаче или, точнее, двум задачам, — во-первых, обеспечить известную солидность здания (земля или, точнее, промятая глиняная масса с течением времени затвердевает, что и позволяет строению выдерживать непогоду) и, во-вторых, провести строительство быстро и дешево, не прибегая к дорогостоящим строительным материалам. Конаки и серали строятся примерно таким же способом, с тем только различием, что их цоколи — всегда из камня. Загородные дома «по большей части деревянные, и не по той причине, что дерево как строительный материал более в Турции доступно, чем мрамор и камень, а по той, что строительство из деревянных конструкций требует меньше времени и труда»{77}.

Поскольку частные дома и торговые заведения в громадном своем большинстве строятся из дерева, они становятся легкой добычей частых пожаров: двадцать один пожар за период с 1633 по 1698 год истреблял в Стамбуле каждый раз полностью от одного до нескольких кварталов{78}. Исторические источники упоминают, естественно, лишь самые разрушительные из них, обходя молчанием куда более многочисленные случаи менее крупных возгораний. Надо сказать, что огонь легко находил для себя пищу в деревянных домах и лавках. За считаные минуты первоначально незначительное происшествие принимало размеры катастрофы, особенно при сильном ветре, который в Стамбуле дует часто. Пожары зарождались, конечно, в самых плотно населенных и торговых кварталах, разрастаясь шире, унося человеческие жизни далеко за пределами первоначального очага возгорания и нанося огромный ущерб экономике города в целом, так как огонь свирепствовал не только в жилых кварталах, но и на торговых складах. «Шесть пожаров за два месяца уничтожили в Константинополе более трех тысяч домов и лавок; на прошлой неделе сгорел большой двухэтажный магазин. Англичане потеряли в нем сукна и других товаров на сорок тысяч экю…»{79} Даже дворец Великого Господина подвергался опасности: в 1665 году пожар опустошил ряд его помещений, и потребовалось более трех лет для его полного восстановления.