Михаил Армалинский - Соитие (Альманах эротической литературы) Страница 10

Аг на мгновенье задумался и продолжал:

— Это правда, что чувства конечны, как и сама жизнь. Но невозможно поддерживать отношения с женщиной в убеждении, что они обречены. Так и жизнь возможна только в иллюзии вечности. И хотя неизбежное разрушение этой иллюзии трагично или, по меньшей мере, болезненно, нам остаются наслаждаться тем периодом, в течение которого иллюзия ещё жива, а потом уже принимать последствия её смерти. И этому есть единственная альтернатива — не наслаждаться комедией иллюзии, а постоянно пребывать в трагедии правды.

Муж усмехнулся и сказал:

— Вы забываете, что и комедия, и трагедия, о которых вы говорите, существуют только при так называемой любви, которая имела место в прошлом, то есть любви одной женщины к одному мужчине и наоборот. Такая любовь, естественно, не может длиться всю жизнь, и существовала она лишь как демонстрация несовершенства отношений между полами.

Оживить любовь и сравнять её по продолжительности с жизнью можно только за счет увеличения числа партнеров и, следовательно, уменьшения привязанности друг к другу. Эти условия прекрасно воплощаются в нашем обществе.

Аг вспомнил, как гладко у него происходило переключение любовной энергии с одной женщины на другую, если между ними не возникало одиночества, как происходило смягчающее наложение во времени конца одних отношений на начало других. Никаких переживаний о разлуке с предыдущей женщиной не появлялось, если поступление новых женщин того же или лучшего качества не прекращалось.

Тоска о разлуке приходила только в одиночестве. Но когда он находил достойную замену, тоска исчезала бесследно. И выпроваживая очередную любовницу, он чувствовал, что самое большое счастье — это быть одному, зная, что ты не одинок, то есть зная, что ты всегда можешь одиночество прервать, как только этого пожелаешь.

Лю думала о своем, впервые осмеливаясь признаться себе в правомерности своих мыслей. Она думала о круговой поруке обоюдного оргазма. Мужчина и женщина, испытавшие его, становятся подобны соучастникам преступления, что обагрены кровью жертвы. Только жертвой в данном случае становятся запреты, табу. Поэтому любовников связывает наслаждение, как преступление, ибо, по человеческим законам, наслаждение и является преступлением, если оно не санкционировано обществом.

Святая святых для каждого человека — личная, то есть половая жизнь жизнь, где человек вытребовал себе свободу от общества и где общество отступило и якобы согласилось не вмешиваться в эту область. Так вот в эту святую личную жизнь общество влезает так же бесцеремонно, как и во всё остальное. Более того, человек, который с первого взгляда, казалось бы, оберегает личную жизнь от общества, на самом деле ищет его вторжения и даже не чувствует её полноценной, пока общество не наложит на его личную жизнь свою лапу в виде женитьбы, которая является лицензией общества на половую жизнь.

На своем опыте и опыте своих подруг, Лю знала, что большинство длительных любовников и любовниц не будут чувствовать покоя на душе, пока они добровольно не подвергнутся агрессии общества под видом женитьбы. Женитьба есть не что иное, как акт мазохизма, ущемляющий свободу каждого из партнеров во имя легализации половой жизни. Общество засылает своих провокаторов, террористов и шантажистов даже в отношения любовников. Оно делает это с помощью насаждения стыда, вины, неудовлетворенности, образующихся из-за самоволия в совокуплении любовников, на которое они решились без разрешения общества.

Только на мгновенье оргазма они становятся самими собой. Недаром он сравнивается со смертью, которая также, но устрашающе радикально, освобождает человека от общества.

А Муж между тем продолжал:

— Любовь к одному партнеру была вынужденной и являлась результатом несовершенства общества, которое было не в состоянии предоставить каждому или каждой постоянно имеющийся в наличии выбор вожделенных мужчин или женщин. Моногамия установилась только потому, что правители общества сделали полигамию невозможной или преступной, а вовсе не потому, что она естественное состояние человека. При свободном выборе восторжествовала бы полигамия, но его людям не предоставили. Только с помощью моногамии удаётся узурпировать народ и заставить его работать. Сейчас, в нашем обществе у нас нет нужды в работе и в добывании себе пропитания, мы живем в изобилии, пока существует Земля.

С точки зрения психологической, моногамия эквивалентна мастурбации, так как однообразие и привычность тела постоянного партнера, которое становится родным, как твоя собственная рука, перестают возбуждать тебя. Интерес к моногамному партнеру продолжает возникать либо в результате накапливающегося внутреннего сексуального напряжения, которое не зависит от партнера, а лишь от срока воздержания, либо тебя возбуждают фантазии о других телах. А под рукой находится моногамное тело, в которое ты изливаешь свои фантазии вместе с избытком семени. Что же такое моногамия в нашем сегодняшнем понимании, один партнер на всю жизнь, или на год, или на день?

Нет, моногамия — это когда совокупляешься с одной женщиной в данный момент.

Вот когда совокупляешься одновременно более, чем с одной, тогда только и наступает полигамия.

Но возвратимся к нашим запретам. Наложение табу на рот ограничивает разнообразие отношений между людьми, а это самое верное средство для остановки технического прогресса, которой мы добивались. Все беды происходят не от чего иного, как от способности человека разговаривать, а вернее болтать, обещать и не выполнять, вводить в заблуждение. Раньше даже путь к совокуплению был прегражден бесконечными разговорами.

Балахоны и греховность рта уничтожают публичные речи и никчёмные разговоры. Эзотеричность мышления — основа мирной жизни. Когда же мысль, справедливая для данного человека, передаётся другому, который подцепил её из-за удобства или из-за отсутствия собственных мыслей и хочет сделать её своей, тогда-то и возникают конфликты между людьми. Безусловно, что не будет никогда такого положения, когда между людьми не будет возникать трений. И мы решаем это буквально — чтобы не было трений, женщины должны быть всегда хорошо смазаны желанием и совокупление снимет напряжения, которые, не произойди оно вовремя, могли бы превратиться во вражду или войну между людьми. Достижение нашего общества состоит в том, что мы можем снять напряжения до того, как они становятся опасными.

— Расскажите, как образовалось ваше общество, с чего всё началось? — спросила Лю.

— Прежде всего мы должны были создать условия, при которых Земля не могла бы быть уничтожена войной, развязанной каким-либо агрессивным правителем.

Наши патриархи должны были гарантировать уничтожение всякого правителя, по натуре достаточно агрессивного, чтобы развязать войну.

Тут под влиянием неожиданного порыва, Муж вдруг опустился на колени перед Лю, развёл ей ноги и полизал ей клитор. Жена, не сводя глаз с мгновенно размякшей Лю, поманила Ага и вставила его воспрявший член в себя. Муж развернулся так, что Жена смогла взять его член в рот, и через несколько прекрасных минут они дружно кончили.

— Так на чем мы остановились? — спросил Муж, принимая прежнюю позу, на которой он прервал беседу. Все постепенно приходили в себя.

— Мы говорили о способе предотвращения войн, который вы используете, напомнил Аг, промокая междуножье Жены своим балахоном и представляя, что когда придется его надеть, то оставшийся запах будет навевать ему дивные воспоминания.

— В давние времена, — продолжил Муж, — главы войск вступали в единоборство. Таким образом, часто избегалось кровопролитие у самого войска. В этом крылось понимание, что военачальники могут предотвратить кровопролитие с помощью собственной смерти. Впоследствии правители поподлели, послабели и не оказывались впереди войска на поле боя, а прятались в замках, дворцах, бункерах. Они перестали рисковать собственной жизнью. Наступил долгий период в человеческой истории, когда правители перестали вступать в единоборство, они не сражались на мечах, но они сражались своими народами, оберегая собственную жизнь для наслаждения трофеями и триумфом победы или для комфортабельного побега в случае поражения.

— Но это не вполне справедливо для общества ядерного времени. Ядерное оружие не пожалело бы никого и побег устраивать было бы некуда, — вставила Лю.

— Вот именно, из-за, так сказать, всепроникновенности ядерного оружия, правители стали осмотрительнее, потому что уже не удалось бы, подставить свой народ под удар и откупиться его кровью, как это происходило прежде. То есть, любой правитель начал понимать, что, начав ядерную войну, он совершит самоубийство. Потому-то войны в ядерный век велись не ядерным оружием, а огнестрельным и химическим, оружием, от которого правитель мог по-прежнему укрыться — укрыться своим народом.