Михаил Горбаневский - Слово – история – культура. Вопросы и ответы для школьных олимпиад, студенческих конкурсов и викторин по лингвистике и ономастике Страница 10

22. Правильный ответ – вариант № 2.

В основе фамилии ЕВТУШЕНКОВ лежит народная форма крестильного имени ЕВТИХИЙ – «счастливый». Фамилия Евтушенков принадлежит к популярному типу исконно славянских фамилий, образованных от народной формы крестильного имени родоначальника. Большинство славянских фамилий образовано от христианских имён, содержащихся в церковном календаре – святцах. По религиозным канонам ребёнка называли в честь того или иного святого, почитаемого церковью в строго определённый день года. Христианская религия пришла на Русь в X веке из Византии. Византия заимствовала её у Римской империи, в Рим же она проникла с Ближнего Востока. Поэтому большинство христианских личных имён заимствовано из древних языков: греческого, латинского, еврейского. Эти непривычные по звучанию имена осваивались живой речью, пока не начинали звучать вполне по-славянски.

Имя Евтух, от которого образована фамилия Евтушенков, – популярная в прошлом во многих говорах восточных славян народная форма канонического крестильного имени Евтихий, которое включено в православный именник в честь носивших его святых, именины которых празднуются 1 января, 2 февраля, 22 марта, 9, 19 апреля, 4 мая, 10 июня, 5, 6, 15, 20 сентября и 20 ноября. В переводе с древнегреческого имя Евтихий означает «счастливый». ЕВТУШЕНКОВ >< ЕВТУХ >< ЕВТИХИЙ >< «СЧАСТЛИВЫЙ».

Народные формы имён нередко полностью подменяли собой полные канонические имена, даже в документах выступая в качестве имён официальных. Так, например, в «Актах Южной и Западной России» в 1591 году упоминается Евтух Шафранович, крестьянин; в «Архиве по Юго-Западной России» в 1600 г. – Евтух Саевич, крестьянин Пересопницкого монастыря. Неудивительно, что фамильное прозвание потомков часто записывалось не от канонического имени, а от более привычной народной формы церковного имени родоначальника.

В каждом регионе фамилии образовывались согласно местной традиции. Формантенко, присутствующий в фамилии Евтушенков и ныне ошибочно называемый украинским, в действительности является древнейшим общеславянским патронимическим суффиксом, который во времена

Киевской Руси означал «маленький» или «сын такого-то», то есть Евтушенков буквально понималось как «сын Евтуха».

До XVII в. значительная часть отчеств, записанных в юго-западных и в западных русских землях, была образована при участии этого суффикса. В процессе заселения так называемого «Дикого Поля», т. е. донских земель (которое осуществлялось в основном выходцами из Восточной Украины и южных земель Московской Руси), фамильные прозвища такого типа получили большое распространение и в казачестве. Лишь позднее, в XVII–XVIII вв. в этих землях возобладала, ставшая официальной, великорусская поздняя форма фамильных прозвищ на – ов/ев и – ин.

23. Правильный ответ – вариант № 5: Афанасий Фет, исторически – ФЁТ.

Афанасий Афанасьевич Шеншин (он же Фет) – известный русский поэт-лирик. Родился 23 ноября 1820 года неподалёку от города Мценска, Орловской губернии, в деревне Новосёлки. В 1842–1843 годах два русских журнала «Москвитянин» и «Отечественные записки» открыли для читающей публики нового поэта; среди его пёстрой лирической россыпи выделялись и сразу запоминались несколько поэтических циклов, и прежде всего «Снега» и «Вечера и Ночи». Тут же была и небольшая поэма под названием «Талисман», где автор рекомендовался читателю сельским жителем: «Деревню я люблю… Плохой я горожанин». Новый поэт явно пришёл из мира усадебной России: это было видно и в стихотворении «Деревня» («Люблю я приют ваш печальный // И вечер деревни глухой…»), это сказалось и в теме «Вечернего сада» («Не бойся вечернего сада, // На дом оглянись-ка назад…»); это прозвучало и в строфах «На заре ты её не буди», ставших вскоре благодаря музыке А. Варламова «почти народною песней». А отсюда – уже один шаг до того стихотворения (появилось оно в июле 1843 года в «Отечественных записках»), которое являло собой как бы «лирический автопортрет» нового поэта:

«Я пришёл к тебе с приветом,Рассказать, что солнце встало,Что оно горячим светомПо листам затрепетало;Рассказать, что лес проснулся,Весь проснулся, веткой каждой,Каждой птицей встрепенулсяИ весенней полон жаждой;Рассказать, что с той же страстью,Как вчера, пришёл я снова,Что душа всё так же счастьюИ тебе служить готова;Рассказать, что отовсюдуНа меня весельем веет,Что не знаю сам, что будуПеть, – но только песня зреет».

Если бы к этому времени уже существовала автобиографическая повесть С. Аксакова об усадебном детстве, могло бы показаться, что в этом стихотворении прозвучал голос повзрослевшего аксаковского героя. Но кому же на самом деле этот голос принадлежал? Под стихотворением стояла полная подпись – и такой фамилии явно было не найти ни в одной из родословных книг российского дворянства: «А. Фет». Фамилия усадебного питомца звучала явным псевдонимом; однако тайна этой фамилии была совсем не литературного, а жизненного – и притом весьма драматичного происхождения.

Эта тайна приоткрывалась, если рядом с загадочным «Фетом» поставить другую фамилию – ту, которую этот же человек носил несколько лет назад: Шеншин. Автором стихотворения «Я пришёл к тебе с приветом» был Афанасий Шеншин-Фет, выросший в семье мценского помещика Афанасия Неофитовича Шеншина, в его усадьбе Новосёлки.

… В сентябре 1820 года дворня Новосёлок встречала своего барина, который отсутствовал почти целый год: ездил лечиться на воды в Германию. Отставной гвардеец, 44-летний Шеншин вернулся не один: он привёз с собой жену – 22-летнюю Шарлотту Фёт, которая бросила в Германии, в Дармштадте, своего мужа Иоганна Фёта, дочь Каролину, старика отца Карла Беккера, всё принеся в жертву своей страсти. Вскоре после приезда Шеншина с Шарлоттой в Новосёлки и появился на свет младенец Афанасий; точная дата его рождения неизвестна (варианты: 29 октября; 23 ноября; 29 ноября). Но это лишь малая часть той «тайны происхождения», которая стала жизненной драмой этого человека. Главное же в том, что А. Шеншин явно не был его отцом, но и И. Фёт не считал его своим сыном (это явствует из переписки Шеншиных и Беккеров, разысканной уже в наше время Г. Блоком). Ребёнок Шарлотты Фёт, родившийся осенью 1820 года в Новосёлках, был записан в метрических документах сыном Шеншина; этот подлог каким-то образом всплыл в 1834 году, последовал официальный запрос о рождении Афанасия и о браке его родителей – и тут жизнь мальчика испытала катастрофическое «превращение». Прожив четырнадцать лет в Новосёлках и считаясь «несомненным Афанасием Шеншиным», он вдруг был отвезён в далёкий лифляндский городишко Верро, помещён в частный пансион немца Крюммера и вскоре поставлен в известность, что ему следует отныне именоваться «гессендармштадтским подданным А. Фётом». Эта «честная фамилия» немецкого мещанина (права на которую для Афанасия с большим трудом добились его мать и Афанасий Неофитович у дармштадтских родственников) спасала мальчика от позорного клейма «незаконнорождённого», которое отбросило бы его на самое дно общества и навсегда закрыло перед ним все пути в жизни; но вместе с тем эта короткая фамилия, такая «мягкая» (Фёт – по-немецки «жирный»), принесла её новому владельцу «жесточайшие нравственные пытки», подготовившие в его душе почву для того неискоренимого пессимизма, которым впоследствии так отличались убеждения этого человека.

Оторванный от семьи, потерявший свою фамилию, отлучённый от дома (его не брали в Новосёлки даже на летние каникулы), одинокий Афанасий рос в чужом городе, чувствуя себя «собакой, потерявшей хозяина». Нетрудно представить, куда уносились мысли и чувства пятнадцатилетнего изгоя: однажды, оказавшись на верховой прогулке у лифляндской границы, он за пограничным мостиком соскочил с лошади и бросился целовать русскую землю. Где-то там, за тысячи вёрст, были Новосёлки – его усадебная колыбель, единственная отрада его души…

Но уже готовилась и иная отрада для этой души: в глубине своего существа юный Афанасий чувствовал рождение того света, который вскоре станет его торжеством в борьбе с жизненным мраком: «В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность…». Это подавал голос никому ещё не ведомый творческий дар, это просилась к жизни поэзия. Но прежде чем эти тайные цветы появились, Афанасий должен был пережить новую перемену, столь же неожиданную, как и первая, но несравненно более радостную: по воле Шеншина он сменил Лифляндию на Россию, Верро – на Москву, пансион Крюммера – на пансион профессора Московского университета Погодина. Осенью 1838 года погодинский пансионер становится студентом университета, и в это же время происходят два события, которые и обозначают в его жизни момент «рождения поэта»: восемнадцатилетний Афанасий начал неудержимо писать стихи и познакомился с Аполлоном Григорьевым, тоже студентом университета и тоже горевшим страстью к стихотворству. Вскоре два друга, «Афоня» и «Аполлоша», стали и совсем неразлучны: Афанасий переехал в дом Григорьевых на Малой Полянке в Замоскворечье и поселился в комнатке на антресолях, через стенку от Аполлона. В этом доме друзья готовили к печати первый, «студенческий», сборник стихов Афанасия (который вышел в 1840 году под инициалами «А. Ф.»); в этом же доме были созданы и многие уже зрелые, самобытные стихотворения, которые вскоре стали появляться в журналах под именем «А. Фет». Эта полная подпись впервые появилась в конце 1842 года под стихотворением «Посейдон» в журнале «Отечественные записки»; может быть, следует приписать случаю, ошибке наборщика то, что буква «ё» превратилась в «е», но сама перемена была знаменательной: фамилия «гессен-дарм-штадтского подданного» отныне обращалась как бы в литературный псевдоним русского поэта… И вот в 1843 году в июльском номере журнала «Отечественные записки» читатели нашли стихотворение, в котором можно было равно видеть и «лирический автопортрет», и «поэтическую декларацию» нового поэта: «Я пришёл к тебе с приветом».