Робер Мюшембле - Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней Страница 11

Источник наслаждений

С недавних пор иметь доступ к удовольствиям само по себе доставляет удовольствие. Нельзя сказать, что подобного не было раньше, но сейчас это явление приобрело особые масштабы. В первые две трети XX века общество тянулось то к пороку, то к добродетели, и периоды сменяли друг друга невероятно быстро. Время свободы нравов сменялось временем тревог и лишений мировых войн; строгие моральные нормы, воцарившиеся в 1950-е годы, были сметены ветром свободы мая 1968. Затем, как кажется, маятник замедлил качание и весы склонились в сторону моральной вседозволенности наших дней. Значит ли это, что цикл колебаний «подавление-свобода», установившийся в западной цивилизации с 1700 года, прекратил свое существование? Сохраняет ли свою роль в гедонистическом европейском обществе

XXI века усилие сублимации, необходимое в фазе под ления? Возможно, наше общество, вставшее на путь унификации, оказалось во власти новой логики развития, Три процесса способствуют освобождению личности от нравственных оков — ослабление жесткости в вопросах морали в церкви, как католической, так и протестанте кой; признание вопросов прав и свобод личности более важными в мировом масштабе, чем вопросы экономического и коммерческого развития; революция в сфере прав женщины, наступившая после многовекового патриар* хального угнетения. Классический треугольник, состоящий из взрослых мужчин, юношей-иодростков и женщин, покоился на неоспоримом главенстве первой группы, определяющей способ существования двух других. Но ни вторая, ни в особенности третья группа не желают больше принимать правила игры в ущерб собственным интересам. Все хотят наслаждаться жизнью как можно быстрее и как можно полнее. Терпеть и страдать — ради чего? Копить, но не пользоваться накопленным — зачем?

Мощь той или иной цивилизации проявляется в том, насколько быстро она приспосабливается к наступившим переменам и потрясениям. Готовность Европы к скачку, на мой взгляд, не вызывает сомнений. Однако историк, наблюдающий и оценивающий современные ему явления, перестает быть историком. Он может только судить; хорошо или плохо живется ему в современном мире. Среди меняющихся ценностей он теряет иллюзии райского существования после смерти, но остается вера в старые гуманистические принципы, которые некогда были призваны разнести по всему миру необычайные материальные, интеллектуальные и экономические запасы, собранные в этом уголке планеты с умеренным климатом. При этом гипертрофия «Эго» продолжает существовать и приводит к патологическим расстройствам, особенно часто у мужчин, вынужденных отвечать на вызов, брошенный женщинами. А женщины прекрасно понимают, чем обладают они одни, причем после изобретения противозачаточных таблеток они обладают этим без риска для себя. В руках у женщин ключи к самому изысканному, к самому ценному из всех удовольствий, изобретенных человечеством, — к удовольствию секса5?» Дверь, открытая в мир чувственности, сделала более утонченными и другие наслаждения. Хотя тело субъекта таит в себе все возможные удовольствия, для того чтобы предаваться им, нужен еще кто-то или что-то. Если бы общество не преследовало мастурбацию, разве стала бы она настоящим наслаждением, а не простым удовлетворением потребности, как возможность почесать там, где чешется? Уже не раз говорилось о том, что культура умело манипулирует человеком, управляя его желаниями, импульсами и потребностями так, что они служат на благо коллектива.

Мне хочется задаться вопросом: быть может, источник наслаждений, забивший из европейской почвы в 2000-е годы, есть часть общей стратегии смешанного капиталистического общества, окрашенного в эпикурейские тона, которое стремится приспособиться к новым потрясениям на мировой арене? Отказ от механизма личной вины, вызвавшего некогда стремление к сублимации половых инстинктов, связан с ослаблением роли идеологии по обе хтороны Атлантики. Некогда и светская, и религиозная мораль обещала человеку, что ценой аскезы и подавления «низких инстинктов» каждого все человечество в целом достигнет сияющего будущего. В настоящее время общество потребления отвергло идеал сознательной умеренности и экономии энергии либидо радн прилива жизненных сил. Теперь считается, что личность может полноценно существовать лишь тогда, когда ей доступны все возможные удовольствия, падающие, как манна небесная, с калиталйстического небосклона. Однако, на мой взгляд, есть существенная разница между тек, как расценивается удовольствие (в первую очередь плот ское) в Европе и в Северной Америке. В США все еще очень сильна роль традиционной патриархальной семьи, а стремление к удовольствиям и сексуальное влечение ограничиваются чувством личной вины, не столь явным, как в былые времена, но все-таки существующим. Европа по большей части освободилась от оков такого рода, и лишь немногие сожалеют об их исчезновении. Европа пошла по пути создания общества потребления — материального и духовного. Для тех, на кого оно ориентировано, это благодатный путь, так как развитию потребления сопутствует освобождение от чувства вины, особенно! эротической сфере. Общепризнано, что существует про: тиворечие между скрытыми инстинктами в психоаналитическом смысле этого слова и дозволенным поведением. Человек ощутил себя свободным, хотя им по-прежнему управляют мощные скрытые законы, в том числе законы экономического рынка. Теперь все знают, что накопление само по себе еще не дает счастья. Жизнь тех, кто добился и богатства, и власти, и высокого положения; часто имеет горьковатый привкус. Иначе обстоит делов Соединенных Штатах, где ощущение греховности часто оказывается необходимым условием полноценного наслаждения прелестями жизни56.

Новая европейская мораль идет в том же направлении: тревога уступает место осознанию того, что полнота ощущений возникает, лишь когда на пути к наслаждению нарушаются какие-либо запреты. Сексуальность больше не подавляется, необходимость в сублимации отпала, однако порой возникают новые формы фрустрации и потери самоидентичности. Они связаны с тем, что общество более не предлагает человеку определенную роль, внутри которой он чувствовал бы себя защищенным. Нечто подобное ощущают обычно молодые мужчины, столкнувшись с возросшими притязаниями девушек-сверстниц, или же состарившиеся «мачо» перед лицом растущего феминистского движения. Но наша изобретательная эпоха предлагает самые различные способы, как найти выход из положения, — от экстремальных видов спорта до рискованных предприятий разного рода. И то и другое вызывает холодок азарта, дрожь от опасности, которой подвергаются добровольно. Наслаждение проистекает от угрозы саморазрушения, причем необратимого, подобно тому, как доставляют удовольствие поначалу, а потом неизбежно ускоряют конец жизни алкоголь, табак и наркотики.

Так или иначе, но наслаждение и удовольствие освободились от груза боли и тревоги, впечатавшегося незримой матрицей в сознание всех носителей западной культуры с XVII века. Оргазм больше не скрывают. О нем говорят без стыда или почти без стыда. Будущее покажет, насколько благодатными окажутся для объединенного Старого Континента эти невероятные изменения, произошедшие после многовекового чередования фазы подавления и фазы свободы, и позволят ли они Европе сохранить ее особое место в мире.

Часть вторая

рТПЕЧАТКИ| НАСЛАЖДЕНИЕ В БОЛИ

(XVI-XVII ВЕКА)

С итальянским Возрождением начался новый культурный процесс. Как всякий историк, я люблю изучать переломные эпохи, вот почему я решил сделать именно этот исторический момент отправной точкой моих размышлений. Разумеется, я не берусь утверждать, что наслаждение возникло именно тогда. Каждая человеческая цивилизация знала те или иные формы наслаждения. Мне хотелось лишь подчеркнуть, насколько значительным был поворот, после которого европейское сообщество медленно, мучительно, путем проб и ошибок, сталкиваясь с многочисленными противоречиями и нюансами, все же стало вырабатывать ткань понятия о наслаждении, отличного от того, что существовало раньше. Сквозь идеи и поступки мало-помалу вырисовывался прообраз того представления, которое станет фабричным клеймом западной цивилизации на пять столетий вперед и которое даже в наши дни исчезло не до конца.

Опыт чувственного наслаждения возник в боли. Тонкий, почти невидимый филигранный рисунок отпечатался на страницах книги европейской культуры. Сначала, в первые два столетия, печать была не слишком отчетливой. Конечно, следует принять во внимание то недоверие к телу, которое изначально присутствовало в христианской культуре. Предполагалось, что именно в теле скрывается вулкан человеческих страстей. Позже телесные радости, ощущение смерти и неполноценности земного бытия оказались тесно связаны. В этом проявилось хитроумие способов и методов христианских идеологов, опасавшихся] что может прийти конец их авторитету. И действительно, лишь в эпоху Просвещения встал вопрос о доверии к прежним суждениям. Затем пришло время, когда оказались связаны воедино стремление к жизни и стремление к смерти ~ Эрос и 7с-штос. Результат странного балета, где на сцену выходили поочередно и поборники Господа, и маркиз де Сад со своими последователями, а также наследники Дарвина, Фрейда, Маркса, Фуко, Вебера, превзошел все ожидания.