Шалва Амонашвили - Созидая человека Страница 11

— А что дальше? Как ты думаешь, кто мог выйти победителем в этом пари?

— Конечно, богатый… Он ведь каждый день получал сто тысяч рублей и давал взаймы копейки!

— Но задача заключается в том, чтобы высчитать до последней копейки, кто сколько получил, сколько выдал и сколько осталось чистой прибыли.

Прошла неделя, и ты со своими одноклассниками в конце концов решил задачу. Ты аккуратно переписал два столбика цифр. В конце листка твоим крупным почерком написано: "Ура математику! За 31 день он отдал богачу 3 100 000 рублей, получил же 20 774 836 руб. 47 коп. Чистый выигрыш составляет 17 574 836 руб. 47 коп. Ура математику!"

Какое оно — учение? Легкое? Трудное?

Конечно, учение — дело не из легких. Оно и не должно быть легким.

Если бы учение стало процессом времяпрепровождения, игрой, ребенок вырос бы умственно хилым, безвольным существом, к тому же еще беспечным.

Но нельзя, чтобы трудности учения стали заведомо непосильным для ребенка грузом. Не зная, как справиться с этой тяжестью, ребенок начинает ухитряться избегать ее. И растет он опять-таки умственно хилым и безвольным существом, да еще скорее всего трусом.

"Наши школьные программы перегружены!" — слышу я по радио, читаю в газетах. Мой опыт склоняет меня вместе с другими возмущаться толстыми учебниками, объемистыми домашними заданиями. Вместе с другими я жалею детей, которым так трудно успешно усваивать все школьные предметы.

Почему школьники все больше тяготятся учением?

Почему многие из них считают, что учение — одно мучение?

Неужели детей пугают трудности умственной деятельности, трудности познания?

Нет, дети не из пугливых. Они не могут, они не хотят избегать трудностей, они ищут их и сами преодолевают.

Но они не хотят — и я убеждаюсь в этом, — чтобы их учили в школе так же, как учили детей в прошлые века. Они не хотят, действительно не хотят, чтобы им преподносили готовые знания, и оставалось бы только раскрывать рот и глотать их порциями.

Чего от них требуют учителя? Внимательно слушать, безошибочно повторять, говорить наизусть, пересказывать в точности, списывать с доски, отвечать на вопросы, вспоминать пройденное, не переглядываться, не списывать у товарища. Но может ли ребенок научиться думать самостоятельно, если нет того, о чем можно думать, если нельзя поспорить с педагогом о "научных" проблемах, да никто и не даст повода поспорить. Так проходят годы, и приученный повторять, подражать, заучивать, ребенок постепенно оказывается не в состоянии самостоятельно познавать, созидать и преобразовывать.

А мы как будто этого и ждем, чтобы еще раз ахнуть и мудро проговорить: "Какое пришло время — учащиеся не хотят учиться… А вот когда мы были школьниками, мы тогда, знаете, как учились!.." И как истинно заботливые взрослые решаем: для будущего благополучия самих же детей — принудить их к учению.

"Детей надо принуждать к учению!" Что это, педагогическая аксиома?

"В ребенке злое начало, и его нужно подавлять силой", Но то же ли это, что и педагогическая закономерность?

Нет, в современных учебниках по педагогике этих формулировок я нигде не встречал. Но мне кажется, они трансформировались в другие формулировки.

Испокон веков существует уверенность в том, что только сила способна укрощать строптивый нрав ребенка. Рассмотрите, пожалуйста, поучительный альбом немецкого ученого Роберта Альта, в котором собраны репродукции рисунков, фресок, барельефов, росписей, оформлений учебников, отражающих типичные сцены процесса обучения и воспитания, начиная с античной эпохи до позднего феодализма. Они вам объяснят, какое конкретное и разнообразное воплощение приобрела эта уверенность.

Раздетого мальчика силой удерживают двое его сверстников. Двое других избивают его пучками прутьев. Рядом, среди мраморных колонн, учитель преспокойно продолжает свои занятия,

Бородатый учитель с чувством глубокого удовлетворения на лице тянет за ухо мальчика с искаженным мучительной болью лицом.

Мальчик со спущенными штанишками просунут между ступеньками лестницы, приставленной к стене, а учитель бьет его пучком прутьев по голым ягодицам.

Мальчика, на голову которого надета маска ослика с длинными ушами, посаженного на осла задом наперед, высмеивает весь класс, а педагог, довольный своим воспитательным приемом, размахивает палкой, пугая ребенка.

Стоящий перед учителем на коленях мальчик зубрит что-то по книге.

Педагог учит своих учеников, держа в левой руке раскрытую книгу, а в правой — пучок прутьев или палку.

Это последнее и есть суть портрета средневекового педагога: в левой руке — раскрытая книга, в правой — пучок прутьев. Его нельзя представить без палки, без прутьев, без ремня, без других средств наказания.

Выросли из этих корней ростки некоторых современных способов обучения. Изменилось, конечно, многое, причем резко, бесповоротно. Однако для многих учащихся учение все же не превратилось в страстное увлечение, многие дети не находят в нем свой жизненный смысл.

Мне кажется, педагоги больше умеют заставить детей учиться, чем побудить их к учению, больше знают, как передавать знания, нежели — как вводить учащихся в "царство мысли".

Почему так получилось? Не в той ли дошедшей до нас уверенности, что ребенка можно обучать только через принуждение, следует искать причину?

Перечитываю один за другим учебники по педагогике, ищу в них пытливых, веселых, неугомонных шалунов, ищу в них малышей, сдружившихся с Карлсоном, Питеров Пэнов со своей компанией, Пеппи Длинныйчулок, Томов Сойеров и Гекльберри Финнов, устраивающих ночные прогулки на кладбище, Тимуров со своими командами, Корчагиных, борющихся за новую жизнь, Олегов Кошевых со своими молодогвардейцами, наводящими страх на фашистов; ищу наших девочек и мальчиков, таскающих груды металлолома и макулатуры, наших юношей и девушек, спорящих о философии жизни в узких подъездах домов и укромных уголках дворов. Я знаю, их много, очень много, они составляют треть населения нашей страны. Хочу прислушаться к их звонкому голосу и песням, их шепоту. Хочу узнать об их стремлениях, радостях, огорчениях. Хочу заглянуть в их духовную жизнь. И.наконец, хочу получить от них откровенный ответ на вопрос: "Ради чего на свете отдались бы вы, со всей свойственной вам страстью, учению, этому необходимому, обязательному и величайшему делу?"

Ищу я этих мальчиков и девочек, юношей и девушек в учебниках педагогики.

Но почему в этих храмах воспитания так холодно и зябко?

Почему здесь такое безмолвие?

Почему в них разгуливает педагог, нахмурив брови, в сопровождении легиона отметок?

Почему в этом саду, где круглый год должна царствовать весна, постоянно зимует зима?

Где птички, цветы, дети?

Где дети, ради которых создан этот сад и написаны эти учебники?

Мне кажется, что я нахожусь в саду великана-эгоиста, оградившего от детей свой сад высокой изгородью и повесившего на ней вывеску: "Вход строго воспрещается". И только потому, что великан изгнал из своего сада всех детей, в этом саду весны и радости вдруг воцарилась зима, замерзло все, улетели далеко от него птички. За изгородью кипела обычная жизнь, шалили дети, пели птички, менялись времена года. В саду же великана властвовала мертвая зима. Грустивший о весне и не ведающий о причине вечной зимы великан однажды услышал пение птички и увидел поразительное зрелище в своем угрюмом саду: в стене ограды в одном месте дети обнаружили маленькое отверстие и через него пробрались в сад, и только на этом месте вместе с детьми заиграла весна, каждое дерево, на которое удалось детям взобраться, начало цвести прекрасными красками, на них сидели птички и заливались радостным пением. Но как только дети увидели подкрадывающегося к ним великана, они страшно перепугались и сразу же убежали из сада, и в нем опять воцарилась зима. И только один маленький мальчик не успел покинуть сад, он не увидел великана.

В этой чудесной сказке Оскара Уайльда все кончается оптимистически.

"Вот, оказывается, какой я злой!" — Великан расчувствовался до слез. "Теперь-то я понимаю, почему весна не приходила сюда. Я посажу на дерево этого беднягу-малыша, а потом разрушу эту ограду, и дети у меня в саду будут веселиться всегда".

Великан горько раскаивался о прошлом. Он подкрался к мальчику сзади, нежно поднял его и посадил на дерево. Дерево сразу покрылось цветами, и птицы слетелись к нему и начали заливаться песнями, А маленький мальчик протянул ручонки, обнял великана за шею и поцеловал. Остальные дети, увидев, что великан больше не злой, вернулись, а с ними пришла и весна.

"Теперь это ваш сад, мои милые детки!" — сказал великан. Он взял огромный топор и разрушил ограду.

Так брали огромные топоры и разрушали ограды великаны мировой педагогики.