Пьер Шоню - Цивилизация Просвещения Страница 11

Надо ли повторять, что Европа эпохи Просвещения — великая Европа? Напомним, что с середины XVII до середины XVIII века европейское пространство увеличилось вдвое за счет возвращения древнего христианства Востока, почти полностью отрезанного расстояниями, вторжением степных кочевников и горьким жребием — длительным господством турок на Балканах и особенно на дунайских равнинах — от западного христианства центрального Средиземноморья, насчитывавшего в то время от 60 до 80 млн. человек. Невероятный рост европейских заморских колоний в XVI веке слишком часто скрывает реальное diminutio[24] на востоке по сравнению с XII веком. Движение, начавшееся около 1680 года, складывается из двух составляющих: восстановление утраченного и ускорившееся продвижение «границы» колонизации.

Важнейшим событием, несомненно, стало возвращение дунайской Европы, которому не смогли помешать последние вспышки турецкого империализма (1664 и 1683 годы). Первоначально Османская империя, этот исторический архаизм, под влиянием Ахмета Кеприли искала разрешения своих внутренних противоречий в неустанном движении вперед. Ее вдохновляло на это и ослабление традиционных барьеров: Священная Римская империя, потерявшая 40 % населения, Россия, опустошенная Смутным временем, Польша, истощенная завоевательными войнами против России, экономический и моральный упадок Венеции. К 1660 году древнее христианство не могло противопоставить турецкой угрозе ничего, кроме устаревшей и давно опровергнутой тактики создания либо слишком больших, либо слишком маленьких государств. Потрясения, положившие начало долгому периоду смут, зародились в Трансильвании и в имперской Венгрии. В 1663 году, как и во времена Лютера, Turkenglocke[25] призывал молиться о спасении христианского мира. Годом позже французской помощи в битве у монастыря Сен-Готард и ожесточенного сопротивления венецианцев едва хватило, чтобы спасти то немногое, что еще оставалось от Центральной Европы.

Вольтер в «Опыте о нравах» рассматривает покорение имперской Венгрии как повод или даже причину нападения 1683 года. «Ни один народ, прошедший перед нашими глазами… не был столь несчастен, как венгры. Их обезлюдевшая страна, разделенная между католиками и протестантами… Юный Имре Текеле, правитель Венгрии, поднял ту ее часть, которая подчинялась императору Леопольду. <…> Мехмет IV повелел великому визирю Каре Мустафе, наследовавшему Ахмету Купроглы, напасть на германского императора под предлогом мести Текеле. Султан Мехмет собрал свою армию на адрианопольских равнинах. Никогда войско турок не было столь многочисленным». Сто сорок тысяч регулярных солдат, 30 тыс. крымских татар… В общей сложности 250 тыс. человек. Эта орда опустошила Венгрию. Диспропорция между таким огромным множеством и слабой заселенностью венгерских равнин стала причиной шаткости всей затеи. Тем не менее ничего «не помешало продвижению Кары Мустафы. <…> Он дошел до самых ворот Вены (16 июля 1683 года), не встречая сопротивления, и вскоре осадил город». Благодаря героической обороне жители смогли продержаться до прихода подкреплений. В дверь Европы Просвещения постучался крестовый поход. Ближайшей помощи оказалось достаточно. Она вызвала внутренний распад османской военной машины. Польский король Ян Собеский, Карл Лотарингский… Все войско крестоносцев не превышало 70 тыс. человек. Оно было набрано по соседству: в Польше, на востоке и юго-востоке Германии — победа при Каленберге, в отличие от победы при Сен-Готарде, была одержана силами одной только «приграничной» Европы. День битвы при Каленберге (12 сентября 1683 года), величайший день в истории XVII и XVIII века, знаменует собой точку отсчета в процессе двукратного увеличения европейской территории.

На дунайской равнине австрийцы мудро продвигаются вперед в медлительном темпе, не переходя «границу». Австрия одновременно подчиняет себе венгерских аристократов и оттесняет турок. Мохач (1686), победа венецианцев, отомстивших за потерю Крита (после падения Кандии в 1669 году) оккупацией Пелопоннеса, продлившейся до 1715 года, взятие Азова Петром Великим (1696), Зента (1697), великая победа принца Евгения, — все это этапы движения к Карловицкому миру (1699). Турция навсегда потеряла контроль над равниной. Ее охрану несут группки немецких колонистов. Движение вперед продолжается с переменным успехом.

В 1716 году дунайская «граница» доходит до крайней точки, зафиксированной Пассаровицким (Пожаревацким) мирным договором (21 июля 1716 года): к (турецкой) Венгрии и Трансильвании, завоеванной за последние 15 лет XVII века, добавились Тимишоарский Банат, часть Молдавии и Валахии. В 1736–1739 годах, ценой уступок на востоке в пользу Персии в старинной распре двух ветвей ислама, а также благодаря французским специалистам турки укрепляют свои позиции. Почти на сто лет политические границы обретают стабильность. Согласно предварительным переговорам в Белграде (1 сентября 1739 года), Османской империи возвращаются куски Сербии, Боснии, Валахии, отобранные при Пассаровице. Юго-восточная граница Европы долгое время будет проходить по Дунаю, Саве и возвышенностям Тимишоарского Баната. Для Австрии это означало необходимость освоения 300 тыс. кв. км новых пространств. Просветители без сожаления оставили Балканы ради экзотических турецких безделушек. Вот какое заключение извлек из этого Вольтер в конце своего «Опыта о нравах»: «…Мустафа Купроглы… вернул часть Венгрии и восстановил репутации турецкой империи, но отныне границы этой империи никогда не будут простираться до Белграда или Тимишоары. <…> Знаменитые сражения, которые дал туркам принц Евгений, доказали только то, что их можно побеждать, но отнюдь не то, что у них можно многое отвоевать».

Чтобы движение вперед возобновилось, необходимо прежде всего, чтобы произошло объединение народов, чтобы различия в темпах роста постепенно подвели новую окраинную Европу к устойчивому центральному ядру. Между «приграничной» Европой на Востоке и на Западе есть коренное различие, которое предугадал Вольтер в «Истории Российской империи в царствование Петра Великого»: «Чтобы Россия стала такой же густонаселенной, такой же процветающей, такой же обильной городами, как наши южные страны, понадобится много веков и много царей, подобных Великому Петру».

Великие перемены в пространстве Европы эпохи Просвещения происходят именно в славянском мире. В самом деле, два христианства на какой-то момент сблизились в XII веке; некоторое движение навстречу друг другу имело место в XVI веке при Иване Грозном — во времена Чэнслора, английской Московской компании, основания в 1580 году Архангельска. Семнадцатое столетие окончательно отрезало от Запада славянский черенок. Свой вклад сюда внесло католическое славянство (Польша, Богемия, Моравия, Хорватия). Именно славяне католического вероисповедания, обратившись к Западу, обрекли восточных славян на полную изоляцию. Первые два десятилетия XVII века перечеркнули усилия нескольких столетий. В том, что касается прошлого России до начала XVIII века, историческая демография сталкивается с почти непреодолимыми препятствиями. Российская история сдвинута во времени. Россия принадлежит к иному культурному хронотопу. Страна не замкнута, российское пространство не перестает изменяться, а та его часть, на которой так или иначе развивается сельское хозяйство, — расширяться на север, юг и восток от первоначального лесного ядра. «Итак, население России оценивается в 11–12 млн. человек в начале XVII века ив 17–18 млн. человек в его конце без каких-либо убедительных доказательств».

Сельскохозяйственная зона непрерывно расширялась с XII по XIX век то в более, то в менее быстром темпе, колебания которого еще предстоит установить. Россия представляла собой плотное центральное ядро, окруженное «границей». До XVII века граница открывалась в трех направлениях: на север, на восток и на юг. С XVIII века северная «граница» закрывается, остаются два направления — южное и восточное, С XIX века — только восточное. Ядро расселения увеличивается намного медленнее, чем периферия, вбирая в себя бывшие границы, превратившиеся в «старинные российские земли».

Было бы интересно представить себе российскую действительность в двух планах: только как центральное ядро и как центральное ядро плюс «границы». Колебания численности населения в двух этих пространственных зонах совершенно не совпадают — даже несмотря на то, что тенденции в пределе сходны: обе они в долгосрочной перспективе тяготеют к росту. Но в центре угол наклона меньше, кривая отмечена чередованием подъемов и спусков. Древняя лесная Московия переживает длительный спад в последней трети XVI века. Катастрофа 1601–1602 годов поражает уже больной организм. Не обходит Россию стороной и чума: 1602,1654,1709–1710 годы — в точном соответствии с европейской хронологией. Часть достижений XVII века в конце XVII — начале XVIII века была растрачена. Во второй половине XVII века граница вновь начала в более быстром темпе продвигаться на Урал, вдоль сибирского тракта, южнее тайги, к южным степям. Она залатала несколько брешей на побережье Белого моря. Но в первую очередь допетровская Россия ликвидировала ущерб, понесенный на юге, в степи. Двигаясь к югу, Россия парадоксальным образом окончательно отрезала себя от Западной Европы. Запустение Поморского берега привело к упадку Архангельска как центра торговли. Чтобы заменить этот порт XVI века, расположенный слишком далеко на севере, в эпоху Просвещения были найдены два выхода — Петербург и Одесса. Эти два порта — выходы из российского пространства, центр тяжести которого сместился на юг в период отрицательной температурной аномалии — малого ледникового периода XVII–XVIII веков. То, что нам в последнее время стало известно о темпах изменения численности населения Польши, полностью подтверждает наши предположения: более быстрый рост в «приграничных» областях, относительное продвижение к югу.