Павел Горьковский - Сумерки вампиров. Мифы и правда о вампиризме Страница 11

Поразительное по реалистичности описание такого инструментария, тщательно реконструированное по медицинским трактатам и хирургическим пособиям XVI века, можно найти в романе Флейшгауэра «Пурпурная линия»:

«…Готовясь к операции, он раскладывал рядом с собой ножи для рассечения кожи, ремни и прижигатели, затем приказал принести жаровню с горящими углями и раскалить прижигатели. Я удивленно разглядывал эти инструменты, которые выглядели как турецкие орудия пыток. Лезвия ножей были вставлены в резные деревянные рукоятки, которые внизу заканчивались толстыми набалдашниками, чтобы ножи было удобно держать. Ножи были разной длины. Одни были тонкими, изогнутыми, как серп, другие расширялись на конце и были похожи на остро отточенные обоюдоострые сабли. Прижигатели были длиной с руку, концы их хирург обернул тканью. Различались же эти орудия своими наконечниками. Один был круглым и широким, как толстая монета, и был хорошо приспособлен для прижигания рассеченных кровеносных сосудов. Другой прижигатель, предназначенный для облитерации костей, был отлит в форме сердца. Его можно было вставить в распиленную кость, чтобы запаять раскаленным металлом образовавшееся отверстие. Рядом с прижигателями лежали различные щипцы и зажимы, которые благодаря изощренной фантазии изготовившего их мастера выглядели как настоящие тиски. Однако самое большое впечатление на меня произвел зловеще сверкавший инструмент, который хирург извлек из выложенного красным бархатом футляра. Две мрачные хищные птицы держали раму из литого железа, между ветвями рамы было туго натянуто железное же полотно с мелкими зубьями. Я долго не мог оторвать взгляд от этих ужасных птиц, из клювов которых высовывались раздвоенные, как у пресмыкающихся, языки»[40].

Настоящий переворот в анатомической науке, перечеркнувший унаследованные от Античности представления о кроветворении (предполагалось наличие в организме двух видов крови: грубой и одухотворенной. Первая разносилась венами из печени по всему телу, предназначаясь для питания, а вторая двигалась по артериям и снабжала организм жизненной силой, а центром кровообращения признавали печень) и движении крови в организме, совершил Уильям Гарвей.

Личность: Уильям Гарвей (1578–1657) — выпускник Кембриджа, Гарвей продолжил медицинское образование на континенте — в Германии, Франции и Падуанском университете — самом передовом медицинском учебном заведении того времени. Собственные выводы Гарвея целиком базировались на сложных, подчас жестоких экспериментах над животными (например, рутинными считались опыты, когда мелких животных или птиц помещали под стеклянный колпак вакуумного насоса и выкачивали воздух; или же подвергали вивисекции — то есть анатомировали прямо живьем), наблюдениях за больными и многочисленных анатомированиях трупов. В 1628 году во Франкфурте выходит книга Гарвея «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных». В ней впервые было сказано, что сердце — это мощный мышечный мешок, разделенный на несколько камер, который действует как насос. Толчки сердца — последовательные сокращения его отделов. Кровь движется по кругам, все время возвращаясь в сердце, и таких кругов два. В большом круге кровь движется от сердца к голове, к поверхности тела, ко всем его органам. В малом круге кровь движется между сердцем и легкими. Обратный путь к сердцу (в правое предсердие) кровь совершает по венам. Кровь движется лишь в одном направлении: клапаны сердца не допускают обратного тока. Современники жестоко критиковали выводы Гарвея. «Лучше ошибки Галена, чем истины Гарвея!» — утверждали доктора-схоласты. Больные отказывались от услуг В. Гарвея, его травили, на него шли жалобы даже королю Карлу I. Все это кончилось печально: по наущению недоброжелателей дом ученого был разграблен и сожжен, в огне сгорели ценные рукописи, больные отказывались от его услуг, лишь к концу жизни его работы обрели признание. Другим направлением исследований ученого была эмбрионология, именно Гарвей сформулировал ставшую классической максиму «Все живое из яйца». Он фактически создал новое научное направление — физиологию, науку, изучающую функцию органов человека и животных. В период ухудшения истерзанному болезнью ученому пустили кровь из языка, но излюбленная манипуляция коллег-медиков лишь усугубила его состояние — в тот же день Гарвей скончался. Останки Гарвея перевезли из Роухэмптона в Лондон, в Кокейн-Хаус, забальзамировали и вместо гроба уложили в свинцовый саван, повторяющий очертания тела, и похоронили в семейном склепе[41].

Несмотря на возросший в последние годы интерес к так называемой народной медицине и трудотерапии (лечению пиявками), с точки зрения современной медицины терапевтический эффект кровопусканий все же представляется незначительным. Они могут временно облегчить состояние гипертоника, больного испытывающего жар, в редких случаях (например, во время малых хирургических вмешательств наподобие удаления зуба) могли вызвать легкое головокружение и таким образом оказать незначительный болеутоляющий эффект.

В условиях, когда постановка диагноза представляла серьезную проблему, а принципы асептики находились в стадии формирования, больные во время кровопускания подвергались опасности заражения крови от грязных или инфицированных инструментов, дополнительному стрессу для организма, и без того подточенного болезнью. Малоопытные монахи и цирюльники зачастую вместо вены рассекали артерии, что вызывало сильное, практически неостановимое кровотечение. Во время процедуры пациенты нередко теряли сознание, их состояние усугублялось и завершалось смертью.

Именно с неумелым и бессмысленным кровопусканием связывает смерть легендарного Робин Гуда из Локсли старинная народная баллада:

…Робину кровь отворяет она —Кровь каплет горячей капелью.Жилу открыла ему на руке,Ушла, ключами звеня,И долго точилась горячая кровь —До полудня нового дня.Сперва густая бежала кровь,Потом совсем поредела,И понял тогда отважный стрелок,Что сделано злое дело.Тут Робин с надеждой взглянул на окно,Подумал — спасет прыжок.Но слаб он был, и не было сил,И прыгнуть Робин не смог.

Многие историки и медики именно в кровопускании усматривают причину смерти гениального итальянского художника Рафаэля Санти — таким способом его лечили во время жестокого приступа лихорадки, в том числе и в день его смерти. Рафаэль умер в возрасте 37 лет. Обильное кровопускание, произведенное на фоне пневмонии, унесло жизнь гениального философа Декарта. Джорджа Вашингтона, первого президента США, лечили от ангины серией агрессивных кровопусканий, он скончался через два дня.

Горестная участь стать жертвами кровопускания не обошла стороной и Россию. В 1902 году доктор Баженов именно неоправданное кровопускание назвал причиной смерти Николая Гоголя:

«…Грех осуждать лечивших Гоголя врачей, но наука наша была так еще несовершенна, а методы лечения были употреблены столь неправильные, что одною из причин кончины Гоголя приходится считать неумелые и нерациональные медицинские мероприятия»; Гоголь скончался от «истощения и острого малокровия мозга, обусловленных как самою формою болезни, так и неправильным ослабляющим лечением, в особенности кровопусканием»[43].

Подобные случаи происходили не только со знаменитостями — среди простого люда умерших было куда больше, но они редко попадали в анналы медицинской истории. Повсеместное кровопускание подвигло остроумца Мольера саркастически улыбнуться: «Почти все люди умирают не от болезней, а от лечения…»

Устойчивая популярность кровопусканий в течение весьма продолжительного временного отрезка — одна из загадок истории. Возможно, это проявление массовых истерий или психических эпидемий, достаточно часто охватывавших Европу.

Но с некоторой долей допущения возможно усмотреть в популяризации процедуры отворения крови происки «клана вампиров», если принять мысль, что таковой существовал в действительности. Ежедневно, в результате множества кровопусканий европейские города и поселения получали впечатляющие количества свежей крови, дальнейшая судьба которой интересовала эскулапов так же мало, как и самих больных. Самое простое — предположить, что собранную кровь попросту выплескивали в городские сточные канавы вместе с другими продуктами жизнедеятельности, где она становилась желанной добычей городских собак и свиней, которых жители городских окраин и пригородов имели обыкновение «выпасать» среди груд отбросов и потоков нечистот.