Сборник статей - Террор и культура Страница 11

Агамбен Дж. Homo sacer. Чрезвычайное положение. М., 2011.

28

Шмитт К. Политическая теология. М., 2000.

29

Агамбен упоминает понятие «бессмысленной жизни» или «жизни, недостойной быть прожитой», принадлежащее Биндингу и использовавшееся в качестве обоснования печально известной программы эвтаназии. Практическое открытие национал-социалистской биополитики заключалось в том, что это понятие, изначально применявшееся из гуманистических соображений к «безнадежно неполноценным» индивидам, оказалось при посредстве лагерной системы вполне применимо к биологическому телу любого человеческого существа [1].

30

Иваненко Е. А., Корецкая М. А., Савенкова Е. В. Архаическое и современное тело жертвоприношения: трансформация аффектов // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Философия. Филология». 2012. № 2 (12).

31

Здесь не имеется в виду недостаток теоретической рефлексии. Тема жертвы, и особенно жертвоприношения, стала чуть ли не культовой в философии и антропологии XX в. Перипетиям данных исследований, столкновению разного рода интерпретаций в толковании смысла жертвоприношений посвящено очень любопытное диссертационное исследование А. В. Московского [8].

32

Этот психологический практикум описан в учебном пособии по общей психологии М. А. Одинцовой [9]. Ключевой вопрос был сформулирован следующим образом: «Как вы понимаете термин “жертва”? Какие ассоциации он у вас вызывает?» Кроме приведенных в нашем тексте вариантов ответа стоит упомянуть еще несколько: «Жертва – это существо, ставшее объектом поражения, унижения, каких-либо действий или природных катаклизмов»; «Жертва – тот, кто может отказать себе практически во всем, лишить себя даже жизни»; «Жертва – это попадание субъекта под влияние каких-либо негативных насильственных физических или психических воздействий других субъектов»; «Жертва – это человек, оказавшийся в тяжелой ситуации, которому нужна помощь»; «Жертва – это страдающий объект, у которого “нулевые” шансы на спасение».

33

Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. с. 416.

34

Петрученко О. Латинско-русский словарь. М., 1994.

35

Толковый словарь С. И. Ожегова // URL: http://www.ozhegov.org/words/8352.shtml.

36

Еще раз хотелось бы подчеркнуть, что в дальнейшем речь пойдет о реконструкции, а не о том, «как все было на самом деле». Данная реконструкция во многом основывается на моссовском толковании «жертвы» [7].

37

Из числа молодых римских солдат по жребию выбирался Сатурн, которому в течение месяца предоставлялась полная свобода удовлетворения всех своих чувственных влечений. По окончании месяца в канун праздника Сатурна на алтаре ему перерезали горло. И вот «в 303 г. н. э. жребий пал на солдата-христианина Дазия, который отказался играть роль языческого бога и запятнать распутством последние дни своей жизни». В результате его уныло обезглавили, и ритуал сошел на нет. Это исключение подтверждает правило, согласно которому жертва, по крайней мере в некотором отношении, идет на смерть добровольно [16, с. 653–658].

38

В обряде сати (самосожжение вдов) степень добровольности жертвы была во многом относительна, не говоря уже о факторе социального давления; во многих случаях вдову склоняли к смерти путем применения физической силы. Кроме того, сохранились свидетельства и описания, изображающие сидящую на сложенном погребальном костре женщину связанной, чтобы она не сбежала, когда костер будет зажжен. На одном из рисунков люди стоят вокруг костра с длинными шестами, чтобы помешать вдове выбраться из пламени. Безусловно, такого рода смещение в ритуальной практике свидетельствует о деформации смысла обряда; но здесь хотелось бы обратить внимание на важность самого факта проявления ритуального согласия жертвы, пусть и через симуляцию или символизацию. Собственно, именно это согласие поддерживало жертву в статусе агента жертвоприношения, не лишая ее активности, а, скорее, включая в динамику ритуала. Сам обряд довольно древний, восходит к жертве-парадигме Деви-Сати, жены Шивы. Еще один важный момент, красноречиво свидетельствующий о принципиальной разнице оценки одного и того же события с точки зрения различных культурных кодов, – некорректность применения термина «самоубийство» относительно обряда сати. Так, брахманы восхваляли сати как долг честной женщины и квалифицировали это не как самоубийство (которое запрещено и осуждается в сакральных текстах), а как акт священного почтения. В связи с этим многочисленные исследования сати как ритуального самоубийства (см., напр.: [14]) скорее демонстрируют оценку события с точки зрения идеалов гуманизма и не замечают разницы между самоубийством и самопожертвованием.

39

«Согласно Дурану, правитель Тлакаелель приказал совершить особо чудовищный обряд, число жертв в котором было таким огромным, что испанец испугался, как бы его не обвинили во лжи, хотя он ссылался на заслуживающие доверия ацтекские источники. “На рассвете вывели заключенных, предназначенных в жертву, и выстроили в четыре колонны, – сообщает он. – Одна из них протянулась от подножия пирамиды вдоль всей дамбы, что ведет в Койоакан и Шочимилько; она достигала приблизительно лиги в длину. Другая протянулась вдоль дамбы, ведущей в Гуадалупе, и была такой же длины. Третья растянулась вдоль дамбы, ведущей в Тлакопан, а четвертая достигала берега лагуны. Чтобы убить всех жертв, потребовалось четыре дня, а потоки крови, стекающие по ступеням, были так велики, что, пока достигали подножия и охлаждались, они превращались в жирные сгустки, способные испугать всякого”» [15].

40

Эту ситуацию в подробностях анализирует В. Пропп в разделе «Обращение обряда»: «Был обычай приносить девушку в жертву реке, от которой зависело плодородие. Это делалось при начале посева и должно было способствовать произрастанию растений. Но в сказке является герой и освобождает девушку от чудовища, которому она выведена на съедение. В действительности в эпоху существования обряда такой “освободитель” был бы растерзан как величайший нечестивец, ставящий под угрозу благополучие народа, ставящий под угрозу урожай. Эти факты показывают, что сюжет иногда возникает из отрицательного отношения к некогда бывшей исторической действительности… С падением уклада обычай, некогда почитавшийся святым, обычай, при котором героем была девушка-жертва, шедшая иногда даже добровольно на смерть, становился ненужным и отвратительным, и героем сказки уже оказывается нечестивец, который помешал этому жертвоприношению» [11].

41

Законы Ману (Манавадхармашастра). М., 2002. с. 128.

42

Винокуров Н. И. Практика человеческих жертвоприношений в Античное и Средневековое время (По материалам ритуальных захоронений Крымского Приазовья). М., 2004.

43

Жертвоприношение. Ритуал в искусстве и культуре от древности до наших дней / под ред. Л. И. Акимовой. М., 2000.

44

Бодрияр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.

45

Столкновению двух типов нарраций и даже двух логик посвящена статья М. Цумзайля [17].

46

Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М., 2011.

47

Имеется в виду феномен, иначе называемый «великоросский народ», а не тот полиэтнический и полирегиональный конгломерат, который существовал в домонгольскую эпоху на всем пространстве бывшей Киевской Руси и который в литературе также зачастую именуется «русским народом».

48

Градовский А. Д. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 2 (История местного управления в России). СПб., 1899. с. 202–205.

49

Костомаров Н. И. Начало единодержавия в Древней Руси. URL: http://dugward.ru/library/kostomarov/kostomarov_nachalo_edinoderjaviya.html.

50

Пайпс Р. Влияние монголов на Русь: «за» и «против». Историографическое исследование. URL: http://www.intelros.ru/readroom/nz/neprikosnovennyy-zapas-79–52011/12104-vliyanie-mongolov-na-rus-za-iprotiv-istoriograficheskoe-issledovanie.html.

51

Halperin Ch. Kliuchevskii and the Tartar Yoke // Canadian-American Slavic Studies. 2000. N 34. P. 385–408.

52

Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. 9-е изд. Пг., 1915.

53

Ostrowski D. Muscovy and the Mongols. Cambridge, 1998. p. 144.

54

Согласно автору этого термина, Фридриху Ницше, обозначившему таким образом «рабскую мораль», суть ресентимента заключается в зависти-ненависти «раба» к «господину», порождающей целый комплекс устойчивых негативных переживаний, включая гиперкомпенсаторное подавление собственной «нечистой совести», мифологизированный культ собственных слабости и долготерпения, одновременную жажду подражания и превосходства, стремление к реваншу любой ценой и т. д. [7].