Саморазвитие по Толстому - Гроскоп Вив Страница 11

При этом нельзя сказать, что «Доктор Живаго» — депрессивное чтение. Совсем наоборот. Поскольку Пастернак с самого начала не стесняется прямо говорить о смерти, ты начинаешь воспринимать ее как неотъемлемую часть жизни. Кроме того, «Доктор Живаго» написан в легком, непринужденном стиле. Пастернак придал русскому роману новое звучание, используя абсолютно новый, не свойственный ему ранее язык. Он легко перескакивает с одной темы на другую, использует широкие мазки, и повествование иногда кажется совершенно произвольным. Хотя сюжет линеен, о мыслях автора этого не скажешь, и время от времени ты как будто читаешь учебник истории или сборник рассказов, а вовсе не роман. Некоторых это очень бесит. А мне очень нравится.

В биографиях Пастернак выглядит серьезным, думающим, романтическим человеком, свободным от мук духовного кризиса, преследовавших Толстого. (А еще очень симпатично, что его фамилия, Пастернак, означает по-русски вид корнеплода. Мне сложно себе представить получение Нобелевской премии английским писателем, которого зовут, например, мистер Турнепс.) Но у него были свои слабости. Последние четырнадцать лет жизни Пастернака были связаны с Ольгой Ивинской, его возлюбленной и секретаршей, с которой он познакомился в редакции литературного журнала «Новый мир» — она заведовала отделом начинающих авторов. Ивинская стала прототипом Лары. Пастернак любил ее, но отказывался уходить от жены. Ивинская написала воспоминания об их жизни, «Годы с Борисом Пастернаком: В плену времени». Это замечательный рассказ о той эпохе, ностальгический и волнующий. Большýю его часть, однако, занимают жалобы на то, что Пастернак не подарил ей, своей любовнице, собственного экземпляра «Доктора Живаго». («Конечно, я — носи, подготавливай, а у меня, бедной, и экземпляра нет!» — пишет она [19].)

Ивинская считает связь с Пастернаком своей судьбой, что неудивительно для женщины, полюбившей автора одного из самых ярких романов о судьбе в истории литературы. К своей роли хранительницы наследия Пастернака она относится как к священному призванию. Также очень интересен ее взгляд наблюдателя за жизнью писателя. Особенно увлекательны ее свидетельства о людях, впервые открывающих для себя «Доктора Живаго». Я обожаю ее рассказ о встрече со славившейся своей высокомерностью поэтессой Анной Ахматовой. Ее пригласили на авторское чтение романа — я легко могу себе ее представить, с закрытыми глазами, подергивающимся царственным носом и скептически приподнятой бровью. Не очень понятно, сколько времени продолжалось это чтение. Судя по рассказу Ивинской, был прочитан весь роман. (Вряд ли такое возможно — это заняло бы много часов.) По словам Ивинской, Ахматова восседала, кутаясь в «легендарную белую шаль» [20]. Когда Пастернак закончил свое довольно мелодраматичное и трепетное выступление («Его одухотворенное лицо, судорожные движения его горла, затаенные слезы в голосе») [21], Ахматова выносит приговор — и его не назовешь полностью положительным. Она хвалит «прекрасный» слог Пастернака и делает лучший комплимент, который можно получить от поэта, назвав его прозу «лаконичной, как стихи» [22].

Однако она увидела в романе один важный недостаток. Почему Живаго должен быть «средним» человеком? — спрашивает она. У Ахматовой были большие претензии к «обывательщине». Обычно она упоминает ее в обсуждении Чехова, а не Пастернака. В произведениях Чехова есть одна странность: действие всех его пьес и рассказов происходит в России накануне революции, но он никогда не упоминает ни политику, ни идеологию и почти делает вид, что ничего такого не происходит. Его изображению предреволюционной России свойственна определенная степень «лакировки» действительности — сродни той, в которой обвиняют «Аббатство Даунтон» [23], когда все неприятные социальные и политические реалии заметаются под великолепный красочный ковер. Да, многие герои Чехова несчастны. Но они несчастны по «обывательским» причинам (им надоедает смотреть на березы, они находят общество сестер невыносимым, они любят тех, кто не любит их). Они несчастны не из-за экстраординарных исторических событий, не из-за потери работы или отсутствия еды.

Имея в виду вышеизложенное, Ахматова «не согласилась с Б. Л. [Пастернаком], будто Живаго — “средний” человек» [24]. Для нее это слишком по-чеховски. Она не хочет, чтобы герой Пастернака принимал политическую реальность, она хочет, чтобы он с ней боролся. Ахматова хочет, чтобы Живаго был героем и поместил себя в самую гущу событий. Она против того, чтобы события швыряли его из стороны в сторону, а он не мог в них участвовать или менять жизнь к лучшему. «Она советовала Б. Л. [Пастернаку] подумать, чтобы Юрий Живаго не стал мячиком между историческими событиями, а сам старался как-то на них влиять» [25]. Она почти что обвинила Пастернака в малодушии. Он должен быть сначала поэтом и уж потом романистом, но писатель не смог найти того, что Ахматова называет «поэтическим разрешением». Он не нашел способа сделать Живаго действующим лицом, тем, кто принимает решения, а не просто подчиняется судьбе.

Это мощная критика «Доктора Живаго». В романе меня — и многих других читателей и критиков — всегда бесила одна вещь: все, что происходит, складывается для доброго доктора крайне удачно. Поскольку это роман о судьбе, неудивительно, что его главный недостаток — слишком большая роль случая. Количество удачных стечений обстоятельств имеет почти комический эффект. Умерла мать? Вот, пожалуйста, симпатичная новая семья. Чувствуешь себя одиноко и хочешь жениться? Почему бы тебе не жениться на «сестре» и лучшей подруге (Тоне), вместе с которой ты вырос? Немного скучаешь в браке и чувствуешь себя одиноко, попав врачом на фронт? Смотри, вот же симпатичная медсестра (Лара), с которой вы уже несколько раз пересекались. Расстроен и снедаем страстью в уральском захолустье? Не переживай, Лара тоже здесь! Грустишь, что роман с Ларой придется прекращать из-за того, что жена беременна твоим вторым ребенком? Не волнуйся! Можно сделать так, что тебя схватят, семья подумает, что ты пропал, а когда вернешься в пустой дом, то можешь жить в нем с любовницей Ларой! Ура! Всякий раз, когда в жизнь Живаго вмешивается судьба, все складывается очень удобно для него. Но разве мы все на самом деле не такие? Если вдруг возникает удобное решение, мы используем его. Мы хватаемся за стечение обстоятельств как за спасение, чтобы избежать необходимости самостоятельно принимать решения и менять свою жизнь. Пастернак не осуждает нас за это. Он считает это человеческим свойством. Как справиться с жизнью? Просто доверьтесь ей, даже если вы будете плохо выглядеть в чьих-то глазах. Пастернак как бы говорит нам: «В чем разница между судьбой и удобным стечением обстоятельств?» Она невелика. И многие из нас выбирают путь наименьшего сопротивления. И только потом, оглядываясь назад, мы говорим себе: «Ага! Так и должно было случиться. Это судьба!» На самом-то деле все так сложилось из-за нашей нравственной слабости и лени. Нет, Пастернак не пытается нас за это судить. Он просто говорит нам правду.

Возникает большой вопрос: является ли такое количество совпадений в «Докторе Живаго» совершенно нормальным и бывает ли такое в реальной жизни? А их количество действительно огромно. (Тот факт, что Комаровский — одновременно (а) адвокат отца Живаго во время инцидента в поезде в начале книги и (б) связан с женщиной, в которую влюбляется Живаго, вызывает некоторое недоумение. В Москве в это время было несколько тысяч адвокатов. Много ли было шансов?) Но у меня есть подозрение, что неприличное количество совпадений в русских романах как-то связано с самой Россией. (В «Войне и мире» тоже полно невероятных примеров.) Если вы Толстой или Пастернак и хотите в своем романе показать размер и размах России, вам придется перемещаться на огромные расстояния, чтобы изобразить ее целиком, — это все-таки самая большая по площади страна в мире. Осознанно или нет (есть теория о том, что разница между людьми зависит от размера и географии страны, которую они считают своей), но этого трудно не заметить в их книгах. И когда Андрей в «Войне и мире» оказывается после ранения в десятках миль от дома, кто появляется неподалеку, хотя происходит это совсем не в центре мироздания? [26] Ну конечно, Наташа.