Лев Клейн - Гармонии эпох. Антропология музыки Страница 12

Один из ранних джаз-оркестров «Креол Джаз Бэнд» Кинга Оливера

И гармония джаза строилась по принципам упрощенного контрапункта (Newton 1974: 100; Бернстайн 1978: 169). Прислушайтесь к раннему джазу — тому самому, который, будучи в основе народным, простым, первичным, яснее всего выражает смысл джаза. Прежде всего, это нью-йоркский джаз негров и креолов, а также это северное подражание ему — «диксиленд» белых музыкантов (от просторечного названия Юга).

Корнет (позже труба) резко выводит основную мелодию с затейливыми украшениями. Кларнет вторит, отступя на терцию вверх, или выдает ответы на призывы трубы, не дожидаясь окончания призыва (часть его функций может перенять вторая труба). Тромбон подстраивается к корнету противоположными ходами, намечая контрмелодию. Легкие, но звучные щипки контрабаса создают опору в точках основного ритма, порой собираясь в очень простые повторяющиеся фигуры (итал. basso ostinato — ‘упорный бас’). Инструменты, способные издавать аккорды (банджо, рояль), хотя и наращивают на эти структуры гармонию, заимствованную из более поздних систем, в основном работают как участники ритмической секции (вместе с ударными).

Кроме глубинных психологических побуждений к контрапункту, ранних джазменов толкал к нему еще и стимул чисто технического порядка: ранний джаз был сугубо импровизационным — все играли без нот, без предварительного расписывания партий и без точного заучивания их наизусть. Чтобы такой оркестр мог играть полифоническую музыку, исходить нужно было не из аккордов, потому что в них с ходу определить место для каждого инструмента крайне затруднительно. Исходить нужно было из мелодий и из неких очень простых «предписаний» по их разделению и согласованию. Это и был контрапункт.

Гобой ок. 1700 г. и ок. 1900 г., охотничий рожок, английский рожок — деревянные духовые инструменты симфонического оркестра

Кларнет — деревянный духовой инструмент, перешедший из симфонического оркестра в джаз

О том, как осуществлялось взаимодействие «вождя» и «спутника» в оркестре трубача Кинга Оливера, у которого Луис Армстронг в юности учился и играл партию второй трубы, вспоминает Армстронг. Во время игры оркестра Кинг наклонялся к Армстронгу и, беззвучно пробегая пальцами по клапанам своей трубы, показывал, куда он поведет мелодию во время «брейка» (свободной вариации, завершающей известную тему). «Я смотрел и одновременно обдумывал свой ответ на его предложение. Когда наступал брейк, у меня уже была готова мелодия, тютелька в тютельку подходившая к его фразе. Публика прямо с ума сходила» (Переверзев 1974: 20).

Луис Армстронг со своей волшебной трубой — звезда джазовой музыки. Его хриплый голос стал эталоном для джазового пения

В 30-е годы расширилась и расслоилась публика джаза, изменились запросы к нему, иными стали сами негры-музыканты — и изменился джаз. В эру свинга и его биг-бэндов (больших джаз-оркестров) импровизационный элемент заметно ослабел: слаженно играть экспромтом — тут большому ансамблю никакой контрапункт не мог помочь. В джаз вошло много заимствований из позднейшей симфонической музыки XIX века. Да и в психологии негров уже не было прежних иллюзий насчет возможности стихийного автоматического согласования разных интересов. Ведущей фигурой в джазе стал композитор-аранжировщик.

Таким был Эдвард-Кеннеди Эллингтон, руководитель одного из лучших свинговых биг-бэндов, пианист и композитор со знаменательным прозвищем «Дюк» («Герцог»). Когда его спросили, а на каком инструменте играет он сам, «Дюк» отвечал: «На оркестре». От старых времен «Дюк» остался, «свита» (comes) превратилась как бы в клапаны большого инструмента. Эллингтон происходил из верхнего слоя негритянской интеллигенции (сын видного чиновника Белого Дома). Он приобрел высшее музыкальное образование, и свое прозвище получил, видимо, не за позицию магната в оркестре, а за великосветскость и элегантность, столь необычную на фоне джазовой богемы (впрочем, его выступления всё же оплачивались значительно ниже, чем концерты белых джазменов). Но прозвище угодило в точку, да и сам свинг, сделавший возможным появление таких фигур в негритянском джазе, примечателен.

Дюк Эллингтон со своим оркестром. Когда его спрашивали, на каком инструменте играет он сам, Дюк отвечал: «На оркестре»

Правда, «Дюк» Эллингтон, по крайней мере, всерьез считался с индивидуальными особенностями своих музыкантов, сочинял специально для них (например, «Концерт для Гутти» — для своего трубача Гутти Вильямса). Он приноравливал свою музыку к сложившемуся составу оркестра, умело используя выигрышные стороны каждого и стараясь не менять состав. Отсюда удивительная слитность звучания его оркестра, стилистическая выдержанность, тончайшее проникновение в дух каждой пьесы.

Иначе подходили к оркестру другие. Основатель часто подбирал музыкантов к своему характеру, к своему пониманию музыки, к своей манере исполнения. Тех, с кем не мог сжиться и сработаться, удалял из оркестра. Эта политика достигла апогея в современных джаз-бэндах и бит-группах. Состав их обновляется каждые несколько лет (состав «Крыльев» Пола Маккартни — почти ежегодно). Немногие из них вообще живут дольше десяти лет, обычно распадаются раньше.

Наиболее отчетливо этот принцип выражен у великолепного Берта Кемпферта. Этот западногерманский композитор и дирижер каждый год распускает свой оркестр и набирает новый из наиболее преуспевающих инструменталистов. Имена звезд привлекают его лишь как свидетельства их высокой марки, но не как знаки их индивидуальности. Оркестранты здесь — ничто, босс оркестра — всё. Музыкальный стиль Кемпферта — не джаз и не рок, а сентиментальные шлягеры с примесью поп-ритмов. Социальный стиль Кемпферта — коммерческая музыка. В ней нет места для контрапункта.

Берт Кемпферт со своим оркестром, который он каждый год сменял, не ценя индивидуальности

Но контрапункт не умер к середине XX века. С «перепрофессионализацией» джаза (чрезмерной профессионализацией, т. е. появлением «джаза для джазменов», а именно так характеризуют эру «бибопа»), с явным сужением его базы в публике, у джазменов обнаружилась тяга к народным истокам джаза. Выросшие повсюду, как грибы, бесчисленные диксиленды знаменовали собой так называемый «ривайвл» (англ. revival) — «возрождение» ранних форм джаза (Asriel 1966). И опять Возрождение связано с контрапунктом.

Поставьте диск «Ленинградского диксиленда», «диксиленда Макса Грегера» или чешского «Ривайвл джаз бэнд» — и снова сплетутся голоса трубы, кларнета и тромбона, украшая и имитируя основную мелодию, будь то «Сан-Луи блюз» или «Светит месяц»…

Но вернемся к далекому прошлому и взглянем на то, что явилось тогда на смену контрапункту.

11. Генерал-бас и И. С. Бах

В трехголосых мотетах французских композиторов XII—XIV веков основную мелодию вел нижний голос, а два других звучали высокими подголосками. У гуманистов Италии в лирических «хвалебных песнях» ведущим стал верхний голос, а тенор вместе с еще более низким становился гармонической опорой. Самый низкий голос стали именовать «басом» (от итал. ‘низкий’), а выше тенора появились «альт» (от итал. ‘высокий’) и «сопрано» (‘самый высокий’). Такое многоголосие, в котором голоса неравноправны, а есть ведущий, называется гомофонией. Партию баса, которая получила задачу поддержки всего ансамбля, стали поручать и отдельному инструменту. Эти явления привели вскоре к новой гармонии.

Монах Людовико Гросси из Виаданы (его так и называют Виадана — как Палестрину по его городу), сочиняя церковную музыку для исполнения одним певцом, около 1600 г. придумал такой прием: сопровождающий органист должен играть бас левой рукой, а правой заполнять гармоническую ткань.

Сказалось и еще одно обстоятельство.

Контрапункт с его многоголосием и терцовым строем совпадений сделал привычными для слуха сложные звукосочетания — из трех и более звуков, построенные на терциях). Это и есть то, что получило название «аккордов» (от французского accord — ‘согласие’). Такой аккорд, скажем, на рояле — на белых клавишах рояля через клавишу. Еще гораздо позже, в годы французской революции, парижанин Оноре Лангле писал: «Один единственный интервал производит всю гармонию и все аккорды, этот интервал — терция; …от наслоения двух, трех, четырех и пяти терций образуются все основные аккорды» (цит. по Шевалье 1932: 80).

Из аккордов особенно выделились трезвучия. А из четырех возможных трезвучий — два: одно звучало весело, бодро (это мажор), другое — грустно, печально, мрачно (это минор). Из современной музыки: «Нам песня строить и жить помогает» — тут мелодия пробегает по мажорному трезвучию. «Много песен слыхал я в родной стороне…» (начало «Дубинушки») — пробегает по минорному трезвучию. А вся-то разница — в том, что у первого трезвучия нижняя терция — большая, верхняя — малая, у второго — наоборот. Переход от первого ко второму достигается простой передвижкой среднего звука в аккорде на полтона вниз — уменьшением нижней терции. Переход от второго к первому — соответственно увеличением. По-итальянски «увеличивать» — «маджоре», «уменьшать» — «миноре». Отсюда и названия самих трезвучий. Распознал их первым автор трактата «Двенадцатиструнник» Глареан в 1547 г., хотя они уже давно и всё больше применялись практиками. В 1558 г. итальянец Царлино построил на них свое «Гармоническое установление». К нам они пришли во французской одёжке: мажор и минор (majeur — ‘больший’, mineur — ‘меньший’). Звучит мажорно или минорно не только само трезвучие, но и звучание всего звукоряда определяется им. Скажем, «Вы жертвою пали в борьбе роковой» (Похоронный марш революционеров) — это минор. Ария Фигаро — в целом мажор. Итальянцы ввели и другие обозначения: dur (твердый) и moll (мягкий).