Сергей Аверинцев - От берегов Босфора до берегов Евфрата Страница 12

В предлагаемых переводах читатель встретится с тремя ва­риантами этой «мудрости», тремя учениями, каждое из кото­рых по-своему сулило душе вызволить ее из мира несвободы, показать ей, что свобода — ее природная сущность и что все царства и богатства на свете не стоят этой свободы. Первое из них — стоицизм, философская вера Мары. Именно потому, что стоицизм решительно подчинил умозрительные и научные интересы нравственным, он из всех греческих философских систем легче всего воспринимался за пределами греческой культуры — и в Риме Сенеки, и на Востоке Мары. Второе учение — гностицизм, выраженный в гимнах из апокрифиче­ских «Деяний апостола Фомы»; один из этих гимнов, уже упо­мянутая выше «Песнь о Жемчужине», напоминает человеку: ты — царский сыч на чужбине, не забывайся, не поддавайся ни робости, ни унынию, ни пустому довольству. Поэма дает таинственный образ зеркала, в котором человеку является высший лик его же души, — и сама хочет быть таким зерка­лом. Третье учение — ортодоксальное христианство. Хотелось бы отметить, как важен для сирийских христианских авторов среди всех догматов догмат о свободе воли. Воля «самовласт­на», человек сам выбирает спасание или погибель, и этой сво­боды у него не отнимет никакое космическое насилие. Сирий­ские поэты говорят об этом вновь и вновь с захватывающей страстью:

Свобода выходит в круги назначает нам борьбу,и через это является враг,но также победа над врагом,и победитель получает венец

- это слова сурового Ефрема Сирина[26]. Страсть — вот что в ко­нечном счете делает дидактику поэзией.

Итак

Итак, баланс конкретных исторических условий определил характерное для литературы в намеченных нами хронологичес­ких и географических границах господство интонаций, мотивов и образов религиозной проповеди. В то время и у тех народов вопросы широкого мировоззренческого характера не могли быть поставлены по-иному.

Как увидит читатель, эта книга задумана переводчиком как стилистический эксперимент; а всякий эксперимент осуществ­ляется тем, кто его предпринял, на свой страх и риск, и постоль­ку в некотором одиночестве. Риском не делятся, риск принима­ют на себя. Лишь поэтому замысел от начала до конца выпол­нен одним человеком, ясно сознававшим, как ему недостает квалификации ориенталиста.

Нет нужды объяснять, что подобная позиция ни в малейшей мере не противоречит самому уважительному отношению к той несравнимо более профессиональной переводческой работе, ко­торая велась и ведется советской сирологической школой. Кон­чина главы этой школы Н. В. Пигулевской и еще более недав­няя, безвременная кончина А. В. Пайковой — утрата не только для нашей ориенталистики, но и для русской культуры, остро нуждающейся в памяти о своих сирийско-коптских истоках.

Приятный долг переводчика — поблагодарить И. М. Дьяко­нова за самые хорошие советы, которые только могут быть, сове­ты, от которых делается стыдно, что не додумался до этого сам.

Примечания

1

В проблематику сирийской культуры вводит фундаментальный, посмертно изданный коллективом учеников труд: Пигулевская Н. В. Культура сирийцев в средние века. М., 1979. Монография убедитель­но показывает всемирно-исторический масштаб творческой и посред­нической активности средневековых сирийцев, она содержит полез­ные библиографические указания. Существует давний перевод англий­ской книги, увидевшей свет в 1894 г.: В. Райт. Краткий очерк истории сирийской литературы. СПб., 1902. Во втором томе «Истории всемир­ной литературы» (М., 1984) имеется глава о сирийской литературе, написанная Л. X. Вильскером. Дальнейшая библиография по сирий­ской литературе:BaumstarkA.GeschichtedersyricheLiteraturmitAusschlussderchristlich-palastinensischenTexte. Bonn, 1922;Baumstark A. und Rucker A. Die aramaische und die syrische Literatur (Handbuch der Orientalistik. Bd. 3). Leiden, 1954;Duval R. Anciennes litteratures chretiennes. Т. II. La litterature syriaque. Ed. 3. P., 1907;Chabot J. B. Lit­erature syriaque. P., 1935

2

Ср.:ЦеретелиК. Г.Сирийскийязык. М., 1979. Поздней формой сирийского языка является современный ассирийский язык, см.: Ка- лашев А. Русско-айсорский и айсорско-русский словарь. Сборник ма­териалов по описанию местностей и племен Кавказа. Вып. 20. Тб.,1894; Церетели К. Г. Хрестоматия современного ассирийского языка со словарем. 2-е изд., Тб., 1980. О современных этноконфессиональ- ных общностях, преемственных по отношению к средневековым носи­телям сирийского языка и сирийской культуры, см.: Шпажников Г. А. Религии стран Западной Азии. Справочник. М., 1976, и прилагаемую библиографию. Ср. также работы К. П. Матвеева о так называемых ассирийцах, например заметку: Ассирийцы // Азия и Африка сегодня. 1984. № 11. С. 52—53; Ассирийцы в городах европейской части СССР / Малые и дисперсные этнические группы в европейской части СССР // Расселение и культурные традиции. М., 1985. С. 46—55. В Ираке и других странах мира издаются журналы на арабском, современном ассирийском, турецком и западных языках, посвященные культивиро­ванию сирийской традиции в связи с национальными чувствами групп, ощущающих себя ее наследниками, например: «Вауп al-Nahrayn» (Mo­sul), «JournaloftheSyriacAcademy» (Baghdad), «Hujada» (Sodertal- je) и т. д. В русской дореволюционной науке понятие о «связи времен» дают классические работы замечательного ориенталиста Болотова, по­священные исторической тематике, но с оглядкой на современное бы­тие потомков древних народов, например: Болотов В. В. Из истории церкви Сиро-Персидской. СПб., 1901 (чисто прагматически это внима­ние к современности было связано с церковно-дипломатическими кон­тактами 90-х годов XIX в., в которых Болотов, как известно, принимал активное участие, но в перспективе более широкой оно выражает ту традицию уважительного внимания к прошлому и настоящему малых народов, которая завещана нам отечественной научной классикой

3

См.: Еланская А. И. Коптский язык. М., 1964; она же. Коптская литература // История всемирной литературы. Т. 2. М., 1984. С. 360— 364;Kamil М.Aspects de l'Egypte Copte (Berliner Byzantinistische Ar- beiten. Bd. 31). В., 1965. Можно рекомендовать написанную с боль­шой глубиной человеческого проникновения последнюю главу попу­лярной книги великого отечественного египтолога: Тураев Б. А. Древ­ний Египет. Пг., 1922. С. 151-178..

4

 См.: Tisserant Е. Eastern Christianity in India. Calcutta, 1959; Tis- serant E., Hambye E. R. Eastern Christianity in India. A History of the Syro-Malabar Church from the Earliest Time to the Present Day. L., 1957. О проповеди христианства в Китае см.: Moule А. С. Christians in Chi­na before the Year 1550. L., 1930.

' См.: Ruppert F. Das pachomianische Monchtum und die Anfange klosterlichen Gehorsams. Miinsterschwarzach, 1971. Ср. также: Schwietz St. Das morgenlandische Monchtum. Bd. I—III. Mainz, 1904-1938; Heussi K. Der Ursprung des Monchtums. Tubingen, 1936; Cousin P. Pre­cis d'histoire monastique. P., 1956; Festugiere A.-J. Les moines d'Orient. P., 1961.

Confessiones VIII, 8, 19.

5

Ср.: Кобищанов Ю. М. Аксум. М., 1966.

6

Ср.: Тарн В. Эллинистическая цивилизация. Пер. с англ. М., 1949. С. 190-191.

7

Пер. 3. В. Диль. — Лукиан из Самосаты. Избранное. М., 1962. С. 32.

8

Через шесть веков аналогичное по смыслу арабское выражение "ши'ат Али» — «партия Али» — послужило истоком наименования религии шиитов как ветви ислама. Отметим, что по-гречески образо- ианные таким способом слова могли означать также различные состоиния зависимости, принадлежности или приверженности (чей-то слу- ш, вольноотпущенник-клиент, «клеврет», вообще чей-то «человек»). Положение христианина в его отношении к своему Христу эти смыс­ловые обертоны слова передавали довольно точно («...верую Ему, якомрю и Богу»); что мы хотим подчеркнуть, так это идейную, нацио­нальную и эмоциональную нейтральность термина christianos, отсут- | гвие в нем какой-либо «почвенной» или специфически сакральной, "Духовной» окраски.